Екатерина Островская - Украденные воспоминания
— Почему ты их вспомнил?
— Ты разве не поняла? Очень скоро название «Рашен райз» или, как это по-русски, «Русский подъем», станет у всех на устах. Мы не какие-то там распущенные девчонки, снимающие на видео свой групповой секс в гипермаркете и угрожающие повешением евреям, геям и иностранным рабочим, а специалисты, мечтающие о подъеме российской экономики, много делающие для этого, занимающиеся благотворительностью… Корреспондент «CNN» в России вчера уже сдал материал о гибели Марины Степановны. Мне показали — я сам чуть не плакал. Маленькая квартирка, муж погиб в Чечне, дочка-инвалид — подающая надежды спортсменка, олимпийская надежда России, сломала на тренировке позвоночник и теперь парализована… Знаешь, что видно из окна той квартирки?
— Я не была у нее в гостях.
— Я тоже. Но оператор побывал. И снял все профессионально. Дочка, которая даже говорить не может, везде лекарства… Корреспондент заглянул в холодильник — в нем тоже лекарства. Потом камера показала вид из окна. На… кладбище. Представляешь, огромное поле крестов. Какая гениальная метафора: больная Россия, а в перспективе кладбище. Очень сильно получилось. Вот девочку-инвалида жалко. Я уже перечислил ей полмиллиона долларов на лечение, на сиделку и прочее. Просил адвокатов организовать похороны матери, привлечь телевидение, оппозицию… Процессия будет проходить прямо под ее окнами. Насколько мне известно, жители окрестных домов, даже те, которые не были знакомы с Мариной Степановной, собираются прийти организованно и с детьми. Это будут не похороны, а митинг, который власти запретить не смогут. И вообще они серьезно влипли. Вчера начали выпускать из тюрьмы наших. Из четырнадцати человек десять уже на свободе…
— Как четырнадцать? — удивилась Наташа. — Сотрудников с российским паспортом было почти три десятка.
— Нет, тех, кто знал что-то конкретное, всего шестнадцать человек. Марины Степановны уже нет, а ты здесь, в безопасности. Реально в курсе всех дел Максим Грановский. Но его вряд ли отпустят, потому что его подпись есть на всех документах. Главный бухгалтер у нас был американец, если ты помнишь. Он сейчас дома, в Калифорнии. Но к нам на вечеринку обещал прилететь…
Глава 5
Грановского выпустили утром, и это произошло буднично и просто. Следователь сообщил ему об изменении меры пресечения. А перед тем, как Максима увели, предупредил, чтобы тот был осторожен.
— Что-то случилось? — не понял Максим. — Почему вы мне об этом напоминаете?
— Ну, мы выпустили одну из ваших коллег, и тем же вечером на нее было совершено разбойное нападение. Ее ударили ножом.
— Ее? — переспросил Грановский. — О ком вы говорите?
— О вашей подчиненной Петровой Марине Степановне. К сожалению, женщина скончалась до приезда «Скорой». Преступника сейчас ищут, но пока никаких зацепок — свидетелей-то нет.
— Что у нее брать-то? — удивился Максим Леонидович.
— Может, оказала сопротивление? — предположил следователь. — Точно установить, что и как случилось, сейчас трудно. А может, на нее напал психически больной человек или наркоман.
— Печально, — качал головой Грановский. — Трудно поверить.
— Выражаю вам свои соболезнования.
— Мне-то зачем. У нее дочь-инвалид. Что теперь с ней будет?
— Государство поможет.
Максим усмехнулся, но промолчал.
Он открыл дверь квартиры, вошел в прихожую и сразу почувствовал стойкий запах лекарств. Не разуваясь, подошел к двери комнаты матери и приоткрыл ее. Надежда Андреевна лежала в постели с закрытыми глазами.
— Ты спишь? — негромко спросил Грановский.
Мама открыла глаза.
— Ой, напугал… Я только-только задремала…
Наконец пожилая женщина поняла, что сын вернулся домой, и попыталась подняться. Но Максим подошел и удержал ее.
— Тебя отпустили насовсем? — спросила Надежда Андреевна. — Разобрались и поняли, что ты ни при чем?
— Разберутся, — попытался успокоить мать Грановский. — Отпустили, и ладно.
Посмотрел на прикроватную тумбочку, на пузырьки и коробочки с медикаментами.
— Гляжу, ты приболела…
— Немножко. Когда сообщили, что тебя арестовали, у меня что-то сердце прихватило. Но «Скорую» успела вызвать и даже дверь входную открыла. Подумала: вдруг приедут, начнут звонить, а сил подняться у меня уже не будет. Правда, очень быстро приехали, кардиограмму сделали. Только я отказалась от госпитализации. А зачем мне больница? Что мне там делать, когда ты в тюрьме маешься? Вот и лежала тут все время. Сейчас получше стало. Ко мне медсестра из поликлиники приходит уколы делать, врач участковый тоже заглядывает. Сегодня не знаю, придет ли, а завтра уж точно… Не бросают меня, так что ты не волнуйся.
