Джон Гоуди - Американский детектив - 4
Впереди появился поезд, двигавшийся прямо на него. Долович только улыбнулся и продолжал шагать ему навстречу. Это был экспресс, двигавшийся с севера, в следующий миг он отвернул в сторону. В первый день его работы двенадцать лет назад никто не потрудился предупредить его насчет северного экспресса и, когда тот с грохотом помчался на него, Долович в ужасе забился в сточный лоток. Одной из маленьких радостей его жизни теперь стало наблюдать, как поведет себя очередной новичок, когда на них с ревом помчится северный экспресс.
Неделю назад он сопровождал по туннелю каких-то больших шишек из токийского метро и получил прекрасную возможность проверить так называемую восточную невозмутимость. Какая тут невозмутимость, когда северный экспресс помчался на них! Как и все прочие, азиаты и с криками разбежались кто куда. Однако быстро пришли в себя и начали жаловаться на шум.
— Ну, ладно, — сказал он, — это же туннель, а не ботанический сад.
Жаловались они и на саму диспетчерскую — дескать, слишком однообразно, слишком запущенно, слишком мрачно. Долович решил, что гости спятили. Да, действительно, это было всего лишь длинное, узкое, неуютное помещение с несколькими столами, телефонами и туалетом. Но, как говорится, на вкус и цвет товарища нет, а диспетчерскую украшал огромный экран во всю стену, на котором была изображена схема метро и лампочками различных цветов показаны маршруты и передвижения всех поездов, проходящих через их сектор. Все это накладывалось на карту путей и станций.
Он поднялся по ступенькам и вошел в свою башню — центр управления, в котором проводил по восемь часов в день. Башня... Конечно, официально она называлась центральной диспетчерской, но так её никто не называл. Это была имено башня — по имени старинных башен, возвышавшихся когда-то в ключевых точках над железными дорогами. Так и "башни" метро были расположены под землей в ключевых точках системы.
Долович огляделся. Все его сотрудники сидели за своими пультами управления, наблюдали за событиями, происходящими на экране, и негромко переговаривались с машинистами поездов, диспетчерами и сотрудниками "башен" в соседних ключевых точках. Его взгляд остановился на Дженкинс. Женщина. Женщина — сотрудник "башни". Да ещё и черная к тому же.
Он никак не мог с этим свыкнуться, даже месяц спустя. Ну, пожалуй, ему следует привыкнуть; упорно ходили разговоры, что все больше женщин успешно сдают экзамены на должность диспетчера! И что дальше — женщины станут машинистами поездов? Машинистками? Нельзя сказать, чтобы у него были основания жаловаться на миссис Дженкинс. Она была спокойной, опрятной, знающей и деликатной. Но все же...
Из левой половины помещения его поманил к себе Марино. Долович, не спуская глаз с экрана, подошел к его креслу и остановился за спиной. На экране южный местный поезд застыл между двадцать восьмой и тридцать третьей улицами.
— Он не двигатется, — сообщил Марино.
— Вижу, — кивнул Долович. — И давно?
— Несколько минут.
— Ладно, позвони в центр управления, они могут связаться с машинистом.
— Это я уже сделал, — обиделся Марино. — Его пытаются вызвать по радио. Но он не отвечает.
Долович мог бы назвать целый ряд причин, по которым машинист не отвечает по радио, и главная среди них — того просто не было в кабине, он вышел наружу, чтобы поправить автоматическое защитное устройство, случайно остановившее поезд, или закрыть болтающуюся дверь. Случись что-то серьезное, машинист сообщил бы по радио диспетчеру, следящему за поездом. Но в любом случае он должен был доложить по радио в центр управления.
Продолжая смотреть на экран, Долович сказал Марино:
— Если он не новичок, причина, почему он не сообщил в центр управления, может заключаться в том, что у него испортилось радио. И эта ленивая задница не потрудилась поднять телефонную трубку. Последнее время все они слишком зазнались.
Когда он только начинал работать, такой роскоши, как двусторонняя радиосвязь, не существовало. Если у машиниста возникали проблемы, ему нужно было выйти из кабины, спуститься на полотно, идти к одному из телефонов, размещенных в туннеле через 500 метров, и звонить оттуда. Телефоны находились там по-прежнему, и ими можно было при необходимости воспользоваться.
— Этому сукину сыну нужно сделать соответствующую запись в личном деле, — буркнул Долович. Газы снова начали давить ему на сердце. Он попытался рыгнуть, но не смог. — Что это за поезд?
— Пелхэм Час Двадцать Три, — ответил Марино. — Смотрите, он начинает двигаться. — Тут Марино изумленно повысил голос: — Господи Боже, он движется в обратную сторону!
Райдер
Когда Лонгмен постучал в дверь кабины, Райдер некоторое время подержал его снаружи, пока не расстегнул замки коричневой сумки и не достал оттуда автомат. Машинист онемел от изумления. Райдер отпер дверь, и Лонгмен шагнул внутрь.
— Надень маску, — Райдер подтолкнул к нему его сумку. — И достань оружие.
