Марина Серова - Сердце на замке
— Всем стоять! Кто шевельнется, убью на месте! — заорала я жутким голосом, который и сама бы теперь не узнала. Второй вооруженный бандит скрывался где-то в углу и мог пальнуть на голос. Поэтому я залегла на пол и стала тихо пробираться к окну.
— Ох, — всхлипнул кто-то тихо. Честное слово, я могла бы запросто пустить в ту сторону короткую очередь, настолько чувствовала себя в опасности. Над головой прогремела очередь. Понятно хотя бы, откуда стреляют. Дверь открылась, и в вертикальном проеме щели показались еще две квадратные фигуры. Теперь уж точно надо «делать ноги».
Прыгая на корточках в полной темноте как настоящий заяц, я доскакала до второго окна, которое только что было прикрыто елкой, автоматом вышибла стекло и катапультировалась наружу. Повезло, что зал для званых обедов и незваных расстрелов находился на втором этаже — с такой уж высоты я прыгаю запросто. Главное, не останавливаться, а как можно дольше катиться в сугробе, чтобы не стать живой мишенью для какого-нибудь штыревского наемника. Я подкатилась чуть ли не к самому заднему крыльцу штыревского дворца, за приоткрытой дверью которого мелькнула знакомая россыпь черных кудрей. Еще мгновение, и я с силой вцепилась в эти волосы, рванув на себя белую от страха Люсьен, глаза которой, казалось, занимали сейчас половину лица, как чайные блюдца. «Тоже из какой-то сказки, — успела подумать я на ходу. — Не жизнь, а сплошная сказка». Из окна в нашу сторону раздалась автоматная очередь, потом еще одна…
— А-а-а, убивают! — громко заорала Люсьен. — Пусти! Пусти, гадина!
Ну как же! Теперь ты, Люсьен, — мое последнее и единственное спасение. Придется потерпеть. Еще сильнее дернув ее за волосы, так, что Люська вскрикнула от боли, я поднесла к виску женщины оружие и прошипела ей в лицо:
— Скажи, чтобы не стреляли. А то сейчас убью…
— Не стреляйте! Убивают! — громче прежнего завопила Люсьен. — Ну пожалуйста, я же жить хочу! Жить!..
Стрельба разом прекратилась. Я чувствовала, что из окон в нашу сторону смотрят ублюдки с оружием. Интересно, Штырь тоже смотрит? Это хорошо — пусть полюбуется. Мертвой хваткой держа Люсьен и подгоняя ее пинками, я вышла во двор, на всеобщее обозрение.
— Учтите, я успею вышибить ей мозги. Это дело одной секунды, — объявила я, не отнимая оружия от виска заложницы.
— Спасите-е-е! Помогите-е-е! Не надо! — тряслась в моих руках обезумевшая от ужаса Люсьен.
— С ней ничего не случится, если вы дадите мне сесть в машину, откроете ворота и позволите уехать. Обещаю через некоторое время вернуть в сохранности… — сказала я, сама продвигаясь тем временем к машине, на которой только что рулила Тамара. Интересно, жива ли? Вот Володька Кривин почти наверняка лежит на втором этаже мертвый, с пробитым казанком.
— Сделайте это! Ванечка! Дорогой! Сделай это для меня. Ты говорил, что лю-юбишь, дай нам уйти! — надрывно орала Люсьен. — Ты же говорил, что больше жизни-и… А-а!..
— Заткнись, — встряхнула я заложницу. — Видишь, они пока молчат. Быстро садись в машину.
Слава богу, машина оказалась незапертой. Считалось, наверное, что тут на даче все свои. Нет, уж лучше чужие, если свои такие. Я впихнула Люсьен через водительское сиденье, стараясь не отрывать от ее головы оружия, а сама села за руль. Самое трудное, можно сказать, позади.
Если бы я была на месте Люсьен, я бы воспользовалась этими секундами, когда нужно тратить внимание, чтобы захлопнуть дверцу, нащупать руками руль, ключ зажигания… Этих нескольких секунд мне точно хватило бы, чтобы врезать любому захватчику по зубам. Но, похоже, у Люсьен и мысли не было попытаться освободиться как-то самой, она сейчас не понимала даже, чего хочет она и что ей нужно делать. Вернее, понимала только одно, что любым способом хочет остаться в живых. Железные ворота медленно открылись, и я, по-прежнему держа оружие возле головы Люсьен, начала давать одной рукой задний ход. Так-так, ворота почти проехали, хотя мы по-прежнему видны со всех сторон как на ладони…
— Стреляйте. Уйдут ведь, суки! — неожиданно раздался чей-то резкий гортанный голос, когда мне уже казалось, что основная опасность позади.
— Дура, быстро на пол! — шибанула я локтем Люсьен, бросая автомат и вцепляясь обеими руками в руль. Я тоже пригнулась, как только могла, — и вовремя. Пуля прошила лобовое стекло и метила как раз точно в лоб, потом свистнула еще одна.
