Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток
Но она, кажется, сглазила. Вот уже несколько дней она возит с собой в сумке две газеты: «Российскую газету» от 22 апреля и «Известия» от 30 апреля. И в той, и в другой — открытые письма Казимеры Прунскене, бывшего премьер-министра Литвы. «Меня стремятся скомпрометировать», «Я не была агентом КГБ». Нападки на Прунскене начались еще в прошлом, 1991 году, сначала в январе в «Новом времени» появилось сообщение «О непричастности отца К. Прунскене к расстрелу 22 литовских семей», а потом, летом, в «Мегаполис-Экспрессе» опубликовали материал под довольно резким названием «Ври, да не завирайся: протест Прунскене в связи с публикацией порочащих ее отца сведений о его связи с КГБ». Наташа эти материалы читала, но внимания особого не обратила, тем паче скандал заглох, не разгоревшись, и после июньской публикации ничего не последовало. И вот теперь… В течение одной недели — целых два письма. Значит, ничего там не заглохло, Казимеру продолжают травить. Казимеру Прунскене, которая была премьер-министром страны. А что же будет с другими, с теми, кто не премьер-министр и даже не просто министр?
Рядом с Наташей всегда были друзья. С самого рождения — Бэлла Львовна, к которой можно было прибежать с любой проблемой и которая готова была выслушать и дать разумный совет. С семи лет — Инка, верная подружка, готовая примчаться на помощь по первому зову. Потом Вадим, потом, с 1984 года — Андрей Ганелин. Все это близкие, родные люди, и Наташа не только обращалась к ним за помощью, но и сама делала для них все, что могла. Но теперь… Никому из них она не могла бы рассказать о том ужасе, который ее охватил. Ни с кем из них она не могла бы поделиться. Потому что это означало бы утратить их любовь и доверие навсегда. Они не поймут ее и не простят.
Отныне Наташа каждый день с дрожью в пальцах листала газеты, со страхом ожидая увидеть новые публикации. В мае — ничего, вот и июнь почти прошел, ан нет, во второй половине июня снова показало свое ядовитое жало «Новое время»: статья известного журналиста «Кругом одни агенты: о связях с КГБ литовских деятелей, в том числе Прунскене». А 21 июля «Российская газета» задала сакраментальный вопрос: «Была ли Казимера ведьмой КГБ?» Эта формулировка доконала Наташу. Ведьма КГБ! Значит, открыли архивы, проверяют картотеки агентов и вытаскивают на свет божий имена тех, кто сотрудничал с органами госбезопасности. И неважно, совершенно неважно, была ли Казимера Прунскене действительно связана с КГБ, важно другое: этот вопрос вызывает острый интерес, его готовы обсуждать, а тех, кто был информатором КГБ, безжалостно разоблачать. Сегодня Казимера, а завтра она, Наталья Воронова. И всему конец. И ей самой, ее репутации честного публициста, и ее программам, и ее компании. Пострадают ребята, которых она пригласила на работу, которых обнадежила, которые рассчитывают теперь, что им будет, чем заниматься и на что жить и содержать семью. Южаков тут же прикроет компанию, а ребят выгонит на улицу, за ним не заржавеет. Господи, как стыдно! Что же делать? Что делать?
Три месяца она молчала, прятала свой страх поглубже и старалась делать вид, что ничего не происходит. Но больше она не в силах это выносить, ей необходимо хоть с кем-то поделиться, с кем-то поговорить. С кем же? Есть только один человек, который никогда не станет ее осуждать, что бы она ни сделала. Иринка.
…Из задумчивости ее вывел голос девушки-парикмахера:
— Наталья Александровна, что это с вами? Вы же у меня были перед Новым годом, я вас красила и хорошо помню, что седины было совсем немного. А сейчас у вас половина головы седая. Вы не болеете?
— Нет-нет, — торопливо пробормотала Наташа. — Просто нервничаю много, новая работа, новые заботы. А что, действительно много седины?
— Да я ж вам говорю — полголовы.
Наташа по-прежнему ходила в салон к Рите Брагиной, хоть и не ближний свет, на Ленинский проспект ездить приходится, но зато привычно. И мастера у Риты всегда хорошие, и краска импортная. И относятся там к Наташе как к дорогому гостю, чашечку кофе нальют, журнальчик полистать принесут, и постригут тщательно, и прокрасят как следует.
Закончив с волосами, Наташа (тоже по сложившемуся обычаю) зашла к Рите. Рита совсем не старела, по крайней мере так казалось Наташе. Какой была, когда они с мужем Славой выезжали из их квартиры, такой и осталась. Конечно, пристальный взгляд обнаружил бы и сеточку морщин на лице и шее, и слегка расплывшийся овал лица, и потускневшие и ломкие от постоянного окрашивания волосы, но Наташа ничего этого не видела. Для нее Рита по-прежнему была воплощением приветливости и доброжелательности, а именно эти душевные качества прямо-таки потоками изливались на окружающих из ее широко распахнутых голубых глаз.
