Анна Малышева - Лицо в тени
– Дети и дом – это, по-твоему, не работа? – возражала Марина. – Так за день наломаешься, что даже снов не видишь.
– Это работа, но многие и кроме этого что-то делают. А ты – ни черта! Стоило учиться в педагогическом! Для кого диплом получала – для папы-мамы?
Марина не возражала – только замечала, что в школу она все равно не пойдет, зарплата маленькая, а времени уходит много. А устраиваться на фирму… Как на это взглянет муж? Василий считал, что зарабатывает больше чем достаточно, чтобы содержать свою семью. И все Маринины работы – только для того, чтобы вырваться из дома, из-под его опеки. Она несколько раз устраивалась на работу – когда подросли дети и младшая дочь тоже пошла в школу. Но тут же увольнялась.
– Он у тебя прямо сектант какой-то! – возмущалась Алина.
– Нормальный мужик, – лениво возражала сестра. – Просто нервный. А кто сейчас не нервный? Все такие. Вот ты – да, ты прямо как сектантка – только о работе и думаешь. Что – зарок дала замуж не выходить?
Алина заявляла, что вышла бы замуж уже сто раз, если бы только хотела. Но не хочется, да и не за кого.
– Посмотришь на тебя – и всякое желание пропадает, – призналась она как-то старшей сестре. – Так что это ты виновата, со своим Васькой.
– Просто ты карьеристка! – следовал ответ, и на этом бесплодный спор обычно кончался.
Алина считала, что сестра попросту завидует ей. Еще бы – ведь она сама, своими силами сумела поступить в такой престижный вуз – не чета педагогическому институту! Марина уверяла, что никакой зависти тут нет – и в самом деле, чему завидовать, если от этого престижного диплома пока не было никакой пользы! Да к тому же учеба была нелегкой и отнимала у Алины все свободное время. Родители сперва ее очень жалели – они считали, что именно из-за этого у дочери до сих пор не появилось жениха. А ведь когда-то у них в семье считалось, что первой замуж непременно выскочит младшая, Алина. Она всегда была эффектней своей старшей сестры. Свои рыжеватые от природы волосы красила в угольно-черный цвет, и от этого ее белая, никогда не загоравшая кожа и голубые глаза приобретали какой-то экзотический, резковатый вид. Одевалась эффектно. Наряды придумывала и шила сама – и всегда была уверена, что никто в Москве больше так не одет. Но… Ни сестра, ни родители не догадывались об одной странной вещи – парни побаивались ее.
Алина очень ясно это ощущала в больших компаниях, когда, наевшись и напившись, все начинали танцевать. Ее никто не приглашал, и она сидела на диване, делая вид, что происходящее никак ее не касается. С ледяным видом наблюдала, каким успехом пользуются ее сокурсницы, а ведь чем она, казалось бы, хуже других? Никто не подсаживался к ней, не брал за руку, не заводил разговоров на отвлеченные темы. О деле с ней поговорили бы охотно – но кто же говорит на вечеринке о делах, да еще с девушкой? А если кто-то и решался за ней ухаживать, то это был, как правило, записной институтский ловелас, насчет которого она была уверена – для него все девушки на одно лицо, назавтра он даже не вспомнит ее имени. Или же пьяный… Но это было уж чересчур.
И только на пятом курсе, когда она уже готовила выпускной проект, ей наконец повезло. Она отбросила гордость и сразу признала, что это было самое настоящее везение. До этого у нее было два коротких романа – но, собственно, их и романами назвать было нельзя. Алина не влюблялась – она просто считала, что не иметь ни одного парня в двадцать три года – это извращение. Или же следовало признать себя неполноценной, а это было еще хуже. И вот ей повезло – она влюбилась.
Он был немного старше – ровесник ее сестры. Не дизайнер, не художник – фотограф. Они познакомились, когда готовился показ выпускных моделей. Его пригласили снимать дефиле, устроенное в конкурсном зале. Алина несколько раз слепо натыкалась на него, когда носилась вокруг подиума с булавками в зубах, лоскутьями в руках и полным сумбуром в голове. В последний момент выяснилось, что она куда-то засунула коробку с искусственными, собственноручно сделанными цветами. А без них пропадал гвоздь ее коллекции – весеннее платье. Алина уже подумала, что кто-то зло над нею подшутил или же решил в последний момент подставить подножку… Такое случалось – и довольно часто, а недругов у нее всегда было больше, чем друзей. Уже все знали, что Алина потеряла цветы, и она готова была расплакаться, когда кто-то тряхнул ее за локоть. Она обернулась, чтобы выругаться, и увидела самого настоящего ангела – белокурого и голубоглазого. Правда, без крыльев, но с фотоаппаратом на груди и коробкой в руках.
