Эдгар Уоллес - Зловещий человек
Обзор книги Эдгар Уоллес - Зловещий человек
Эдгар Уоллес
Зловещий человек
Глава 1
— У тебя есть красота, — с расстановкой говорил мистер Морис Тарн, — у тебя есть молодость. Ты, вероятно, переживешь меня на много лет. Я не из тех, кто стал бы возражать против того, чтобы ты снова вышла замуж. Это было бы чистейшим эгоизмом, а я не эгоист. Когда я умру, тебе достанется большое состояние; пока я жив, ты будешь полностью пользоваться моим богатством. Может быть, ты никогда не смотрела на меня, как на возможного мужа, но нет ничего необычного в том, чтобы опекун женился на своей подопечной. А разница в нашем возрасте не является неодолимой преградой.
Он говорил как человек, произносящий тщательно заученный текст.
Эльза Марлоу была крайне изумлена.
Если бы старомодный буфет сам по себе стал вверх дном, если бы Эльгин Кресент неожиданно переместился в окрестности Багдада, она бы меньше удивилась. Но Эльгин Кресент находился тут, в Бейзоутере, а в мрачной столовой дома Мориса Тарна все оставалось на месте. И здесь же был сам Морис Тарн, небритый, растрепанный человек пятидесяти шести лет. Он сидел напротив нее за столом, на котором стоял утренний завтрак. Его дрожащая рука, машинально теребившая седые усы, красноречиво напоминала о выпивке накануне (когда она заглянула утром в кабинет, на столе стояли три пустые бутылки). И он делал ей предложение…
Она ошарашенно смотрела на него, широко раскрыв глаза и едва веря своим глазам и ушам.
— Должно быть, ты думаешь, что я сошел с ума? — медленно продолжал он. — Я много думал над этим, Эльза. Твое сердце свободно, насколько я знаю. Нет решительно никаких препятствий, кроме разницы в нашем возрасте — почему бы этому не быть?
— Но… но, мистер Тары, — пробормотала она. — Я вовсе не думала… Я не хочу выходить замуж за вас, я не хочу ни за кого выходить замуж. Это очень… очень любезно с вашей стороны и, конечно, я чувствую себя… — она с трудом выговорила это слово — польщенной. Но это слишком смешно…
Он усталыми глазами следил за ней. Слово «смешно» ничуть не задело его.
— Я уеду… куда-нибудь. Я должен уехать из-за… из-за моего здоровья. С тех пор как майор Эмери вошел в дело, продолжать стало невозможно…
— Ральф знает о том, что вы уезжаете? — спросила Эльза, в которой любопытство взяло верх над удивлением.
— Нет! — он почти прокричал это слово. — Он не знает! Он не должен знать. Понимаешь, Эльза? Ральф ни под каким видом не должен знать! То, что я сказал тебе, совершенно конфиденциально. Обдумай мои слова…
Жестом он показал, что разговор окончен. Она почувствовала большое облегчение. Целых десять минут она просидела, глядя в окно. Столовая мистера Мориса Тарна выходила в сад, общий для всех домов на Эльгин Кресент. Это не был сад в строгом смысле слова, а, вернее, поросшее травой пространство, перерезанное коричневыми дорожками. Больше всего его ценили родители очень маленьких детей.
В этот час в саду было пусто. Бледно-желтый солнечный свет, косыми лучами пробиваясь в большое окно, освещал угол стола и цветы на нем, которые, благодаря тому, что она передвинула стул, скрывали от ее глаз мистера Мориса Тарна.
Она бросила взгляд на него из-за цветов. На нем был вчерашний воротничок — он всегда носил воротнички по три дня. Его порыжевший черный галстук был укреплен сзади утратившей блеск пряжкой. Отвороты старомодной визитки блестели от долгого ношения, рукава были обшарпаны.
Изучив его отвлеченно и хладнокровно как возможного жениха она вздрогнула.
Эльза всегда соблюдала по отношению к своему опекуну и его привычкам философское терпение. Ей надоело настаивать на покупке платья. У него был довольно значительный доход, и однажды она с удивлением узнала, что у него лежит довольно большая сумма в банке. Но Морис Тарн был феноменально скуп. Она была кое-чем ему обязана, но не многим: образованием, полученным в самом дешевом пансионе, какой он только мог найти, неохотно даваемыми деньгами на платье и курсами стенографии и машинописи, которые должны были дать ей возможность сделаться личной секретаршей старого Эмери. В добавление ко всему этому, Морис Тарн давал ей то, что ему угодно было называть «домашним очагом».
Сейчас он был весьма занят цыпленком под японским соусом, которого разрезал на микроскопические кусочки. Вдруг он спросил:
— Есть что-нибудь в газете?
Он сам никогда не читал газет и в ее обязанности уже много лет входило ознакомление его с главнейшими новостями в утренних газетах.
