Сергей Рокотов - Тайны подмосковных лесов
- До свидания, - промямлила Маша, не подозревая, что свидание это скоро наступит, однако раздосадованная своей наивностью и болтливостью и раздраженная то ли самоуверенным тоном Олега, то ли ещё чем-то, какими-то неприятными предчувствиями...
И вот, в тот роковой вечер, в шесть часов она проводила родителей, потом пошла к соседям, но там, как назло, понаехали многочисленные гости, начался пикничок сорокалетних мужчин, Маше было там находиться крайне неловко и, хотя хозяйка, подруга Полины Ивановны, настоятельно просила её остаться ночевать, как и договаривались, Маша извинилась и пошла домой. Она была не из робких, могла переночевать и одна. Однако, вздрогнула, когда в десять вечера раздался стук в застекленную дверь веранды. Уже ощутимо моросил дождь, барабаня в крышу, в доме было пустынно и одиноко, лишь веселил душу магнитофон, пели Леннон и Маккартни. Маша забралась с ногами на тахту и мечтала о встрече с Аркадием в новой обстановке. И вдруг... Стук был уверенный, мощный. "Все же приехал", - обрадовалась она. - "Решил мать не провожать. Молодец, приехал". - И бросилась открывать, даже не спрашивая, кто там...
... А там... на пороге в бежевом плаще с непокрытой головой стоял Олег Быстров и пристально смотрел на нее. Высокий, крупный, с букетом цветов в одной руке и спортивной сумкой в другой.
- Вы?!!! Зачем? - спросила она, растерявшись.
- К тебе в гости, - хмыкнул Олег. - Ты же приглашала.
- Не припомню что-то, - пожала плечами Маша. Не нравился ей чем-то этот визит, и не только своей беспардонной наглостью. Этот человек вызывал у неё тревогу, от него веяло некой опасностью.
Они так и продолжали стоять в дверях напротив друг друга.
- Между прочим, в такую погоду хороший хозяин и собаку не выгонит, заявил Олег. - А я промок и промерз окончательно, пока тебя нашел. К тому же я, как и обещал, принес долг. Сейчас же отдам.
- Мы же договорились, что вы отдадите Аркадию.
- А я что-то его номер телефона куда-то задевал. Обыскался, а деньги-то отдавать надо. Вот и решил сам заехать, - с совершенно серьезным лицом заявил Олег.
- Мой нашли, а его потеряли. А фамилию его вы, разумеется, забыли. А не вспомнить - дело техники? - Ей очень не хотелось впускать его в дом.
- Резонно ты разбиваешь в пух и прах все мои аргументы, - усмехнулся Олег.
- А, кстати, почему на "ты"? Мы что, с вами на брудершафт пили? Откуда такая бесцеремонность? По телефону вы разговаривали вежливее.
- Ну извините, не пили, так выпьем. Я принес все с собой. Ну, ладно, Машенька, не томите меня на пороге. Чего вы боитесь в родном доме? Разрешите, я пройду.
- Хорошо, проходите. Посидите, согрейтесь и уезжайте, пока не поздно. Не надо вам здесь быть, неудобно это и совершенно ни к чему. Может в любую минуту приехать Аркадий, что он подумает?
- Аркадий? В такую-то погоду? Да никогда! Я же его знаю с детства. Поверь мне, малышка...
- Я тебе не малышка! - вдруг взбесилась она. Сразу же вспыхнуло пунцовым румянцем лицо, сердце застучало от гнева бешеным ритмом. Его наглые серо-голубые глаза вызывали в ней отвращение. Так же, впрочем, как и весь его облик, похотливая улыбка на тонких губах под густыми русыми усами, мощные ручищи, так и рвущиеся в бой. - Убирайся отсюда! Убирайся немедленно!
Он слегка отстранил её рукой, словно пушинку и прошел в комнату.
- Не надо так... Извини. - Тут лицо его приняло серьезное выражение. Он вытащил из сумки бутылку "Цинандали". - Согреемся малость. Я, честное слово, промерз, как суслик. Поставь чайку, пожалуйста, очень тебя прошу.
Он чувствовал себя хозяином положения. Ей стало не по себе, она побаивалась его. Почему такие люди так уверены в себе? Что делает его хозяином положения? На чужой даче, с малознакомой девушкой! Ее беспомощность? Робость Аркадия? А, может быть, её глупость и болтливость? Зачем она фактически сама объяснила ему, как добраться до дачи?
- Будем откровенны, - Олег снял плащ и повесил его аккуратно на вешалку. Маша заметила на плаще с правой стороны аккуратно пришитую заплатку. - Шансы мои, разумеется, невелики, но зато любовь к вам растет с каждой минутой, прямо пропорционально вашей холодности и агрессивности. А приехал я, потому что мне доподлинно известно, что в настоящую минуту Аркадий Корнилов, как образцовый сын, провожает мать на Курском вокзале. А ваши родители недавно уехали в Москву и в настоящее время находятся в вашей городской квартире, проверить, сами понимаете, нетрудно. И вот... я здесь...
