Михаил Петров - Гончаров подозревается в убийстве
Обзор книги Михаил Петров - Гончаров подозревается в убийстве
Петров Михаил
Гончаров подозревается в убийстве
Михаил ПЕТРОВ
ГОНЧАРОВ ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ
В повести "Гончаров подозревается в убийстве", приехав на курорт отдохнуть, сыщик вынужден работать с удвоенной силой, чтобы снять с себя подозрения в тяжком преступлении.
* * *
Температура окружающей среды поднялась явно выше допустимо нормальной. С ослиным упрямством столбик термометра крался к цифре сорок. Это в тени, а о том, что творилось на солнце, и думать не хотелось. Казалось, остатки расплавленных мозгов лениво стекают в желудок, чтобы далее естественным путем и вовсе покинуть разгоряченное тело.
- "С агрономом не гуляй. Ноги выдерну!" - предупредил я стоящую на перроне, изнемогающую от жары Милку.
- "Ты уж, Костя, там не пей, погоди до дому..." - в тон мне ответила она, тихо и беззвучно отплывая назад в прошлое или оставаясь в настоящем, в знойном большом городе с его уродливыми заводскими трубами, исторгающими вонючие промышленные экскременты.
Я же от этих прелестей цивилизации бессовестно удирал на юг к морю. Что бы там ни говорили, я это заслужил и потому сейчас со спокойной совестью входил в пятое купе поезда "Иркутск - Новороссийск", надеясь начать отдых уже через десять минут, как того требовали негласные правила отпускников. Все необходимые для этого атрибуты я вез в спортивной сумке, которую любовно упаковал накануне. Я просто был уверен, что среди моих соседей-попутчиков непременно найдется приятный сердцу собеседник и мы, разодрав дорожную курицу, серьезно вглядимся в бутылочные донышки. Но истинно сказано, что мы только предполагаем...
Этот визг я услышал еще издали, но и в мыслях не мог допустить, что он адресован мне, что судьба уготовила мне такую подлянку.
Первым делом я наступил на горшок, который, извернувшись, украсил мои новые босоножки и носки жидким детским калом, разумеется, вместе с ногой. Чисто рефлекторно я выматерился.
- А ты смотри, куда наступаешь, свинья безглазая! - осадила меня с виду утонченная блондинка, очевидно мамаша ревущего засранца.
- Но это же купе... - несколько опешив, возразил я, - туалет чуть подальше...
- Не твоего ума дело, бандюга самарская! - вступилась за блондинку полная астматичная старуха в фривольном халатике. - Сам ходи в тот сортир, а дитя будет здесь, в горшочек.
- Что-то на грудничка он мало похож, - смерив взглядом упитанного шестилетнего оболтуса, несмело возразил я.
- А это не твоя забота! - продолжала белениться мамаша. - Ходить он будет на горшочек!
- Да ради бога, - вежливо улыбнулся я. - Рекомендую и вам не утруждать себя, а испражняться тут же, не поднимаясь с полки... Счастливого пути!
В служебном купе двое молоденьких студентов, подрабатывающих летом проводниками, резались в карты и были столь поглощены увлекательным делом, что не сразу поняли суть проблемы.
- А-а-а, - наконец протянул один, - так ведь свободных мест нет, все к морю едут, ничем вам помочь не могу.
- Как же я сорок часов проведу в их вони? И вообще, почему не работает кондиционер?
- Скажите спасибо, что хоть колеса крутятся. Платите пятнадцать рублей за белье и не портите себе нервы, скоро должно освободиться одно место, тогда я вас и переселю.
Я подумал, что парень мудр, аки змий, заплатил деньги и отправился в ресторан. Здесь, в отличие от нашего вагона, стояла приятная прохлада. Запах подгоревшей и киснувшей пищи казался просто божественным по сравнению с ароматами моего купе. Заказав ординарный обед, сдобренный ста граммами, я принялся изучать посетителей. Ничего примечательного, обычные наши отпускники, весь год копившие несчастные крохи, чтобы летом в одночасье их промотать. На их фоне резко выделялись два наглых, пьяных парня, сидевшие за соседним столиком. Держались они вызывающе, свысока поглядывая на окружающих, ожидая, когда найдется тот смельчак, что сделает им замечание. Портить себе отпуск не входило в мои планы и потому, закрывшись газетой, я самоустранился.
Я уже доедал прогорклое жаркое, когда появилось это чудо в перьях.
Худенький, но высокий парень в потрепанных джинсовых шортах вышел из-за моей спины и протопал прямиком к буфету. Огромные, зеркальные очки закрывали половину сухощавого лица, но самыми запоминающимися в его облике были волосы. Каштановый "конский хвост", перехваченный на затылке, почти доставал до поясницы и, на зависть слабой человеческой половине, по всей длине перекатывался живой волной. Предчувствуя добычу, пьяные парни притихли и насторожились. Прикупив брикет мороженого, волосатик вознамерился идти восвояси.
