Анна Князева - Наследница порочного графа
– И где же эти двое сейчас? – оптимистическим голосом поинтересовалась Дайнека.
– Тот, что был в черном, навалился на меня и начал душить… – Темьянова дотронулась до своей шеи, на которой пламенели красные пятна.
Лариса отвела ее руку и скосила глаза на Дайнеку, как будто призывая быть свидетелем невозможного.
– А потом?
– Я закричала.
Дайнека прошла к окну и дернула створку. Обернувшись, сказала:
– Окно не закрыто.
– Подул ветер, оно распахнулось, и сделалось холодно. – Темьянова поежилась и тяжело перевела дыхание. – Потом прилетела та женщина.
– Это я прикрыла окно. Оно было распахнуто. Чертовщина какая-то! – не сдержалась Лариса и, взглянув на Дайнеку, спросила: – Вы что-нибудь понимаете?
Не зная, что еще можно сказать, та честно созналась:
– Нет, ничего.
К счастью, пришла Татьяна и вколола старухе лекарство. Лариса выключила верхний свет, оставив ночник, и велела медсестре сидеть в комнате до утра. Сама же вместе с Дайнекой вернулась в общежитие персонала, где, простившись, они разошлись по своим комнатам.
У Дайнеки не получилось заснуть. Она долго ворочалась, потом встала, проверила, закрыто ли окно, и наглухо задернула шторы. Побродив по комнате, вышла в коридор и, наконец, призналась себе, что боится оставаться одна.
В комнату вернулась только тогда, когда за дверьми начали трезвонить будильники, и стали просыпаться работники кухни. В результате Дайнека пришла на работу, проспав всего три часа.
На этот раз никто не ждал ее у дверей. Она успела прийти в себя и даже доесть шоколадку, которая со вчерашнего дня лежала в ящике стола. Часов в одиннадцать явилась, вернее, прикатила первая читательница. Как ни странно, ею оказалась Лукерья Семеновна Темьянова. Ее привез бодренький старичок, которого Дайнека видела вчера вечером в гостиной у телевизора. Он втолкнул в комнату коляску с Темьяновой и удалился.
– Доброе утро, – сказала Лукерья Семеновна. – Вас не было на завтраке. Почему? Вы такая худенькая, вам нужно питаться.
Дайнека ответила:
– Решила подольше поспать.
– Простите, – огорчилась старуха. – Сама не знаю, как это случилось. Я помню, что вы были рядом. Вы и Лариса.
– Мы перепугались, – подтвердила Дайнека. – Но вашей вины в этом нет. Кажется, вы кого-то увидели?
Темьянова отвела глаза.
– Теперь у меня ни в чем нет уверенности.
– На вашей шее были красные пятна.
Старуха машинально проверила пуговицы закрытого платья.
– Мне бы не хотелось об этом…
Дайнека не отступала:
– Вы видели женщину с крыльями?
– Я сказала: женщину в белом, – уточнила Темьянова.
– Да нет же… Я помню. Вы сказали, что у нее было два белых крыла.
– И вы поверите в летающую женщину?
– Но вы же ее видели! – Дайнека повторила: – Вы ее видели?
Старуха сдалась:
– Видела.
– Вот так, прямо…
– …как вас.
– Боже мой! – заволновалась Дайнека. – Этого просто не может быть!
– Ну вот. Вы тоже не верите… Стараетесь, но не можете. Если узнает Песня, меня упекут в сумасшедший дом.
– Не то чтобы не верю. Просто сомневаюсь немного. Ну, предположим, она влетела в окно. Но кто же его открыл?
– Во-первых, не предположим. Она была в моей комнате. Что касается окна, его мог открыть тот мужичок… – Лукерья Семеновна мелко перекрестилась. – Думаю, это был черт.
– Не советую вам так говорить, – сказала Дайнека. – Если узнает Песня…
– Вы правы. Об этом нужно забыть. Спишем на то, что я уже старая. К тому же у нас, артистов, живое воображение.
Дайнека улыбнулась:
– Смотрю на вас и думаю: на артистку вы не похожи. Скорее, на учительницу.
– Я сорок лет прослужила в театре, – с достоинством проговорила Темьянова. – Больших ролей не играла. Сначала выходила в массовке. Потом – «кушать подано». К тридцати годам начала играть подружек героинь. Ну и, конечно, все инженю[2] и травести[3] были моими. Рост маленький, комплекция подходящая. Худо-бедно выучилась кривляться и говорить тонким голосом. Если бы перешла в детский театр, а меня туда звали, играла бы главные роли. Да вот, глупая, припала к взрослому драматическому, да так и проработала до пенсии… – она вздохнула и ласково улыбнулась. – Последние годы играла старух. Наш актерский удел: возрастных ролей в пьесах мало.
– Могу я вас спросить?
– О чем, деточка?
– Почему вы попали сюда?