Он выскользнул из кабины, прикрыл за собой дверь и стал рядом, держа автомат у ноги. В центре вагона, уже не стараясь остаться незамеченным, Стивер вытащил свой автомат из цветочной коробки, развалившейся почти пополам там, где она была перевязана и скреплена липкой лентой. В конце вагона от своей коробки разогнулся Уэлкам. Ухмыляясь, он водил дулом по вагону.
— Внимание, — громко сказал Райдер и увидел, как все пассажиры повернулись к нему, — не синхронно, но в зависимости от скорости реакции. Сейчас он держал автомат на сгибе руки, ствол лежал на правой, пальцы левой согнуты на спусковом крючке. — Всем сидеть на месте. Никому не двигаться. Каждый, кто попытается встать или просто пошевелиться, будет убит. Других предупреждений не будет. Если шевельнетесь, вам конец. — Он оперся о стену, так как вагон медленно двинулся вперед.
Каз Долович
Красные огоньки на большом экране замигали.
— Он движется, — сказал Марино. — Вперед.
— Я и сам это вижу, — бросил Долович. Он подался вперед, обеими руками оперся на спинку кресла Марино и уставился в экран.
— А теперь остановился, — хрипло выдавил Марино. — Снова остановился. Почти на полпути между станциями.
— Псих какой-то, — проворчал Долович. — Ох, надеру я ему задницу!
— Все ещё стоит, — добавил Марино.
— Я намерен пойти посмотреть, какого черта там творится, — решил Долович. — И мне наплевать, как он будет извиняться, все равно я надеру ему задницу!
Тут он вспомнил про миссис Дженкинс. Лицо её оставалось непроницаемым, но... Господи, — подумал Долович, — мне бы следовало следить за своим языком. Надо бы засунуть его куда поглубже. О чем они думали, когда разрешали женщинам сдавать экзамен на диспетчера? Как можно управлять железной дорогой без ругани?
Когда он открывал дверь, до него донесся возмущенный голос из динамика:
— Что, черт побери, у вас творится с этим сумасшедшим поездом? Срань господня, неужели вы не в состоянии что-нибудь с ним сделать?
Это был голос начальника движения, кричавшего в микрофон из центра управления. Долович усмехнулся, глядя на окаменевшую спину миссис Дженкинс.
— Скажи его милости, что меры будут приняты, — сказал он, обращаясь к Марино, и начал торопливо спускаться в туннель.
Райдер
На автоматы ушла уйма денег, обрезы, которые в их случае могли стать не менее страшным оружием, обошлись бы гораздо дешевле, но Райдер считал, что такие затраты вполне разумны. Его не слишком заботило, как они поведут себя в бою (было хорошо известно, что они — смертельное оружие на близкой дистанции, но с её увеличением бьют все более неточно, причем задирают пули вверх и вправо, так на 100 метрах почти бесполезны), он ценил их за психологический эффект.
Джо Уэлкам называл автоматы оружием, заслуживающим уважения, и даже со скидкой на его ностальгию по традиционному оружию гангстерской поры, он был прав. Даже полиция, прекрасно знавшая их недостатки, с почтением относилась к оружию, которое способно было выплевывать 450 разящих пуль калибра 0, 45 в минуту. И прежде всего им предстояло произвести впечатление на пассажиров, воспитанных на кинобоевиках, где автоматы буквально разрезают человека пополам.
В вагоне все затихло, если не считать стука колес на стыках — Лонгмен продолжал осторожно вести поезд по туннелю. Стивер, стоя посреди вагона, повернулся к Уэлкаму, находившемуся в его дальнем конце. Оба были в масках. Теперь Райдер в первый раз пересчитал пассажиров в передней части вагона. Их было шестнадцать. Дюжина с третью, так сказать. Но, бесстрастно их рассматривая, он в каждом видел индивидуальность.
Два маленьких мальчика с круглыми глазами размером с блюдце, скорее восхищенные, что им довелось стать участниками телевизионного боевика, развернувшегося в реальной жизни. Их пухлая мамаша, оказавшаяся перед выбором: упасть в обморок или броситься на защиту своих детенышей. Какой-то белобрысый хиппи со спадающими на плечи, как у Христа, волосами, такой же бородой, в шерстяном пончо в стиле индейцев навахо, с повязкой на голове и кожаных сандалиях с ремешками. Хиппи был в каком-то отрешенном состоянии либо пьян, либо накачался наркотиками. Плотная темноволосая девушка в какой-то невероятной шляпке. Дорогая проститутка? Пятеро негров: двое пареньков с пакетами почти на одно лицо — удлиненные, костлявые печальные лица с непропорционально большими глазами и крутыми белками. Лихой тип, смахивавший на военного, в берете, как у Че Гевары, и в накидке, как у Хайле Селасие. Мужчина средних лет, холеный, симпатичный, хорошо одетый, с атташе-кейсом на коленях. Полная спокойная женщина, вероятнее всего, прислуга, воротник пальто под чернобурку, не иначе подарок доброй хозяйки. Старик, седой, розовощекий, маленький и нервный, в кашемировом пальто, шляпе перламутрового цвета и шелковом галстуке. Явно ушибленная судьбой пьяньчужка в пальто неопределенного цвета и множестве юбок, невообразимо грязная и заскорузлая, сопящая в полубессознательном оцепенении...