– Это, что ли? – спросил он. – Там стояло, на стуле.
Алина только и смогла ответить «ой». Кажется, она его даже не поблагодарила – ни тогда, ни позже. Унеслась за кулисы и, искалывая пальцы в кровь, принялась криво-косо пришпиливать цветы к подолу платья. Все это проделывалось в самый последний момент и под аккомпанемент истерики – зареванная модель уже решила, что цветы украли ее собственные недруги (исключительно из зависти!), и успела поссориться по этому поводу со всеми подружками.
Когда этот ад закончился и Алина получила хороший балл, она снова нашла глазами своего спасителя. Он стоял за первым рядом кресел, что-то подкручивая в своем громоздком «Никоне» и время от времени хлопая вспышкой. Вспышка заменяла ему ангельский нимб – в глазах Алины во всяком случае. Теперь она рассмотрела его получше. Веселый парень, рубашка хаки, большой смеющийся рот и сощуренные глаза. Ничего особенного, но она глаз не могла от него отвести. А потом он подошел к ней, поздравил и заговорил так, будто они были знакомы уже много лет.
Его звали Эдик. Он снимал показы мод и сотрудничал с несколькими модельными агентствами. Парень пригласил ее в ресторан – отметить сдачу проекта. Она без колебаний согласилась. Она думала, что нужно будет ловить такси, но Эдик подвел ее к своей машине – маленькому джипу «Вранглер», с открытым верхом. Когда они ехали по городу, у нее было удивительное чувство – ощущение настоящего праздника. И это не имело ничего общего с показом, весенней коллекцией и даже с похвалой преподавателя… В ресторане Эдик заставил ее выпить – за успех, за знакомство, за удачу, за многое другое. Алина так развеселилась, что сама потянула его танцевать под какую-то дурацкую, подростковую музыку. Потом они отдыхали, пили кофе, чашку за чашкой, болтали, о чем придется. Сейчас она не могла вспомнить ни единого слова из их тогдашнего разговора. Потом поехали к нему домой. И встречались еще несколько раз – то в городе, то у него. Алина тогда еще жила с родителями и не могла пригласить парня к себе.
Она рассказала о нем сестре. Та неожиданно стала смеяться и заявила, что пока особенно гордиться нечем. «Такое бывает у всех, это же случайное знакомство. Он, может, и прелесть, может быть, даже ангел… Только ты взрослый человек, стоит ли так обольщаться?» Алина и сама понимала, что никак не может освободиться от первого впечатления, когда Эдик так ее выручил, можно сказать, спас. Из-за этого все его последующие поступки продолжали казаться замечательными, из ряда вон выходящими. Самые банальные слова – удивительно остроумными и находчивыми… Но разочароваться в нем ей никак не удавалось. Алина уже влюбилась. «Ну ладно, вы гуляете, ходите в ресторан, крутите любовь… Бог с этим со всем. Главное, как он к тебе относится? – допытывалась старшая сестра. – Тебе уже пора разобраться! У него-то это серьезно? Что он тебе говорит?»
– Я ничего не помню, – пробормотала Алина, ворочаясь в постели. Свет она давно погасила, но в комнате было светло – прямо напротив окна, на проволоке над переулком висел фонарь. Оранжевый апельсиновый свет заливал комнату до самых дальних уголков.
Эдик и в самом деле мало походил на жениха. Он никогда не заговаривал ни о браке, ни даже о совместной жизни. Она также. Парень никогда не говорил, что влюблен. Алина тоже не говорила. Она просто не могла бы сказать это первой. В мае, когда у нее в институте началось самое горячее время, он неожиданно предложил ей проехаться на юг.
– Будет большая совместная съемка для нескольких журналов, я тебя приглашаю! Оторвемся, позагораем! Что здесь хорошего, можно ангину схватить!
Май в самом деле выдался отвратительный. День за днем, ночь за ночью шел дождь. Он прекращался только на несколько часов перед рассветом, и тогда наутро на улицах стоял густой туман. Алина слегка простудилась, глотала аспирин, но не пропускала ни одного занятия. Нужно было готовиться к последней сессии. Предложение проехаться на юг она отвергла.
– Мне же нужно закончить институт, – сказала она, почти умоляюще. – Я не могу все бросить в последний момент… Как же ты не понимаешь?
Эдик совершенно не возражал. Если нужно – значит нужно. Он сказал, что как-то об этом не подумал. Она даже не обиделась, услышав это заявление. Только в груди что-то на миг замерло – будто завязался маленький жесткий узелок. Она впервые подумала, что его не очень волнует ее учеба, а может, и ее будущее. Предложение об отдыхе было сделано, а больше его ничто не трогало. И может быть, даже ее ответ был ему почти безразличен. Парень не слишком расстроился, когда понял, что поедет на юг без нее.
