Виктор Пронин - Банда - 2
Так думал Пафнутьев, растравляя в себе обиду, наслаждаясь своим не очень сильным горем, упиваясь легкой тоской по этой женщине. И кончались подобные его мысли чаще всего тем, что он хмуро и сосредоточенно набирал телефонный номер Тани.
- Не помешал? - спрашивал он напряженным голосом, и Таня сразу все понимала - его настроение, состояние, надежду.
- Паша, ты себя переоцениваешь... Ничему помешать ты просто не можешь.
- Так уж и ничему?
- Да, Паша, да.
- Боюсь, ты меня недооцениваешь.
- Хочешь сказать, что я ошибаюсь?
- Ошибаешься.
- И готов доказать?
- Готов.
- Что же тебе мешает сделать это? - улыбалась Таня в трубку.
- Ты еще поговори у меня, - ворчал Пафнутьев, и посрамленный, ехал к Тане, заглядывая по пути в один-второй коммерческие киоски, которые как-то незаметно и неотвратимо выросли вдоль улиц, вокруг трамвайных остановок, во дворе прокуратуры, и даже в самом здании прокуратуры, правда, с внешней стороны, с торца.
***
В больницу Пафнутьев приехал через полчаса после телефонного разговора с хирургом. С интересом оглядываясь по сторонам, прошел по длинному сумрачному коридору, вдыхая острые больничные запахи, поднялся по холодной бетонной лестнице на второй этаж. Когда сестра спросила его, кого ищет, к кому пришел, Пафнутьев лишь приложил палец к губам - тише, мол, могут услышать. И сестра этим вполне удовлетворилась, тут же отправившись по своим делам. Подойдя к ординаторской, он вкрадчиво заглянул в дверь, неслышно приблизился к загородке. Отодвинув простыню в сторону, он увидел Овсова, сидящего к нему спиной. Но самое интересное было то, что по седому затылку хирурга медленно и как-то раздумчиво скользила девичья ладошка.
- Руки вверх! - сказал Пафнутьев, входя. - Вас это не касается, сказал он девушке, когда та испуганно отдернула руку от головы Овсова. Положите ладошку туда, где она и была, иначе он не простит моего появления.
Девушка стрельнула глазами и, не проронив ни слова, вышла.
- Обиделась? - спросил Пафнутьев.
- Простит, - Овсов поднялся, пожал гостю руку, похлопал по спине.
- Ну ты. Овес, даешь! - Пафнутьев восторженно покрутил головой. - Чем же ты взял ее?
- Она меня, Паша, - Овсов виновато поморгал глазами. - Сам бы не осмелился.
- Чем, Овес?
- Чем берут в таких случаях... Молодость, красота, непосредственность... А остальное у меня самого есть. Выпить хочешь?
- Во времена настали! Куда ни придешь, везде спрашивают, не хочу ли я выпить! Не могу же я постоянно признаваться, что хочу... Прямо, не знаю, что и ответить...
- Поэтому ты признаешься в этом только давним друзьям, - улыбнулся Овсов и рука его потянулась к тумбочке стола. - Ты заметил, что административные взлеты разрушают дружеские связи, а? Толпы подчиненных заменяют нам друзей, а?
- Ложный вывод, - твердо сказал Пафнутьев, усаживаясь на кушетку. Совершенно ложный, безнравственный вывод.
- Тогда ладно, - кивнул Овсов. - Как поживает наш лучший друг Халандовский? Жив ли, здоров ли, как прежде мудр и печален?
- В основном, печален.
- Что так? - Овсов нащупал наконец в глубине тумбочки то, что искал и вынул какую-то диковинную бутылку с ярко-синей жидкостью.
- Ты что?! - ужаснулся Пафнутьев. - Неужто стеклоочистителем балуешься?
- Ты, Паша, каким был, таким и остался - темным и невежественным. По нынешним временам это самый ценный напиток и дарят его только выдающимся мастерам своего дела, хирургам в основном, - Овсов безжалостно свинтил с бутылки роскошную пробку тоже синего цвета. - Смотри! - и он поставил бутылку на стол, повернув этикеткой к гостю. На этикетке были изображены море, пальмы, а на берегу не то красотки, не то обезьяны. - Райское наслаждение, как утверждает реклама, - и он бестрепетно разлил жутковатый напиток в две чашки с отколотыми ручками. - Принесли вот какую-то бурду... Начал искать на этикетке крепость, но кроме голых негритянок ни фига не нашел... Так что печалит Халандовского?
- Флажкуют его, а за что не пойму.
- Друзья у него чреватые, - Овсов протянул гостю чашку с синей жидкостью.
- Может быть, может быть, - Пафнутьев быстро глянул на Овсова, кажется, впервые задумавшись о таком объяснении халандовских неприятностей, - он осторожно понюхал напиток, опасливо посмотрел на Овсова, который, опустошив свою чашку, уже поставил ее на стол.
- Мне приходилось и зеленое пить из таких бутылок, и красное, и черное... Не поверишь, однажды даже молочное. Не наши это спортивные цвета, ох, не наши.
