Феликс Фрэнсис - Азартная игра
Да, не слишком ободряющие новости.
– Но неужели ничего нельзя сделать? – спросил его я. – Операцию, к примеру? А как насчет металлической пластины? В лодыжку у меня вставлена после одной из травм.
– Эта область шеи имеет весьма деликатное строение, – сказал он. – К тому же еще и очень сложное, ни в какое сравнение с лодыжкой не идет. Здесь совершаются самые сложные движения, в разных плоскостях и под разными углами. Проблема крепления к черепу, уже не говоря о том осложнении, что нервные волокна, подающие сигналы от всех частей тела, проходят теперь через самую середину, не говоря уже о том, что мозговой ствол доходит до этого поврежденного позвонка. Не думаю, что металлическая пластина тут поможет, скорее создаст новые проблемы. Если будете вести нормальный образ жизни, мышцы все удержат и шея будет в полном порядке, только старайтесь не попадать в автомобильные аварии. – Он улыбнулся. – И мой вам совет – воздержитесь от драк.
На протяжении нескольких недель после этого я едва поворачивал голову и какое-то время снова спал в специальном воротнике. Помню, как панически боялся чихать – вдруг голова отлетит, а к лошадям и на пушечный выстрел не приближался, уже не говоря о том, что не садился в седло. Хватит рисковать.
– Страшно хотелось приехать и посмотреть, как ты работаешь с лошадками, – сказал я Джен, вновь вернувшись к реальности. – Но боюсь, что скакать не буду.
Она огорчилась.
– А я-то думала, тебе понравится.
– Еще как понравилось бы, – ответил я. – Но слишком велик риск. Для моей шеи.
– Чертовски жаль.
Еще бы не жаль. Я истосковался по верховой езде. Приезжать на скачки из Лондона каждую неделю – это, конечно, приятно, отвлекает от унылой городской жизни, и одновременно – мучительно. Каждый день я по-приятельски болтал со своими клиентами, особенно если на них были шелковые жокейские ветровки, и мне мучительно хотелось оказаться на их месте. Иногда после всех этих разговоров я сидел в машине и оплакивал то, что потерял. Почему? За что? Почему это случилось именно со мной?
Я покачал головой, крайне недовольный собой, и решил выбросить все эти мысли из головы. Пора перестать жалеть себя. Я должен быть благодарен судьбе за то, что мне двадцать девять, я жив и счастлив, что у меня хорошая работа и я вполне обеспечен с финансовой точки зрения.
Но до чего же мне хотелось снова быть жокеем!
За первым забегом я наблюдал с выгодной позиции на трибунах; яркие и по-арлекински пестрые ветровки жокеев так и сверкали на солнце, пока лошади преодолевали две мили до финишного столба.
И, как всегда, глядя на это зрелище, я испытывал острое чувство тоски. Интересно, пройдет оно когда-нибудь или нет? Пусть даже Челтенхем был тем самым местом, где столь болезненно и плачевно закончилась моя карьера, отвращения к нему я не испытывал. Ипподром не виноват, что я слетел с лошади и разбился. И потом, именно благодаря действиям дежуривших здесь тогда медиков я остался жив и не был парализован.
Челтенхем был первым ипподромом в моей жизни, и я до сих пор любил это место. Я вырос в маленьком городке Престбери, неподалеку от ипподрома, и каждое утро проезжал мимо него на велосипеде, торопясь в школу. И каждый год в марте, с приближением Фестиваля по стипль-чезу, радостное предвкушение охватывало всех здешних обитателей, и этот путь в жизни был словно предназначен мне самой судьбой. Сперва я научился ездить на лошади, затем нанялся на каникулы к одному из тренеров, не гнушался самой черной работой, ну а уже потом отказался от запланированного семьей обучения в университете в пользу завораживающей и всепоглощающей карьеры профессионального жокея.
Челтенхем являлся столицей скачек с препятствиями. И несмотря на то что «Гранд нэшнл» являются самыми знаменитыми соревнованиями по стипль-чезу, каждый владелец лошади предпочтет победе там Золотой кубок Челтенхема.
«Гранд нэшнл» – это соревнования с гандикапом, и на лучших лошадей падает наибольшая нагрузка. Мечта участника таких соревнований – это чтоб все лошади пересекли финишную прямую одной плотной толпой. И уже потом взвешивание определяет победителя. Но это все равно что заставить Усейна Болта бегать олимпийскую стометровку в тяжелых резиновых сапогах, чтоб уравнять шансы с остальными. А в скачках на Золотой кубок в Челтенхеме все участники – небольшие исключения делаются только для кобыл – должны нести на себе один и тот же вес, а потому победитель и является истинным чемпионом.