Мать и сын поговорили еще немного. Потом Грановский отправился на кухню и заглянул в холодильник. Но есть не стал, сел за кухонный стол и посмотрел за окно на двор: детская площадка, трансформаторная будка, несколько гаражей — вид, знакомый с тех лет, как себя помнит. Гаражи уже вросли в землю и поржавели, а вот будку трансформаторную за это время перекрашивали несколько раз — теперь стала оранжевой. А так больше ничего не менялось, только тополя вымахали по самые крыши пятиэтажек.
Из коридора донеся звук шаркающих шагов, и на кухню вошла Надежда Андреевна.
— Ты бы лежала лучше, — сказал Максим.
— Нет, я сейчас быстро на поправку пойду, — весело возразила мама, — с чего мне теперь болеть, ведь ты вернулся! Прямо чувствую, как сразу лучше стало. Да и способна верно оценить свое состояние — у меня же четыре курса медицинского, и хоть врачом не стала, кое в чем разбираюсь.
Надежда Андреевна тоже открыла дверь холодильника, заглянула внутрь.
— Чем бы тебя накормить? Тут Лариса, соседка, приходила. Не бросила меня, заботилась — спасибо ей. Она и готовила, и рядом сидела. Очень хорошая девочка. Росточка, правда, маленького, но кому лошади-то нужны… А то, что у нее ребенок, не беда — не каждой ведь везет с мужем. Ты же помнишь ее дурака-пьяницу? И откуда такие люди берутся? Лариса добрая, заботливая, а тот все к бутылке тянулся. Но хоть развелась, и то хорошо. Ты присмотрелся бы к ней, не век же одному куковать.
— Присмотрюсь, — пообещал Максим.
— Она сегодня обязательно придет. А лучше сам к ней сходи. Поблагодари за меня, то есть за заботу обо мне. Поговори, пригласи куда-нибудь. Сходишь?
— Непременно.
— У меня в комнате бутылка шампанского припрятана, — вспомнила Надежда Андреевна, — с Нового года осталась. Возьми ее, конфет каких-нибудь. Она тебе что, совсем не нравится?
— Нравится, — кивнул Грановский, — хорошая девочка.
— Так в чем же дело? Вот и сходи к ней. Только переоденься во что-нибудь приличное.
Мать поставила на плиту кастрюлю, а Грановский еще раз выглянул в окно. Вспомнил о Марине Степановне, и у него защемило сердце так сильно, что он рукой потер левую сторону груди. Надежда Андреевна заметила движение.
— Тебя что, тоже сердце беспокоит?
Тот молча покачал головой.
— Когда врач приедет, надо попросить и тебя осмотреть. Мне колют что-то — так боль сразу отпускает. Я легко засыпаю, а когда пробуждаюсь, все таким славным кажется, будто и нет ничего плохого вокруг, как-то радостно на душе. А потом про тебя вспоминала и опять… Ты скажи врачу…
— Непременно, — снова пообещал Максим.
Он прошел в комнату, опустился в кресло и включил телевизор. Начал переключать программы, но ничто не смогло заинтересовать его. Опять перед его мысленным взором предстала Марина Степановна. Вспомнилось, как принимал ее на работу, как решил уже отказать ей, но увидел глаза женщины, подумал и сказал:
— Мы берем вас, но с испытательным сроком. Только учтите, если ваших знаний не хватит….
— Я буду стараться! — пообещала она. — Мне очень-очень нужна эта работа!
Ей было сорок или даже меньше, но выглядела старше. Потом только, уже поработав какое-то время, она стала иначе одеваться, делать прически и макияж. Помолодела немного и даже расцвела… И вот Марины Степановны больше нет.
Грановский взял мобильник, собираясь набрать номер мистера Хадсона, но вовремя одумался: нельзя связываться с боссом в любом случае. Возможно, его для того и выпустили, чтобы позвонил ему, доложил обо всем и спросил, что делать дальше, что отвечать полиции и тому подобное. Наверняка. Ведь все его разговоры будут прослушиваться и записываться, не стоит даже сомневаться.
По телевизору шла информационная программа. Девушка-диктор объявила о начале блока экономических новостей, и на экране появился прилизанный мужчина с одутловатым лицом. Слушать его не хотелось. Максим решил уменьшить звук, но вдруг прозвучали слова «Рашен райз».
— Возвращаемся к нашумевшему делу, — произнес ведущий. — Как установило следствие, руководство фонда придумало сложные схемы ухода от налогов, поэтому экономический ущерб составил по меньшей мере около сорока миллиардов рублей. Кроме того, значительная часть прибыли уводилась за рубеж под мнимые контракты. Все это позволяло руководству фонда и даже рядовым сотрудникам жить на широкую ногу, устраивать вечеринки, приобретать дорогие автомобили, загородные дома, яхты, драгоценности и другие предметы роскоши. Помимо всего прочего, значительные средства выделялись на поддержку несистемной оппозиции, на организацию протестных мероприятий, митингов и прочего. Следствие располагает документами, свидетельствующими о том, что…