- Чё, на сладенькое потянуло? - гаденько ухмыляясь, спросил один из наглецов. - По какому месяцу ходишь, педрило?
Пропуская оскорбление мимо ушей, не желая связываться, обладатель "хвоста" молча шел между столиками. Это еще больше разозлило моих соседей и заставило от слов перейти к делу. Подножка была подставлена неожиданно и потому сработала безупречно. Нелепо взмахнув руками, под гомерический гогот обидчиков, парень рухнул в проходе. Под тупое молчание обедающих и жизнерадостный хохот дебилов волосатик поднялся и раздавленным брикетом мороженого плотно закупорил раскрытую пасть весельчака. Второй же, наоборот, заревел бегемотом, когда на его лысоватый череп пришлась тарелка горячего борща. Желая взять реванш, он ухватил парня за волосы, и сделал это совершенно напрасно, потому что уже через секунду, откинувшись на стуле, выловленным судаком ловил воздух. Его товарищ, беспомощно барахтаясь, оказался на полу, а сам любитель мороженого, извинившись перед жующей публикой, с достоинством неспешно удалился.
Безо всякого удовольствия закончив свою трапезу, я покинул ресторан, чтобы весь оставшийся путь (студенты обещания не сдержали) наслаждаться обществом двух сварливых баб и их капризного и злого отпрыска.
В Анапу, конечный пункт моего следования, поезд приходил в полдень. Однако уже часов за шесть до прибытия предприимчивые квартирные хозяйки начали шастать по вагонам, предлагая свои пятизвездочные хоромы. Мне же на их услуги было наплевать, потому как я ехал целенаправленно, строго по конкретному адресу, к моей доброй знакомой Зое Федоровне Климовой.
Когда-то давным-давно ей выпала несказанная честь обучать Константина Ивановича Гончарова премудростям иностранного языка. И должен сказать прямо, что удалось это ей блестяще. Уже к десятому классу я в совершенстве владел некоторыми словами некогда вражеского нам языка. Я даже постиг фразу: "Видерхолен, зи битте, нох айн маль", что в переводе означает: "Повторите, пожалуйста, еще один раз". Этой фразой я ее сводил с ума совершенно. Бедная "немка" покрывалась пятнами, когда на ее вопрос, заданный на чуждом мне языке, я, подобно попугаю, твердил: "Видерхолен..."
Однако, как это ни парадоксально, если дело не касалось языка, отношения у нас были отличными, такими, что после окончания института я стал вхож к ней в дом и даже подружился с ее мужем, председателем крупной горнодобывающей артели. По тем временам он был официальным и законопослушным миллионером, имел огромную зарплату, красивую жену и шикарную черную "Волгу". Шофером на том автомобиле он держал здоровенного черного казака Валеру Климова по кличке Шмара. Надо сказать, это прозвище шло ему бесподобно.
С виду рубаха-парень, простой и открытый, на деле он оказался существом хитрым и расчетливым. Не знаю досконально, в деталях, но только он мою "немку" трахнул и даже сумел ее к себе привязать. Рано утром, доставив мужа на работу и убедившись, что тот приступил к выполнению служебных обязанностей, Валера возвращался к его жене и выполнял обязанности уже не служебные. Так продолжалось больше года, пока, наконец, обманутый супруг не застал их на месте преступления. После соответствующей бурной сцены он покинул родной дом со всем нажитым добром и подался в глухую сибирскую тайгу, где через несколько лет приказал долго жить.
Немного погодя, выйдя на пенсию, Зоя Федоровна, отписав квартиру приемной дочери и прихватив ненаглядного Валеру, укатила в Анапу, где у ее маменьки был собственный дом, построенный на деньги ее недавнего незабвенного муженька.
Через общих знакомых "немка" несколько раз приглашала меня провести лето у моря, а мне все было недосуг. Но в этом году я твердо решил навестить свою старую знакомую и, невзирая на протестующий лепет Милки, отправился в путь.
Нужный мне дом под номером 40 я нашел сразу и, возбужденный предстоящей встречей, нетерпеливо задергал калиткой. Ответом мне был глухой и раздраженный лай рыжей, изможденной суки. Ей вторил радостный визг замечательно жирного щенка. Но только и всего, никого больше мой приезд абсолютно не заинтересовал. Добрых пять минут я беспредметно пытался привлечь внимание к собственной персоне, и все, увы, попусту. Совершенно разочарованный, я уже собрался идти восвояси, когда слева из пристроя выполз пузатый, белый от муки мужичок.
