Анна Литвиновы - Внебрачная дочь продюсера
– Ты где? – без всякого приветствия спросил Ник.
– Гуляю, – буркнула Леся.
– Через полчаса чтоб была у памятника Гоголю, – приказал частный сыщик.
– У какого из?..
– Что значит «у какого»? – досадливо переспросил Кривошеев.
– Чтоб ты знал, мой дорогой москвич, в столице имеются два памятника Николаю Васильевичу, – с любезным ядом пояснила Леся. – Один из них, стоячий, находится в начале одноименного бульвара, а второй, тот, где писатель сидит, – во дворе на Никитском бульваре.
– Хватит умничать. Встречаемся у, хм, стоячего Гоголя. Через полчаса.
И Ник отбился.
Леся повернула на Садовое кольцо и поспешила в сторону Маяковки – тем же путем, каким они вчера с Ником удирали с места преступления.
* * *Народу в метро прибавилось. Многие ехали с вокзалов – с рюкзаками и сумками на колесиках, с букетиками колокольчиков, роз и пионов.
Случилось так, что на встречу с боссом Леся опоздала. Выход с «Арбатской» оказался закрыт из-за ремонта. Пришлось выбираться длиннющими подземными переходами через «Библиотеку», а потом долго шагать по Воздвиженке, вдоль правительственной трассы. Здесь менты встречались очень часто, однако всем им была глубоко фиолетова девушка в черном, с рюкзачком за плечами и серьгой в правой брови.
Ника на фоне Гоголя Леся заприметила издалека. И решила схулиганить. Подошла ближе и остановилась у детектива за спиной метрах в двадцати. Наконец Ник обернулся. Скользнул по ней равнодушным взглядом, нетерпеливо глянул на часы и отвернулся. Леся возликовала: вот так чудо маскировки!
И только через минуту, снова повернувшись к ней и внимательно изучив черты лица, Кривошеев признал ее.
– Опаздываешь, – бросил он, подойдя к девушке.
– Давно здесь стою, – усмехнулась Леся, – а ты меня не узнаешь.
– Детский сад, – хмыкнул Кривошеев. – Думаешь, так от ментов спрячешься?
– Пока удается.
– Да, ты прям неуловимый Джо… – саркастически протянул сыщик. – Знаешь, почему он неуловимый?
– Почему?
– А потому, что на фиг никому не нужен… Вот и ты в розыск пока не попала. А как придет оперативка, менты не на прическу смотреть будут.
– А на что?
– Да опытный постовой твой маскарад в шесть секунд расколет!
– А ты, значит, не опытный? – сощурилась она.
– Я не постовой. И никогда им не был.
Лесе надоело спорить, и она спросила:
– Скажи, Ник, а как ты собирался вчера пройти в подъезд Брагина – ведь там консьержка?
Сыщик самодовольно заявил:
– Если тебя не посадят, я готов провести с тобой практическое занятие на тему «Тысяча и один способ внедрения в охраняемые помещения». Консьержи в списке препятствий находятся на предпоследнем уровне. Чуть выше огородного пугала.
– Ну, положим… А кстати, ты не мог бы дать мне телефон жены Брагина?
В глазах Кривошеева сверкнула досада.
– Ты что, Евдокимова, с ума сошла?!
Она пожала плечами.
– Почему бы мне – или нам с тобой – не спросить у нее, что происходит? По статистике в девяноста процентах бытовых убийств виноват супруг или сожитель. А ведь жена Брагина заказывала компромат на мужа – значит, хотела уничтожить его морально. Так, может, она его убила физически?
Во время Лесиного монолога Ник смотрел на нее с непонятным выражением – как будто сдерживал себя, чтобы не заорать или, хуже того, не ударить. Когда она закончила, он сказал страшно тихо:
– Леся, мы тут не в игры играем в песочнице. Тебе не разгуливать по Москве надо со своей сережкой в брови («далась ему эта бровь!»), а зарыться по самую маковку. А то оглянуться не успеешь – окажешься в Бутырках на нарах, у самой параши. Ясно тебе?!
Он посмотрел ей в глаза тяжелым злым взглядом, развернулся и бросил на ходу: «Пошли!»
Лесе ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
* * *Они подошли к припаркованной у тротуара бежевой «шестерке». С водительского кресла вылез высоченный молодой человек. Он радушно улыбнулся Лесе. Молодой человек был высоким, нескладным, со слишком длинными, словно у щенка, руками и ногами. Вдобавок он был рыж, отчаянно рыж. Длинные огненные вихры торчали во все стороны, а щеки горели розовыми веснушками. Возраст его определялся трудно – что-то от восемнадцати до двадцати восьми.