— Ничего, — сказала она. — Вы знаете о парламентском кризисе?
Он проворчал что-то себе под нос, потом спросил:
— Ничего больше?
— Ничего, кроме скандала с кокаином.
Он вдруг взглянул на нее.
— Скандал с кокаином? Что ты хочешь сказать?
Она взяла газету.
— Речь идет о двух шайках, ввозивших его в Англию. Я не думала, что вам будет интересно это, — сказала она, отыскивая статью.
В эту минуту она случайно взглянула на него и едва не выронила газету от удивления.
Лицо мистера Мориса Тарна, от природы бледное, теперь было мертвенно-бело. Нижняя челюсть отвисла, глаза выкатились.
— Две шайки? — скрипучим голосом спросил он. — Что ты хочешь сказать? Читай! Читай! — хрипло приказал он.
— Я думала…
— Неважно, что ты думала! Читай! — рявкнул Тарн.
Скрыв свое удивление, она отыскала статейку, которая занимала полстолбца и гласила:
«Вчера утром инспектор сыскной полиции Бикерсон в сопровождении полдюжины полицейских произвел облаву на небольшой склад в Уайтчепле и, арестовав сторожа, обыскал помещение. Говорят, что захвачено и увезено значительное количество опиума и пакет, содержащий 16 фунтов кокаина. Полагают, что склад является распределительным центром одной из двух шаек, которые заняты незаконным сбытом кокаина и опиума здесь и в Америке.
Полиция считает, что одно из этих противозаконных сообществ возглавляется японским купцом по имени Сойока, который, однако, является просто декоративной фигурой в деле, тогда как все операции производятся рядом неизвестных лиц, занимающих, как говорят, высокое общественное положение. Двое из них, по-видимому, являются чиновниками государственной службы в Индии. Состав второй шайки, скопившей за последние два года большое состояние, не столь хорошо известен…
Эти две организации располагают сотнями агентов, а небольшая группа головорезов занимается замыванием следов работы обеих шаек.
Недавний арест одного грека в Кливленде, в штате Огайо, и его признание федеральным властям позволили Скотленд-Ярду получить данные относительно английской ветви этого «дела». Из заявления грека Моропулоса делается вывод, что среди главарей второй шайки один английский доктор и один видный торговец из лондонского Сити…»
— Ах!..
Это не был стон, это не был вздох, но что-то, что совмещало признаки и того, и другого.
Эльза подняла глаза от газеты и увидела, что голова ее опекуна опустилась на стол. Она вскочила.
— В чем дело?
Он махнул рукой, чтобы она отошла.
— Достань мне немножко коньяку из буфета в моем кабинете, — пробормотал он.
Она поспешила в душную маленькую комнату и вернулась со стаканом, содержимое которого мистер Тарн проглотил залпом.
Лицо его постепенно приняло нормальную окраску, и он принужденно улыбнулся.
— Ты виновата, — проворчал он, стараясь принять шутливый тон. — В моем возрасте человек не может сделать предложение в такой ранний час и не почувствовать последствий, а? Должно быть, я немного стар для ухаживания. Подумай о моем предложении, Эльза. Я был тебе хорошим другом…
— Вы хотите, чтобы я читала дальше?
Он жестом остановил ее.
— Чепуха! Газетная утка! Эти господа всегда гонятся за сенсациями. Они живут ими.
Он с усилием встал с места.
— Я увижу тебя в конторе. Обдумай, как следует, Эльза…
Дверь в кабинет захлопнулась за ним. Он еще сидел, запершись в своей комнате, когда Эльза села в шедший на восток Лондона автобус, который довозил ее почти до дверей «Корпорации Эмери».
Глава 2
Торговый дом «Эмери и Эмери» стоит там же, где он стоял в те дни, когда его основатель выстроил своих учеников и клерков, чтобы тушить «Большой Лондонский Пожар». Так что, когда пожар догорел, старый покосившийся дом один возвышался среди почерневших развалин Вуд-стрит. С годами пришли улучшения, требовательный городской совет Сити настоял на некоторых архитектурных изменениях, но на вид здание торгового дома Эмери оставалось таким же, каким оно было в те дни, когда «Мэйфлоуэр» вышел из Плимутской гавани и едва не потопил «Плэзант Эндевор», первое из судов братьев Эмери, совершавших рейсы в Восточную Индию.
Столетия видели много превратностей в судьбах фирмы. В один прекрасный вечер в эпоху Регентства, один из Эмери проиграл в кости свой торговый флот, позже другой Эмери отвоевал назад его стоимость в виде чайной торговли, но дом с узким фасадом, с его неровными полами, с его забавными маленькими шкафчиками и прессами, низкими потолками и извилистыми лестницами устоял против времени.