Я участвовал в них лишь однажды на аутсайдере без шансов, но помню напряженное и радостное возбуждение, царившее в раздевалке перед началом забега. Золотой кубок – это тебе не всего лишь очередная скачка, это история, которая творится на глазах, и уже одно только участие в ней значит больше, чем все остальные достижения. Пусть даже я и слетел тогда с лошади головой вниз задолго до финиша.
Слева от меня, в дальнем конце прямой линии выстраивались для старта в первом забеге пятнадцать лошадей.
– Пошли! – прогремел голос комментатора в динамиках, и они сорвались с места.
Две мили быстрого бега с постукиванием копыт о деревянные препятствия – звук этот был отчетливо слышен тем, кто сидел на трибунах. Поначалу лошади летели прямо на нас, затем повернули влево, начав новый круг и еще больше увеличив скорость. Три лошади взяли препятствие бок о бок, только и замелькали ноги жокеев, руки и хлысты, которыми они подбадривали своих скакунов, начав подъем вверх по холму к финишу.
– Первым пришел номер три, Листопад! – прозвучал голос в динамиках.
Марк Викерс, жокей, скакавший на этой лошади, сделал еще один шаг к чемпионскому титулу и увеличил свое преимущество над Билли Серлом вдвое.
Стало быть, Мартин Гиффорд, заядлый сплетник, все же вырастил победителя, несмотря на неверие в его способности. Но тут возможны и варианты, подумал я. Что, если он специально завышал стартовую расценку лошади, не рекомендуя другим людям ставить на нее? Я взглянул на перечень участников и решил поставить небольшую сумму на Весельчака в третьем заезде, ведь Мартин говорил, что у него нет никаких шансов.
И я направился к весовой, спускаясь по ступенькам и внимательно глядя под ноги.
– Добрый день, Николас.
Я поднял глаза.
– О, приветствую, мистер Робертс, – удивленно заметил я. – Вот уж не думал, что вы ходите на скачки.
– Еще как хожу, – сказал он. – Всегда ходил. У нас с братом есть свои лошади, их тренируют в конюшнях. Не раз видел ваши выступления. Вы хороший жокей. Могли бы даже стать великим жокеем. – Он поджал губы и удрученно покачал головой.
– Спасибо, – сказал я.
Мистер Робертс – или, если использовать его полный титул, полковник Джолион Вестроп Робертс, кавалер ордена Военного креста, младший сын графа Бэлскота – являлся моим клиентом. Если точней, он был клиентом Грегори Блэка, но я довольно часто видел его в конторе на Ломбард-стрит. В отличие от многих наших клиентов, которые были счастливы взвалить на нас обязанность присматривать за их деньгами, Джолион Робертс предпочитал держать руку на пульсе в том, что касалось его инвестиций.
– У вас сегодня выходной? – осведомился он.
– О, нет, – усмехнулся я. – Должен встретиться с одним из моих клиентов сразу после скачек. С жокеем Билли Серлом.
Он кивнул, потом вдруг замялся.
– Вот уж не ожидал… – Снова пауза. – Впрочем, неважно.
– Может, я смогу чем-то помочь? – спросил я.
– Нет, все в порядке, – ответил он. – Я это оставил.
– Оставили? Что?
– Да ничего, неважно, – ответил он. – Нет поводов для беспокойства. Все отлично. Уверен, все просто прекрасно.
– Что прекрасно? – сам не зная почему, я решил проявить настойчивость. – Это имеет какое-то отношение к нашей фирме?
– Нет, ничего, – бросил он. – Забудьте, что я вообще упомянул об этом.
– Но ведь вы ни о чем не упоминали.
– Ну, ладно, – со смехом заметил он. – Значит, не упоминал.
– Так вы уверены, что вам не нужна моя помощь? – еще раз спросил я.
– Да, уверен, – ответил он. – Спасибо.
Еще несколько секунд я стоял на ступеньках трибуны и не сводил с него глаз, но он так и не стал объяснять, что же его беспокоит.
– Что ж, ладно, – сказал я. – Надеюсь, скоро увидимся у нас в конторе. Всего доброго.
– Да, – кивнул он. – До свиданья.
И я ушел и оставил его там, на трибунах, стоящего с прямой, как палка, спиной и взирающего на беговые дорожки в глубокой задумчивости.
Интересно все же, о чем он хотел, но так и не решился поговорить?
Марк Викерс выиграл в тот день еще два забега, в том числе и главный, на Весельчаке, при очень выгодном соотношении восемь к одному, что сделало Марка четырехкратным победителем над Билли Серлом, а мне принесло от тотализатора вполне кругленькую сумму.
Понятно, что, выходя после взвешивания ко мне навстречу, Билли Серл пребывал не в самом радужном настроении.