— Не шевелись, не высовывайся! — отдавала я Люсьен краткие указания, выруливая на дорогу и газуя на предельно допустимой скорости. Только бы не погоня.
Вряд ли жители деревни Нечаевка видели когда-нибудь подобное автородео. Какое счастье, что куры и гуси топтались на обочинах и не лезли под колеса. На главной улице, возле сельпо, я на секунду притормозила и крикнула стоящему возле столба парню:
— Быстро звони в милицию! Там стреляют. На дачах…
Больше времени терять было нельзя, и я вновь нажала на газ. Но, по-видимому, в деревне и так уже услышали стрельбу, потому что навстречу нам с воем пронеслись две милицейские машины.
— Вот черт! Теперь оцеплять будут. Наверное, на шоссе уже везде патрули.
— Может, у тети Кати спрятаться? — заныла Люсьен.
— У какой еще тети Кати? — Я плохо слушала ее, потому что лихорадочно соображала, какой дорогой гнать, чтоб избежать погони. На даче произошло убийство, типичная разборка. А возможно, и не одно. Выступить свидетелем в подобной истории — это надолго.
— Я у нее молоко часто беру. Она из соседней деревни, из Пупырловки ходит. У нее пока спрятаться можно.
— А милиции не выдаст? Вдруг все дворы обходить начнут? — спросила я и тут же подумала: вряд ли будут искать кого-нибудь в Пупырловке, на это у наших блюстителей порядка рвения не хватит.
— Да она, тетя Катя, совсем глухонемая. И я денег ей давала. Нет, даже если спрашивать будут, она не выдаст, — уверяла меня Люсьен.
— Ладно, тогда пошли, — скомандовала я.
А правда, чем я рискую? Не могла же Люсьен заранее знать, что ей придется покидать бал таким образом, и о чем-либо заранее договориться со своими бандитами.
Я остановила машину с пробитыми стеклами на дороге, в двух шагах от посадок. Здесь же найдут и автомат — еще одно вещественное доказательство. И больше никого. Выйдя из машины, я возблагодарила всевышнего, что он послал снег — наших следов точно не будет видно. Вот бы он послал нам еще и теплой одежды! Люсьен дрожала на ветру в своих шелковых восточных штанишках, я тоже, пока прыгала по сугробам, отморозила коленки. Пока была смертельная опасность, как-то подзабылось, что на дворе зима, декабрь, последние дни перед Новым годом. Меня, разумеется, удивило, что Люсьен уже почему-то не видела во мне своего врага, не относилась ко мне как к виновнице своих несчастий… Скорее наоборот, подозрительно ласково…
— Ты слышала? Это Штырь крикнул, чтоб стреляли, — сказала Люсьен и заплакала, кусая губы. — Эти не хотели, а он… не пожалел. Еще немного — и прикончил бы.
Я молчала. А что мне было сказать? Хорошо, что я потратила кучу времени, чтобы научиться водить автомобиль на уровне гонщика-профессионала. Подружка Света все понять не могла, как это мне не лень каждое воскресенье гонять за городом, выделывая по полям виражи. Она помидорки режет, валяется, загорает — а я тренируюсь, как сделать разворот за несколько секунд. Если бы посчитать, сколько раз эти самые несколько секунд помогли мне спасти жизнь. А что касается загара — так морской все равно красивее, чем здешний. Лучше уж специально выбраться для этого на море. Хотя там я тоже из воды не вылезаю, учусь нырять на глубине. А потом все удивляются: откуда у тебя, Танечка, такая белая кожа, весьма подходящая к зеленым, изумрудным глазам? Какими приемами ты пользуешься? Работой, господа, исключительно работой частного детектива, что и всем вам рекомендую.
— А ведь говорил, что любит, — доплакивала свое Люсьен, пока я, содрав с автомобильных сидений меховые накидки, быстренько делала в них дыры для рук, чтобы смастерить самопальные тужурки. А чего такого? Если издалека не приглядываться, то смахивают на шубки из искусственного меха, тут в деревнях и не в таких ходят. Точь-в-точь, как в рекламе какого-то шампуня! Остается только волосы под колонкой помыть.
Бр-р! Даже от одной такой мысли охватывала леденящая дрожь. Чтобы согреться, мы с Люсьен быстрым шагом направились в сторону деревни Пупырловки. Шелковый платочек, который недавно кокетливо лежал на пышных кудрях Люсьен, теперь был по-бабьи повязан на голове, чтоб не простудить уши. Мы даже и не говорили по дороге. Люсьен шла, погруженная в свои мысли, и лишь иногда нервозно всхлипывала. Я поняла, что в самое сердце поразил ее приказ Штыря стрелять в машину — значит, он готов был пожертвовать своей женщиной, лишь бы убрать свидетеля. Неужто настолько разозлился, что не удалось тихо провернуть дельце?
