Сергей Валяев - Чертово колесо
Обзор книги Сергей Валяев - Чертово колесо
Сергей Валяев
Чертово колесо
Город просыпался. Поливальные машины умывали его утренние улицы-площади-деревья-клумбы. Звенели на поворотах первые трамваи. Тренькала мелочь в карманах торопливых прохожих. Трещали будильники в домах. Дворники шаркали метлами по сухому асфальту дворов. Нервничало радио последними известиями. Хлопали входные двери подъездов. Заревели мусороуборочные машины. Лаяли собаки. Гремела посуда на кухнях. Начинался новый день. День обещал быть жарким.
городской парк был безлюден и холоден. На траве искрилась роса. Женщина босиком шла по мокрым газонам. Глаза ее были закрыты. Ощупью набрела на невысокий заборчик; шла вдоль него — медленно и скрипуче крутилось Чертово колесо. Женщина прошла по дорожке к чугунной скорлупе, похожей на лодку; забралась в нее. Трудно и громко заскрежетали металлические суставы карусельного механизма. Качалась на подъеме ненадежная, хрупкая скорлупа… Женщина испуганно открыла глаза и… и —
проснулась… трещал старенький будильник…
Женщина смотрела на чистый потолок; глубоко вздохнув, сбросила одеяло; энергично зашлепала по паркету.
— Пора! Пора! Рога трубят!.. Эй, подъем! Опоздает кто-то на вокзал! Лю-ю-ю-юди! — Прислушалась к тишине. — Ну, уж нет! Я в отпуске! — Решительно пошла по коридору. — Убирайтесь к бабушке! Бабушка ждет… — Открыла дверь детской. — Кому я говорю! Ростик, подъем! — Сын брыкнулся, головой зарываясь в подушку. — Слава, славненький мой, сладенький мой. — Присела перед сыном, хотела поцеловать в лоб.
— Ну, ма! — отбивался мальчик. — А папа уже?
— Уже-уже! — Пошла прочь. — Муж! Уж! Пора! — Открыла дверь кабинета. — Эй, соня! Пора!
Муж просыпался на диване, шуршал газетами.
— Рога трубят?… А почему?…
— Александр, издеваешься? — Жена плюхнулась в кресло. — Через полтора часа поезд. Мы уже опаздываем… Вы опаздываете…
— Куда?
— Куда? К бабушке! — громко сказала женщина. — В деревню. Забыл?
— Маша, я ничего не забываю… Кстати, где мои очки? — Беспомощно шарил рукой по дивану.
— На полу очки, — сказала Маша. — Опять с петухами?…
— Все, бегу-бегу. — Зашлепал по газетам. — А что ребенок?
— Берет пример с тебя…
— Ростик! — Муж убегал. — Я уже готов… к бабушке…
Маша поднялась из кресла, вышла на балкон. Нашла пачку сигарет, спички. Закурила. Смотрела на городской парк. Он лежал там, за рекой, внизу. В темных деревьях стояло огромное решетчатое Чертово колесо. Оно было недвижно, и недвижны были его чугунные люльки-лодки.
Тяжелый гул и горький смог плыли над Садовым кольцом. Механизированный поток разрушал город, травил выхлопными газами прохожих. Начинающийся день жарким солнцем наступал на тени домов. Среди машин суетилось такси. В нем сидела семья: муж, жена и дочь. Муж, поглядывая на часы, успокаивал себя и жену:
— Успеем, еще пятнадцать минут!.. Ааа, черт, куда ты?… На таран!.. А потом их склеивай…
— Каскадеры, — морщился таксист.
— Вот-вот, а потом вопят: ой, доктор, умираю! — Оглянулся на заднее сиденье. — Успеваем-успеваем… на море… песочек… белый пароход… Александра и Ася на белом пароходе…
— Павел, — укоризненно проговорила жена. — Ты, как всегда, последний… на отдых…
Дочь лет двенадцати смотрела на пыльные витрины магазинов, на хвосты очередей, на бесконечные киоски. Павел развел руками.
— Родные, кто-то же должен!.. Со скальпелем наперевес…
Таксист спросил:
— Куда? К дальним?
— Да-да. — Вырвал портмоне из кармана пиджака. — Отлично! Мы еще по пломбиру…
— Я не хочу вашего пломбира, — вызывающе сказала дочь.
— Ася, — вздохнула мать. — В следующий раз папа обязательно…
— Дочь, клянусь… Будут тебе ласты… будет и свисток!
Такси притормозило. Игольный шпиль вокзала вонзался в безоблачное, бесконечно синее, как море…
На шумном, грязном перроне стоял Павел, смотрел в открытое купе, улыбался.
— Вы там, девочки, осторожнее! Ася! Не заплывай, там акулы. — Щелкнул зубами. Взглянул на привокзальные часы-луковицы. — Минута! Все хорошо будет…
Дочь вызывающе читала книжку. Жена махнула рукой.