С Лесей редко случалось подобное в жизни – она с первого взгляда почувствовала к парню странную теплоту. Словно он был давно знаком ей – с детства, словно они играли когда-то в незатейливые ребячьи игры, и она даже была влюблена в него. И еще он чем-то напомнил Лесе старшего брата, защитника и доверенное лицо всех маленьких детских тайн – выдуманного, несуществующего и никогда не существовавшего ее брата.
– Познакомься, – бросил Ник Лесе, – это теперь твой ангел-хранитель.
«Ангел-хранитель» слегка покраснел – рыжие люди легко краснеют.
– Василий Семенович, – пробасил молодой человек, протягивая Лесе свою длинную руку. – Впрочем, – добавил он, – друзья называют меня Васей. А совсем близкие Васечкой.
Представление явно было им заранее заготовлено и, наверное, уже не раз апробировано. Леся пожала кисть парня. Лапа у Васечки оказалась огромной, но бережной.
– Вообще-то, по правилам хорошего тона руку первой подает дама, – смутила она юношу, единственно ради того, чтобы посмотреть, покраснеет ли он еще раз. Вася не покраснел. – Меня зовут Олеся, но можешь называть меня Лесей, я не обижусь.
Несмотря на неопределенность возраста Василия, казалось совершенно невозможным обращаться к нему на «вы». К панибратству странным образом располагала и его рыжина, и его затрапезная ржавая машина, и одежда: ковбойка поверх кипенно-белой майки, джинсы и порядком разбитые кроссовки.
– Ну, я вижу, вы поладите, – хмыкнул Ник, и Леся была готова убить его за циничный смешок, а Васечка опять покраснел.
– Василий тебя спрячет, – продолжил детектив, обращаясь к ней. – Вот и сиди там, куда он тебя отвезет, и носа не высовывай. А я разузнаю, что с твоим делом, и позвоню.
Кривошеев похлопал ладонью по крыше машины, словно прощался одновременно с ними обоими, и, не оглядываясь, зашагал в сторону «Кропоткинской».
– Поехали? – спросил Васечка, обведя фигуру Леси взглядом.
– Поехали, – кивнула она. Странно, но Леся осталась наедине с мужчиной, не чувствуя никакой неловкости и страха.
Молодой человек сложился, как перочинный нож, и влез на водительское сиденье. Подвигался там, угнездился. Его рыжие вихры почти касались потолка «лимузина».
Леся скользнула на переднее сиденье. Рюкзачок поставила в ноги.
Васечка двинул длинным рычагом переключения передач, и «шестерка» сорвалась с места.
– Наверно, надо захватить из дому твои вещи? – спросил молодой человек.
– А можно?
– Куда ехать?
Он спросил это совсем просто, будто два старых друга едут вместе за город на пикник.
Леся сказала:
– В сторону Коломенского, плиз, а там я покажу.
– О’кей!
Леся привыкла, что от мужчин надо защищаться. Но вот удивительно, ей совсем не хотелось закрываться от Васечки, строить оборонительные редуты. «Не обольщайся, – прозвенел в мозгу предупредительный звоночек, – все мужчины одинаковые». Однако Леся про себя ответила: «Посмотрим, а пока я его совсем не боюсь».
Авто развернулось у Храма Христа Спасителя и бодро побежало по Волхонке. Храм остался справа, Музей изобразительных искусств слева. Васину тачку легко обгоняли заморские лимузины, однако водитель, кажется, не испытывал ни малейших комплексов оттого, что управляет столь затрапезной машиной.
Когда они вывернули на Большой Каменный мост, Леся осторожно спросила:
– Что тебе рассказал про меня Николай?
– Ничего особенного, – пожал плечами Василий. – Просто сказал, что тебя надо спрятать, чтоб никто не нашел.
– А зачем меня прятать, он сообщил?
Вася повернулся к ней лицом и улыбнулся:
– Меньше знаешь, крепче спишь, разве не так?
– И тебе не интересно?
Авто спустилось с моста и понеслось по набережной. Слева от них текли грязные воды Москва-реки, а дальше разворачивалась величественная панорама Кремля: зрелище, на которое Леся, столичный неофит, была пока что готова смотреть бесконечно. Впрочем, на сей раз Кремль был всего лишь фоном, а на переднем плане маячила крупная, неухоженная, рыжая голова Васи. Молодой человек пожал плечами.
– Захочешь, сама расскажешь, – рассудительно молвил он. – А не захочешь – все равно не расскажешь, как бы я ни спрашивал. Разве не так?
– А если я – преступница? – требовательно спросила Леся и с раскаянием подумала: «Что же я за дура? Что за мазохистка? Зачем же я все обостряю и усложняю? Почему бы нам просто и мило не поболтать о том о сем?» – Или мошенница, аферистка?
– Ты не преступница, – мягко молвил Вася, – и, насколько я могу судить, далеко не мошенница и не аферистка.
