Наталья Борохова - Досье на адвоката
Зря бедняга кричал о своей невиновности, кто бы его стал слушать! Есть данные дактилоскопии, и точка! Найденные вещи принадлежат убитой, стало быть, брать их в руки мог только маньяк.
В довершение всего этого безумства из квартиры Климова была изъята кое-какая одежда. И вот ужас! На брюках подозреваемого нашли несколько джинсовых волокон, идентичных тем, которые имелись на сумочке жертвы. Напрасно бедный Алексей Александрович говорил что-то о том, что эти брюки он не надевал с прошлого лета и что джинсовой одежды в его доме – пруд пруди! Дело оставалось за малым – убедить Климова, что он все-таки виноват и страшно раскаивается в содеянном.
Как имела возможность увидеть Елизавета Дубровская, это правоохранительным органам удалось. Пусть для осуществления благородной задачи потребовалось сделать некоторое внушение несознательному Климову. Но в конце концов цель оправдывает средства!
…Несмотря на то что в конце тоннеля забрезжил свет и в деле Климова появились хоть какие-то обнадеживающие моменты, праздновать победу было еще рано. В этом Елизавета смогла убедиться очень быстро. Отдавая в руки следователя Вострецова письменное ходатайство о проведении в отношении ее подзащитного медицинского освидетельствования, Дубровская, конечно же, не надеялась на чудо. Но по крайней мере она ожидала, что сумеет смутить рыжего наглеца и поставит его в затруднительное положение. Происхождение кровоподтеков на теле Климова необходимо будет объяснять, и здесь вряд ли поможет сказочка про падение с нар. Но через пару дней Игорь Валентинович, ехидно улыбаясь, передал ей в руки какие-то бумаги.
– Что это? – спросила она.
– Уважаемая Елизавета Германовна, – торжественно произнес следователь. – После нашей последней встречи, когда от вас поступил тревожный сигнал о состоянии здоровья вашего… нет, нашего подопечного, я, признаюсь, не спал всю ночь! Я все думал, как же так получилось, что вверенная нам хрупкая жизнь бедняги Климова оказалась под угрозой? Неужели в наших следственных изоляторах такие непрочные спальные места? Неужели так сложно обезопасить каждого заключенного специальным предохранительным бортиком, чтобы он, потеряв во сне бдительность, не свалился ненароком на пол и не расшиб себе нос? Вы согласны со мной, Елизавета Германовна?
Темно-карие глаза Дубровской давно уже стали угольно-черными. Ей казалось, что через мгновение у нее, как у сказочного Змея Горыныча, изо рта повалит едкий дым. Она испепеляла Вострецова взглядом, но толстокожий следователь был неуязвим.
– Давайте не будем разыгрывать комедию! – Ее голос даже охрип от негодования. – Вы видели телесные повреждения Климова? Я, конечно, не специалист, но следы, оставшиеся после применения резиновых дубинок, разглядела. Кажется, я просила вас провести освидетельствование, а вы мне что даете? – Она потрясла печатными листами перед носом Вострецова.
Тот изобразил вид примерного первоклассника, взял из рук Дубровской бумаги и с выражением прочитал:
– «Рапорт. Составлен пятого июля сего года… Обвиняемый Климов А.А., содержащийся под стражей в учреждении СИ 70/4, неоднократно нарушал режим, что выражалось… Это вам неинтересно. М-м-м, вот!., так, пятого июля, не подчинившись законным требованиям работников оперчасти Галиулина, Мешкова, Корыстина и Фролова, производящих досмотр всех лиц, находящихся в камере номер сто двадцать, отказался добровольно отдать им четки. На уговоры и предупреждения реагировал агрессивно. В результате к Климову АА. были применены спецсредства в виде резиновых дубинок. О случившемся своевременно было доложено начальнику следственного изолятора. Действия Галиулина, Мешкова, Корыстина и Фролова были признаны законными и обоснованными…»
Он победно взглянул на Елизавету:
– Вопросы есть?
– Конечно. Что такое четки?
– А это, уважаемая… пардон! Елизавета Германовна, по-вашему, по-женски, такие бусинки на ниточке, которые заключенные катают из хлебного мякиша. Люди религиозные используют сей предмет для отсчитывания поклонов во время молитвы. Наши же заключенные в массе своей безбожники, крутят этот шнурок в руках просто из баловства. Нервы себе успокаивают.
– Да я десятки раз видела эти шнурки у подсудимых в зале заседаний! – воскликнула Елизавета. – Насколько я помню, ни суд, ни конвой ничего против этих вещей не имели. Какая была необходимость четырем здоровым лбам из изолятора отбирать эти бусы у худощавого, доведенного до ручки Климова? Что, важнее дела не нашлось?
– Я прочитал вам рапорт. Желаете обжаловать действия оперсостава?
Глаза Вострецова излучали прямо-таки неуемное веселье.
– Я поняла, что в этом случае буду похожа на Дон Кихота.
– Простите?
– Это все равно что бороться с ветряными мельницами. Так?
