Валерия Вербинина - Английский экспромт Амалии
– Так что вам очень-очень повезло, – спесиво продолжал Арчибальд, у которого, видимо, опять возобладало дурное настроение. – Могли бы выйти замуж за какого-нибудь простолюдина, и это избавило бы меня от массы хлопот. Но не думайте, что вам удастся долго пробыть герцогиней. Этот священник Гленвилл – просто упрямый старый осел. Черт возьми, как жаль, что наш викарий Моррис заболел! Он бы точно не поставил меня в такое дурацкое положение, заставив считать своей женой неведомо кого.
Дворецкий, стоявший позади хозяина, вздрогнул и отступил на шаг назад.
– Можно подумать, что мне в мужья достался невесть какой подарок, – парировала Амалия, у которой в минуты раздражения язык становился острее бритвы. – Всегда мечтала выйти замуж за фонарный столб!
– Что? – вскипел герцог. – Да как вы смеете, вертихвостка несчастная!
– Я уж не говорю о том, что вашей шевелюрой можно запросто зажигать огонь без спичек. Как мне повезло! Ходячий пожар! Никакой факел не сравнится с вами.
– Вы не леди!
– А вы – не джентльмен!
– Мне попалась мегера, – с горечью констатировал герцог. – Ничего! Можете смеяться сколько угодно. Завтра же я отправлюсь к самому архиепископу Кентерберийскому, чтобы он признал наш союз недействительным.
Дворецкий Роджерс посерел лицом и словно стал меньше ростом.
– И что вы скажете архиепископу? – бесстрастно осведомилась Амалия. Склонив голову к плечу, она внимательно разглядывала портрет рыжего джентльмена в орденах, чем-то неуловимо схожего с ее собеседником.
– Всю правду. Что вы женили меня на себе обманом.
Роджерс, судя по всему, был близок к обмороку.
– Я – вас? Может, я опоила вас? Может, это я вас похитила? Я привезла вас в церковь и заставила священника обвенчать нас?
– Хорошо, – проскрежетал Арчибальд, – я виноват. Вы довольны? Но этому безумию необходимо положить конец!
– И вы поедете к архиепископу…
– Именно.
– Представите свои доводы…
– Так точно.
– Между прочим, похищение людей и принуждение их к браку – нешуточные преступления, – ласково заметила Амалия, и глаза ее стали совсем золотыми. – У вас могут быть неприятности.
– Все неприятности – ничто по сравнению с тем, что со мной произошло сегодня, – отрезал герцог.
– То, что с вами произошло, – вкрадчиво промолвила Амалия, – покажется вам сущим пустяком, когда все начнут смеяться над вами.
– Простите? – недоуменно посмотрел на нее Арчибальд.
– Ну да. «Этот Невилл, рыжий верзила, знаете его? Слышали, как он опростоволосился?» – «Да нет, расскажите». – «Он принял за свою невесту совсем другую». – «Да что вы?» – «И женился на ней». – «О, боже мой! Он что, совсем слепой? Или ему все равно, на ком жениться?»… Вот так и будут говорить о вас, Арчи. Я могу называть вас Арчи? Кстати, это ваш отец?
– Да, – буркнул Арчибальд. Грызя ноготь, он сосредоточенно размышлял над словами Амалии.
– Вы на него похожи.
Рыжий верзила выпрямился и высокомерно взглянул на Амалию сверху вниз (что для него было проще простого).
– Надеюсь, что это не так, – сказал он.
– Вы его не любили?
– Он был замечательный человек. Но свой лучший поступок он совершил, когда преставился.
Амалия вскинула брови: подобное циничное заявление явно было совсем не в стиле ее собеседника.
– Это мистер Уайльд, журналист[13], так сказал, – пояснил Арчи. – Он, впрочем, произнес эти слова на обеде у леди Горинг по другому поводу. – Верзила-герцог вздохнул и посмотрел на Роджерса, смиренно ждавшего, какие еще ужасы обрушатся на него этим утром. – Пойдемте лучше обедать, миледи. Роджерс! Отведите мою… а, черт… отведите нашу гостью в желтую спальню. Где ваши вещи?
Амалия спохватилась, что совсем забыла о Франсуа. Наверное, он уже весь извелся от беспокойства.
– В Дувре. Я напишу записку моему слуге, он не говорит по-английски. Его зовут Франсуа Галлье. Поищите его в гостиницах, я забыла название той, где мы остановились.
– Какая восхитительная забывчивость, – хмыкнул Арчибальд, поднимаясь по лестнице. – Мне везет, как всегда. Мало того, что жена не та, так она еще и беспамятная.
– Многие мужья дорого бы дали, чтобы иметь такую жену, – ехидно ввернула Амалия.
– Многие, но не я. Нет, надо ехать к архиепископу!
Лакей отбыл с запиской Амалии, а Роджерс проводил ее в желтые покои.
– Простите, миледи, что спрашиваю вас, – заговорил он умоляюще, когда дверь за ними затворилась, – но вы – жена герцога, ведь так?