- И совершенно напрасно, - сказала Маша. Мы с Аркадием любим друг друга, и я его на вас с вашими блестящими достоинствами, в которых вы почему-то так уверены, ни за что не променяю.
- Куда нам? - хмыкнул Олег, слегка помрачнев. - Все расписано, минимум, лет на пятьдесят вперед. Поедете с ним куда-нибудь, например, в Париж. Как это он себе в МГИМО французский язык умудрился выбить? Это далеко не всем под силу, как и вообще туда попасть. Впрочем, это не мое собачье... Да, так о чем я? Да - в Париж. Ты там будешь смотреться. Особенно в мехах. Ты русская красавица. Кубанская или донская казачка. Угадал?
- Угадал, - усмехнулась Маша. - Мой прадед был терским казачьим атаманом. И я могу быть очень решительной с непрошеными гостями.
- Да? - равнодушно переспросил он. - Так вот, ты будешь смотреться с бриллиантах и мехах. И всем, абсолютно всем нравиться, кроме разве что старых толстых жен старых идиотов... А разве ты можешь не нравиться? Такие глаза, брови, ресницы, кожа мягкая, мягкая, ручки нежные, а уж ножки...
Он восхищенно поглядел на её ноги. Маша, сидевшая в глубоком кресле, тоже непроизвольно бросила взгляд вниз и вдруг заметила, что у неё слегка задралось её короткое платье, и Олегу с его места хорошо видна её голубая резиночка и полоска голого тела между чулком и платьем. Ей вдруг стало очень стыдно. До неё так ясно дошло, ч е г о, собственно говоря, он от неё хотел, зачем он сюда приехал, и как бы все могло быть по-животному просто, если бы захотела и она. Эта простота была ей оскорбительна и страшно раздражала её. Она резко встала и одернула платье.
- Вы вот что, пейте свое вино, раз уж зашли, а потом уезжайте отсюда. Я с вами не желаю разговаривать ни об Аркадии, ни о моих достоинствах. Они не про вас.
- Я зато желаю, - парировал Олег. - В спорах рождается истина. К тому же я, как-никак, гость.
- Незваный гость, как в горле кость, - вставила Маша припомнившееся из русского фольклора.
- Культурно. Можно сказать значительно острее, упоминая другие части тела. Ладно, я уеду, дай мне нож, я открою бутылку и выпью с горя. Не привык я к такому обращению со стороны прекрасного пола.
Маша принесла нож, Олег открыл бутылку, налил себе полный стакан и начал потихонечку пить.
- Тебе не предлагаю, ты все равно откажешься.
- Почему? Раз уж вы у меня сидите, так я тоже возьму и выпью. Только наливайте при мне, а то ещё снотворного туда подсыплете.
- Вот это уже другой разговор! - рассмеялся Олег.
Маша присела к столу. Олег налил ей в фужер вина, она сделала несколько глотков, потом опять встала. Их взгляды встретились. Олег жадными глазами смотрел на нее, не мигая. От этого взгляда она почувствовала себя не то что женщиной, а бабой, самкой. Это было малознакомое ощущение, которого она никогда не испытывала с Аркадием, щепетильном, стеснительном, боящемся даже смотреть в её сторону. И это ощущение тревожило душу. Но ей не нужен был Олег Быстров, ни его странное обаяние, ни несомненный опыт в любовных вопросах. Ей нужен был именно Аркадий. Может быть, тогда она ещё не любила его - настоящая любовь пришла позднее, но понимала, что Аркадий это её судьба. И она тоже расписала себе все на пятьдесят лет вперед. И ей не нужны были сомнительные удовольствия со случайным знакомым.
Ровно через сутки семнадцатилетняя Маша стала другим человеком, она стала женщиной, женой Аркадия, она по-настоящему полюбила его и другого мужчины себе уже не представляла и не желала. А тогда...
- Слушай, - вдруг жалобными глазами поглядел на Машу Олег. - Можно я останусь переночевать? Тут прикорну, на этом вот диване... Так неохота переться на станцию в такую погоду в кромешной тьме...
Ну почему она не выставила его вон?!!! Почему не побежала за помощью к соседям?! Сколько раз впоследствии она не то, чтобы корила, а буквально казнила себя за это проявление ненужной жалости? Дура, дура, набитая дура!!! Как дорого обходится человеку глупость и жалость к дикому зверю!
Она едва заметно утвердительно кивнула головой, окинула его, как ей самой показалось, презрительным взглядом и вышла. Из гостиной вдогонку ей послышался смех.
Слава Богу, в её комнате был крепкий засов. Она задвинула его, разделась и бросилась в теплую постель... Разумеется, ей долго не спалось. Она слышала, как двигался по гостиной Олег, чувствовала дым его сигарет. Он что-то напевал себе под нос, листал какие-то журналы. Потом все затихло, погас лучик света, проникавший из гостиной в её комнату. Маша приготовилась было заснуть, но тут в коридоре раздались тихие шаги, приближавшиеся к её двери.