– Так, Елизавета Германовна! Не берите близко к сердцу всю эту историю. За что бы ни получил по мозгам ваш Климов, поверьте, он получил за дело…
«Особенно если учесть, что после этого он добровольно взял на себя вину в убийстве трех девушек…»
* * *– Пожалуй, меня трудно назвать удачливым человеком, – с горькой улыбкой на губах рассказывал Климов. – Но в одном мне повезло бесспорно. У меня была потрясающая мама…
Светловолосая, голубоглазая, с нежной, почти прозрачной кожей, она казалась маленькому Алексею воплощением Божьей Матери на земле. Ее кроткий нрав и ангельское терпение делали ее непохожей на всех других представительниц слабого пола.
– Ты мой малыш, – говорила она маленькому Алеше. А тот, замирая от счастья, прижимался к ней. Так они проводили долгие вечера. А по ночам бедный мальчик вскакивал в холодном поту и на цыпочках приближался к постели матери. Ему казалось, что она не дышит. Мысль о том, что его мама может умереть и оставить его одного в этом неуютном, злобном мире, приводила в ужас. Его отец был очень известен и материально благополучен. По этим же причинам его вклад в воспитание сына был чисто символическим. Он вечерами пропадал на различных мероприятиях со всякими нужными людьми, неделями не вылезал из командировок и месяцами не общался с женой и ребенком. Но Алеша не роптал. Его вполне устраивало, что самую лучшую на свете маму не нужно делить с каким-то мужчиной, пусть даже с собственным отцом.
Женское воспитание наложило отпечаток на формирование характера мальчика. Он не доставлял хлопот педагогам, не очень жаловал спорт, а свободное время предпочитал проводить за книжкой. Девчонки вились вокруг смазливого подростка с предложениями вечной любви и дружбы, но ни одна из них в этом не преуспела. Все они казались Алексею поверхностными, хвастливыми, помешанными на тряпках и заграничных фильмах. Лишь мать, единственная и неповторимая женщина всей его жизни, гордо стояла на недосягаемом пьедестале, а суетливые девчонки-одноклассницы не были достойны даже смахивать пыль с ее туфель…
Причины такого нетипичного для подростка поведения крылись в характере взаимоотношений между матерью и отцом. Алексей подрос и стал замечать то, на что раньше не обращал внимания. Он слышал приглушенные рыдания матери по вечерам, которые она пыталась скрыть, уткнувшись лицом в подушку.
До него долетали обрывки разговора между родителями, когда раздраженный отец срывал дурное настроение на ни в чем не повинной супруге. Как-то раз, вернувшись из школы раньше времени, он увидел у ворот дома служебный автомобиль отца. Из спальни доносились странные звуки. Алексей уже был взрослым мальчиком и в общих деталях представлял, чем могут заниматься мужчина и женщина, оставшись наедине. Поэтому он, взяв на кухне яблоко, забрался с ногами в кресло и стал терпеливо ждать, когда все закончится.
– Лешенька, – раздался вдруг знакомый голос. – Ты почему так рано?
Его мать зашла в комнату в плаще. Судя по мокрым волосам и зонтику в руках, она только что откуда-то вернулась.
Он вытаращил глаза, тщетно пытаясь понять, как его мама смогла оказаться в двух местах одновременно. Из спальни по-прежнему доносились стоны. Когда ужасная догадка пришла к нему в голову, он долго не рассуждал. Схватив мать за руку, он потащил ее к дверям комнаты.
– Мама, ты должна это остановить. Там…
Она остановила его:
– Не надо, сынок, я все знаю.
Из спальни вышла пунцовая горничная, на ходу застегивая юбку. Следом за ней появился отец. Он как ни в чем не бывало спросил сына о школьных отметках и засобирался на работу. Когда за ним захлопнулась дверь, Алексей обратился к матери:
– Зачем ты все это терпишь?
– Так надо, сыночек. У тебя должен быть отец.
Такого самопожертвования он не понял. Одно лишь усвоил четко: женщин на свете много, но таких, как его мать, больше нет…
В престижном институте, место в котором выбил для него влиятельный отец, Алексей сразу же попал в поле зрения потенциальных невест. Особенно он приглянулся красавице Ларисе, студентке юридического факультета. Будучи свободной от всякого рода комплексов и предрассудков, девушка вела почти богемную жизнь. В ее поклонниках числилась большая часть студентов курса и некоторые преподаватели. Лишь Алексей, красивый и воспитанный юноша, оставался слеп по отношению к подобному чуду природы. Однажды предприимчивая красавица во время одной из студенческих вылазок на природу очень кстати подвернула себе ногу. Желающих помочь страдалице было, как всегда, хоть пруд пруди, но сама Лариса отдала предпочтение Алексею. Тот, неискушенный в женских хитростях, воспринял ее просьбу как нечто естественное. Когда они переправлялись через лесной ручей, девушка теснее прижалась к нему, а потом вдруг внезапно поцеловала. Неизвестно, что чувствовала в тот момент сама соблазнительница, но Алексей ощутил лишь влажную податливость ее губ да вкус только что съеденных во время привала макарон по-флотски. Ошеломленный внезапной атакой, юноша выпустил из рук драгоценную ношу, и Лариса, в модном комбинезоне и дорогих кроссовках, полетела в холодную воду. Алексей как ни в чем не бывало продолжил свой путь дальше…