– Потому что осталась одна, – Темьянова похлопала Дайнеку по руке. – Если хотите узнать про детей и мужа, я незамужняя. Сыночек Ванечка был, да умер. Трех лет не прожил.
– Простите…
– Не за что, дорогая. С годами я поняла: несчастье входит в ту дверь, которую для него открыли. Я сама виновата во всех своих бедах. Могла выйти замуж за хорошего человека, да полюбила никчемного. Что до Ванечки моего, и здесь – кругом виновата. Театр поперек любви к сыночку поставила. Думала, что карьера важнее. Так что не жалейте меня. И не молчите. Не хочу, чтобы над нашими головами «кружила грустная птица молчания»[4]. Читали Трумэна Капоте?
– Читала «Завтрак у Тиффани». Но только после того, как посмотрела кино.
– У него есть рассказ «Воспоминания об одном Рождестве». Когда читаю, всегда вспоминаю детство… – Темьянова опустила глаза и вдруг замолчала.
Дайнеке показалось, что она старается не заплакать.
– Давно хотела вас расспросить…
– Третий день работаете, – сквозь слезы улыбнулась старуха, – а уже столько вопросов.
– Лукерья Семеновна, вы хорошо знакомы с Безруковым?
– Не лучше, чем с остальными.
– Что он за человек? Кто его друзья? Какие у него увлечения?
В старушечьих глазах зажглось любопытство:
– Тогда и я вас спрошу: Тихон Иванович жив?
– Жив, но пребывает в беспамятстве.
– Он не умрет?
– Все будет хорошо. Я в этом уверена. Так что насчет его увлечений?
– Знаете, как Безрукова прозвали наши пансионатские? – спросила старуха.
– Нет.
– Его прозвали Следопытом.
– И что это значит?
– Он был очень собранным и внимательным человеком… – старуха перекрестилась. – Тьфу-тьфу-тьфу! Прости мою душу грешную! Не был, а есть. Безруков все обо всех знает и все замечает. Он в курсе всего, что происходит в пансионате. Возможно, просто любопытный или глазастый, как говорят. Все утерянные вещи находит Безруков. Он первым замечает потерянные шарфы, очки, телефоны. Был, например, случай: Васильева Эльвира Самсоновна потеряла свою косметичку…
– Кто такая Васильева?
– Оперная певица, драматическое меццо-сопрано…
– До сих пор поет?
– Нет, что вы! Ей почти восемьдесят.
– Но Артюхова-то еще играет на сцене.
– Артюхова – талант, – Темьянова покачала головой. – А Васильева – просто стерва.
– Что это значит?
– Со временем поймете.
Дайнека недовольно пожала плечами:
– Все только и обещают, что когда-нибудь я все пойму.
– Так вот, – продолжила старуха. – Когда Васильева потеряла косметичку… А она повсюду ее с собой таскает. Жить без нее не может. Красится, как базарная шлюха…
– Лукерья Семеновна!
– А что я сказала? – удивилась Темьянова. – Шлюха – литературное слово. Читайте классиков, дорогая.
– Безруков нашел ее косметичку? – догадалась Дайнека.
– И знаете где? В круглой беседке.
– В ротонде? Недалеко от забора?
– Как думаете, что Васильева там делала? – старуха не по-доброму закивала и понизила голос: – Предавалась разврату.
– Слишком радикально, – улыбнулась Дайнека. – Возможно, у нее было свидание с каким-нибудь старичком.
– А я про что говорю?
– Может быть, хотите выбрать другую книгу? – сменила тему Дайнека.
– Сначала отдам ту, что прочла, – старуха взяла с колен книжку и положила перед ней на стол.
– Ого! – Дайнека даже присвистнула. – Исайя Берлин![5]
– Должна признаться, я мало что поняла, – смутилась Темьянова. – Взяла наугад и ошиблась.
– По крайней мере, вы попытались…
– Могу выбрать другую? – осведомилась Лукерья Семеновна.
– Конечно. Проходите, пожалуйста.
Старуха взялась за колеса инвалидной коляски и покатила между книжными стеллажами.
Дайнека отметила книгу Берлина и отложила для себя. Как только она закончила, в библиотеку вошла Татьяна Ивановна Песня. Приветствуя директрису, Дайнека поднялась со своего места.
Та махнула рукой:
– Необязательно вставать. Мы с вами не в школе. Здравствуйте, Людмила Вячеславовна.
– Здравствуйте Татьяна Ивановна, – Дайнека продолжала стоять, не зная, чего ожидать.
– Есть одно дело, – сообщила наконец Песня. – Идемте, я покажу.
Они прошли в глубину помещения, где на стеллажах стояли разных размеров коробки. Их было штук тридцать.
– Вот… – сказала Татьяна Ивановна. – В этих коробках находится что-то вроде архива. Возможно, он принадлежал графской семье. Не исключаю, что его спрятали после революции, когда Измайловы уже сбежали в Париж. Я проверяла, там есть кое-какие книги, брошюры, но в основном – письма и документы.