— Ладно, Паша, иди. Я позвоню… как устроимся… Ты здесь сам аккуратнее…
— Ага! Счастливого пути! Завидую вам. — Уходил, пятясь, вдоль вагона.
Громко лязгнули вагонные буфера. Вагон качнулся. Пробивая толпу пассажиров, в панике бежали Маша, ее муж Александр и их сын Слава-Ростик.
— Стойте! — кричала женщина. — Какой это вагон?… Черт! Куда он!..
— Двенадцатый, — ответил Павел.
— Сюда-сюда, — ухватилась за поручень Маша. — Стойте, я вам говорю!.. Саша, Слава! Сюда!
И, словно от ее крика, состав, дернувшись, остановился. Муж тащил два чемодана. Сын бежал рядом. Павел ухватил один из чемоданов.
— Помогаю-помогаю…
Вдвоем подбежали к открытой двери, где стояли Маша и проводница, которая ругалась:
— Что это такое, граждане? Вы задерживаете движение… мы по расписанию…
— Ростик! — Мать за руку втащила сына в тамбур. В тамбур полетели и чемоданы… Состав вновь двинулся. — Ой, я же с вами! — Маша спрыгнула на перрон. Неловко наткнулась на Павла. Кричала: — Позвоните… Целую!.. — Шла за поездом. — Ростик мой, люблю тебя. — Послала воздушный поцелуй; потом остановилась, смотрела… Пока не услышала за спиной:
— Вы так всегда отправляете в далекие края?
— Ой, вам спасибо. Я на вас упала… кажется?
— Пустое… Главное, уехали… в теплые края… Мужчина и женщина посмотрели друг на друга. Женщина и мужчина посмотрели друг на друга.
— Маша.
— Паша. Павел.
Улыбнулись друг другу. И пошли прочь по замусоренному перрону, пробиваясь сквозь вокзальный хай, сквозь плотную пассажирскую массу, сквозь потную жару… пропали в темном чреве туннеля… А мир печального и бесконечного томительного ожидания остался…
Полутемная спальня. Приглушенный шум города. На взрыхленной кровати двое — мужчина и женщина. Их тела бездыханны. Между ними — пачка сигарет. Рука мужчины и рука женщины оживают и как бы самостоятельно ползут к этой пачке… Все ближе и ближе… Столкновение рук подобно искре… подобно взрыву… подобно…
потом столкновение губ, глаз, тел… Что может быть прекраснее столкновения двух миров? Двух планет? Двух звезд, наконец встретившихся на общей траектории любви?
Потом снова был приглушенный шум города. Женщина и мужчина молчали, курили и смотрели в потолок. Дым рассеивался у потолка. Потом женщина повернула голову в сторону мужчины и сказала:
— Ты меня любишь.
Мужчина не ответил, курил, вглядываясь вверх (в самого себя); затем повернул голову в сторону женщины и утвердительно сказал:
— Ты меня любишь.
Женщина курила на балконе. Внизу жил вечерний город. От света витрин магазинов лоснилась река. Там, за рекой, играл невидимый духовой оркестр. Оркестр играл в городском парке. Среди темных деревьев крутилось неповоротливое колесо обозрения. Над люльками лодок висели разноцветные фонарики, и казалось, что пестрые птицы летают над рекой…
— Птицы летают над рекой, — сказала женщина.
— Да, красиво, — согласился мужчина, переступая высокий порог. — Как наши с тобой души…
— Как странно, — проговорила женщина. — У меня тоже вид на парк. И на это колесо. Во-о-он те дома, — махнула рукой на дальний многоэтажный массив с мутными сотами освещенных окон. — Как-нибудь я приглашу тебя в гости…
— Спасибо. — Он поцеловал ее в щеку. — Осторожнее кури, там у меня сосед-автолюбитель…
Женщина вытянула голову в ночь.
— Соседа нет…
— Есть бак с бензином. Держит, дурак, бомбу…
— А что ты завтра?… — Она плюнула на сигарету. — Послушная девочка, — усмехнулся он.
— У меня каникулы, — вздохнула она, — а у вас? Он обнял ее за плечи.
— Раз — операция. Два — операция… Это плановые…
— А я никогда не каталась на колесе. Всю жизнь вижу это колесо и никогда… никогда… Странно…
— Я тебя приглашаю…
— Куда?
— На это колесо. Чертово.
— Не-е-ет. Я боюсь, — улыбнулась она.
— Ты же со мной? — удивился он.
— И что?
— Ничего не бойся. Ничего и никого.
— Хорошо, я буду стараться, — серьезно ответила она.
Операционная. Павел срывает с рук липкие резиновые перчатки. Оглядывается на операционный стол — операция идет к концу.
— Если что, я у себя. — Утомленный, выходит в коридор. Идет по бесконечному больничному коридору; навстречу — молоденькая медсестра.