— Натулик!
Рита легко поднялась со своего массивного вертящегося кресла и обняла бывшую соседку.
— Слушай, я теперь смотрю все твои передачи, — захлебываясь от восторга, защебетала Брагина. — И Славка смотрит. Ты такая умница, Натулик, ты такая молодец, ты даже представить себе не можешь!
«Могу, — мысленно ответила ей Наташа. — Я не умница и не молодец. Я — ведьма КГБ. Где взять силы пережить этот позор? А ведь он неминуем. Если все пойдет так, как идет сейчас, то и до меня доберутся».
— Ты что-то неважно выглядишь, — озабоченно заметила Рита, внимательно разглядывая Наташу. — Нездорова?
— Здорова.
— Дома неладно?
— Да нет, Риточка, все хорошо. Просто на работе устаю, стрессы постоянные и все такое… Телевидение — это, я тебе скажу, тот еще гадючник. Террариум настоящий. А тебе правда наши передачи нравятся? — Наташа постаралась увести разговор в сторону.
Рита еще минут десять в красках расписывала, как все ее знакомые смотрят передачи, подготовленные телекомпанией «Голос», и как потом бурно обсуждают их, часами повисая на телефоне. На прощание Рита, как обычно, сунула Наташе вынутую из сейфа большую коробку дорогих конфет.
— Возьми, Натулик, у меня все равно пропадут, я шоколад не ем, а они все несут и несут. А стрессы надо снимать.
— Как? — тупо спросила Наташа, хотя ей это совершенно не было интересно.
— Спортом заниматься, в бассейн ходить. За город съезди, погуляй, проветрись, кислородом подыши. Или на крайний случай с подружкой задушевной выпей по рюмочке и почирикай часика два о мужиках. Очень помогает.
По дороге домой Наташа то и дело вспоминала данный Ритой совет «почирикать с подружкой» для снятия стресса. Иринка, конечно, не подружка, но все равно она — единственная, с кем можно об этом поговорить. После всего того, что между ними происходило все эти годы, Иринка не будет, просто не посмеет осуждать Наташу. Рита права, нельзя молчать, нужно выговориться, иначе она с ума сойдет. Нужно все рассказать и покаяться, и пусть ее слова услышат уши только одного человека, все равно станет легче.
* * *Дома уверенность ее дала трещину. Глядя на сыновей, привезенных с Инкиной дачи на два дня «помыться и постираться» и за обе щеки уплетающих крохотные пирожки с капустой, испеченные Бэллой Львовной, Наташа вдруг подумала, что Иринка и в самом деле не подружка ей, а скорее старшая дочь. Давно ли она была такой же вот девчонкой двенадцати лет, энергичной и непоседливой, точь-в-точь как Сашка? На самом деле, давно, десять лет назад. А кажется, будто вчера… Нет, Ира уже не ребенок, ей двадцать два года, она учится в институте, а до этого работала и даже замужем побывала. И пережила она за свои двадцать два года куда больше иных своих ровесников, росла без отца, похоронила мать и бабушку, прошла через пьянки-гулянки и все связанные с этим неприятности вплоть до гинекологических проблем, нашла в себе силы остановиться. Вот что важно: Иринка прошла через серьезнейшую ломку собственной личности, когда сама решила остановиться. Разве Наташа не знает, каких усилий ей это стоило? Разве не знает, как тяжело, как невыносимо трудно было молодой девчонке держать себя в руках и говорить себе «нет» невероятным усилием воли? Знает Наташа, своими глазами видела. И помнит, как приползала в ее комнату обессиленная Иринка и просила:
— Можно, я с тобой посижу, а ты меня за руку подержишь? Только не выпускай меня из дома, хорошо? А то сорвусь. Сил никаких нет…
И Наташа подолгу сидела рядом с ней, держала за руку и читала ей вслух Хемингуэя, «Острова в океане», «Старика и море» или «Фиесту». И девчонка выдержала. Сумела такое, что иному взрослому мужику не под силу. После этого ее вряд ли можно продолжать считать ребенком.
Но все равно, чего она ждет от разговора с Иринкой? Сочувствия? Утешения? Предложений, как можно решить проблему? Глупо как-то. Наташе просто нужно с кем-то поделиться, и Иринка — единственная подходящая кандидатура, потому что все остальные могут просто отвернуться от нее после всех откровений. А если и не отвернутся, то трещина все равно появится.