- Зачем берешь?
- Дают - бери, бьют - беги. Понимаешь, благодарные клиенты не видят другой возможности отблагодарить врача. Просто зайти и сказать спасибо... Безнравственно это и как-то по-жлобски. Да, честно говоря, я и сам на их месте поступал бы так же... Я тоже не вижу другой возможности отблагодарить меня за усердие, - Овсов плеснул в чашки еще немного вина и спрятал бутылку в тумбочку. - Чем хорош такой напиток... Кто зайдет - ни за что не поверит, что поддаем. Подумает, микстура какая-нибудь... Ну да ладно... Есть у меня, Паша, клиент...
- Вот-вот, пора уже и о нем.
- Слушай... Поступил он к нам уже больше трех месяцев назад в виде совершенно непотребном. Гора мяса и костей. Провозился я с ним часов десять, не меньше. Что мог - вправил, вшил, подтянул, удлинил, сколотил... Сейчас у этого человека вид более или менее нормальный.. Ноги - там, где им положено быть...
- А это было не всегда?
- Я же сказал - месиво. И руки на месте, и голова в верхней части туловища. Нос поправили, скальп был содран - натянул, пришил. В прежней жизни у него залысины намечались - сейчас их нет и в помине.
- Помолодел, значит?
- А ты не улыбайся, он и в самом деле выглядит моложе. Челюсть срослась, хотя контур лица, конечно, изменился. Рост стал больше...
- Это как? - удивился Пафнутьев.
- Ну, починил я ему ноги... Переломы сдвинулись, шипы поставил, стальные стержни... Сантиметров на пять стал выше. Руки... И руки в порядке... Позанимается, гантели потаскает... Поваляется он у меня еще пару месяцев... Но все это чепуха.
- Есть кое-что и пострашнее?
- Да, Паша. Во время операции выяснилось, что у него в спине ножевая рана. Хорошая такая рана, профессиональная.
- А помяло его где?
- Автомобильная авария. На Никольском шоссе. Ко мне сюда несколько раз приходили гаишники, но ничего внятного я им сказать не мог. Но они мне рассказали - машина, в которой он ехал, сгорела дотла. Вместе со всем, что в ней было. А его, похоже, выбросило. Или сам выполз.
- Откуда же рана?
- Тут какая-то невнятица, Паша... С такой раной машину вести невозможно. Да и в спине она, с левой стороны... А водители, насколько мне известно, сидят упершись в спинку сидения. Сквозь спинку нанести такой удар невозможно.
- Вывод? - Пафнутьев все еще подозрительно принюхивался к чашке.
- Его добивали после аварии. Когда машина горела синим пламенем, а он лежал на обочине.
- Что же ты молчал до сих пор? - укоризненно спросил Пафнутьев.
- А что я мог тебе сказать? В ГАИ все известно, протоколы составлены, акты подписаны... А от моего клиента ты все равно ничего бы не смог добиться. Ты и сейчас ничего от него не добьешься.
- Это почему же?
- Я еще не все сказал, Паша. Я еще не сказал главного...
- Мне страшно, - без улыбки произнес Пафнутьев.
- Этот парень ни фига не помнит. Он не помнит, как его зову г, кто он и откуда. Он не помнит, что с ним произошло и кем он был раньше. Это какое-то новое существо. Без прошлого. Зомби. Ты знаешь, что такое Зомби?
- Встречать не приходилось, но слышать слышал. Ожившие мертвецы с какой-то заданной программой.
- Вот-вот. В самую точку. Ожившие мертвецы с заданной программой. Единственное, что он помнит - человеческие слова. Слава Богу, хоть русские слова. Бог не лишил его совсем уж всего. И еще... Он проявляет все возрастающий интерес к моей Вале - вот, которая была здесь недавно.
- Мужской интерес?
- Да не совсем... Хотя и до этого дойдет рано или поздно... Для такого интереса все, что требуется, у него сохранилось в прекрасном состоянии. Валя ему кого-то напоминает... Он так говорит. А кого именно - не знает. Не помнит.
- И при нем никаких документов, водительских прав, блокнотов, записок?
- Ни фига. Кроме вот этого, - Овсов вынул из ящика стола небольшую, в половину почтовой открытки фотографию. - Посмотри.
Пафнутьев взял снимок. Это был портрет молодой женщины. Едва уловимая улыбка, взгляд исподлобья, который можно было бы назвать и выжидательным, и настороженным, короткая прическа, светлая блузка, пиджак. Ее наряд не выглядел праздничным, но это была хорошая одежда.
- Красивая женщина, - сказал Пафнутьев. - Мне нравится. - Он перевернул снимок - оборотная сторона была чиста. Ни даты, ни имени, ни росчерка. - Твой Зомби видел эту фотографию?
- Конечно. Он ее не помнит.
- Послушай... Если он был, как ты говоришь, в неважном состоянии, если машина сгорела, а у него" в спине дыра от ножа... Как же сохранился этот снимок?