– До завтра точно, – отозвалась Амалия бодро, – а что будет дальше – бог дает!
Роджерс важно кивнул и исчез.
За обедом Амалия и ее супруг сидели в разных концах необъятного стола. Еда показалась Амалии невкусной, посуда была роскошная, но чересчур громоздкая.
– В сущности, я ничего о вас не знаю, – проворчал Арчи, когда внесли пудинг. – Кто вы и откуда?
– Разве я не говорила? Баронесса Амалия-Изольда-Елизавета Корф, русская подданная. Я живу в Петербурге, у меня маленький сын, ему три года.
– Этого еще не хватало! – фыркнул герцог. – Вы не католичка, я надеюсь?
– А что вы имеете против католиков? – поинтересовалась Амалия.
– Я девяносто седьмой в списке наследников английского престола, – сухо сказал Арчибальд. – Женитьба на католичке, пусть и столь смехотворная, как эта, сразу же выводит меня оттуда.
– Ай-ай-ай, всего-навсего девяносто седьмой, – вздохнула Амалия. – Боюсь, сударь, вам придется ждать чумы или какого другого бедствия, чтобы взойти на трон. Как жаль! – добавила она, крестясь на католический манер и возводя очи к потолку.
Золотая тарелка герцога с грохотом полетела на пол.
– Так вы католичка? – пролепетал Арчи, косясь на Амалию с непередаваемым ужасом.
– Только по понедельникам, – сообщила Амалия серьезным тоном, отодвигая пудинг, – а сегодня среда. Успокойтесь, я православная, если это вас интересует.
Арчибальд порывисто вскочил на ноги.
– Так, с меня хватит! – объявил он. – Роджерс! Я беру собак и иду гулять. Вы и ваши манеры… – Он предпринял попытку испепелить Амалию взглядом, но это было все равно что попробовать растопить спичкой айсберг. – Как мне жаль, что все это не сон!
– Мне тоже, – заметила Амалия, когда дверь за ее неожиданным супругом с грохотом затворилась.
Порядочно проплутав по коридорам, Амалия наконец нашла свою спальню. Пока ее не было, с зеркал стерли пыль, из углов вымели паутину, кровать застелили заново, а камин затопили.
Амалия подумала, чем бы ей заняться. Почитать? Но у нее не было к тому охоты: когда собственная жизнь оказывается интереснее всяких романов, приключения вымышленных героев уже не так захватывают. В окно она увидела Арчибальда – он шагал в сопровождении четырех собак, размахивая руками, как мельница, и возбужденно разговаривал сам с собой.
Арчи был уязвлен. Несмотря на молодость, он немало вращался в свете и полагал, что знает женщин, но та, которой по нелепой случайности выпала честь считаться его женой, озадачивала его. Мало того, что она открыто подтрунивала над ним, – она вела себя так, словно вообще ни в грош его не ставит. Арчи подобрал с земли палку и швырнул ее далеко вперед.
– Ищи, Зигзаг!
Он даже не погладил собаку, когда та примчалась с палкой обратно, торжествующе виляя хвостом.
– Столб! Пожар! Да она просто смеется надо мной. Ама… Амалия! Камелия! Лилия! Господи, какое дурацкое имя! Нет чтобы ей зваться Эмили, как любой нормальной леди…
Арчи огляделся и увидел, что дошел почти до дома викария. Герцог поколебался, но ему надо было кому-то излить свою душу, а викария Морриса он знал уже несколько лет. Решившись, герцог подошел к двери и постучал.
Роберт Моррис, закутавшись в кашне и свитер на редкость уродливой вязки, сидел у камина, вытянув ноги к теплу. Моррису было около тридцати лет. Если поначалу, когда он только приехал сюда, в деревне Принсхиллз его считали слишком молодым для такого ответственного поста, то вскоре жители почти единодушно пришли к выводу, что лучшего священника им не найти. Моррис отличался умом, деликатностью и красноречием, был скромен и трудолюбив. Не обладая значительным богатством, он тем не менее ухитрялся не выставлять напоказ свою бедность. Раз в два месяца кумушки в своих сплетнях женили его на ком-нибудь из местных обитательниц, но сам он, похоже, не торопился связать себя узами брака. Его бывшая благодетельница, леди Эверилл, пристроившая Морриса на это место, оставила ему небольшую сумму денег, но он прекрасно понимал и ни от кого не скрывал, что ее едва хватит только на одного его, а значит, он не вправе обременять себя семьей. Для своих лет мистер Моррис являлся чрезвычайно здравомыслящим человеком, и жители округи не стеснялись спрашивать его совета. Все сказанное молодому викарию оставалось тайной между ним и его собеседником. Моррис не опускался до пересудов, и на него всегда можно было положиться. Жившая по соседству с Принсхиллз графиня Стерн, мать той самой Эмили Стерн, особа гордая и, в общем-то, не склонная испытывать симпатии к бедным священникам, высказалась о Моррисе так:
