Лев Константинов - Срочная командировка
Обзор книги Лев Константинов - Срочная командировка
Лев Константинов
Срочная командировка
ОФИЦИАНТКА
Было душно. Солнце застыло перезрелым персиком. Такое же багровое до черноты, оно неподвижно висело в самом центре побледневшего от жары небосвода. Из него, казалось, вот-вот брызнет сок. Тенты ресторана на крыше гостиницы прокалились и провисли, как листья городских тополей. Город медленно плыл в раскаленных потоках воздуха.
Официантка Лида лениво подошла к столику. Олег попросил воду со льдом. Лида немножко оживилась.
— Есть коньяк, вино. Воды нет.
— Мне простой воды, из крана, — Олег чувствовал, как подступает к сердцу злость.
— Есть шашлык, тушеная баранина, — Лида торжествующе посмотрела на Олега, — воды нет.
Похоже, она развлекалась.
— В холодильнике у вас есть лимонад, — уверенно сказал Олег.
Лида обиделась.
— Я честный работник общественного питания, — ответила она с достоинством. — Чего нет, того нет. А вы бы, гражданин журналист, попросили зеленый чай, в такую жару в самый раз.
— Сидела? — раздражение Олега против его воли вырвалось наружу. В гостинице он жил уже давно, и ежедневная грубость официантки наконец-то вывела его из себя. Определить, что официантка побывала в местах не столь отдаленных, было не так уж и сложно: на пальцах правой руки у нее было едко-сине вытатуировано; «Л-И-Д-А».
Лида усмехнулась:
— Не сидела, а отбывала срок наказания. И как видите, посчитали, что снова могу работать в торговой сети.
— Все-таки поищи бутылку воды, — уже остывая, попросил Олег.
— Ладно уж, принесу вам лимонад. Для себя берегла.
Лида неторопливо прошествовала к холодильнику. Обернулась:
— Тут, кстати, вам записку оставили.
В записке — четыре строки. Ровные строчки, каллиграфический почерк: «Журналист! Не лезь не в свои дела. Пиши очерки о передовиках труда — для тебя же лучше. Если в двадцать четыре часа не покинешь город, будем принимать меры». Подписи не было.
— Кто оставил?
— Лежала на столике. Народу прошла за обед уйма. Всех не упомнить. А на бумажке надпись: «Журналисту в собственные руки». Вы у нас один из работников печати.
Официантка Лида объясняла снисходительно. С посетителями она держалась строго, в разговоры не вступала. «Потому что не может быть содержательного разговора с командированными: думают, раз я официантка…» Олег так не думал — это она точно видела, глаз наметанный. И даже немного огорчилась, — журналист ей казался «интересным». Записку она, конечно, прочитала.
— Так вам и на завтра лимонад приберечь, раз вы такой любитель воды? — Она выясняла, как долго пробудет журналист в городе.
— Угу, — пробормотал Олег.
— А то уезжайте, — посоветовала сочувственно, — Не ровен час…
— Нехорошо читать чужие письма, — равнодушно выговорил Олег. — Особенно честному работнику общественного питания.
На тентах можно было печь блины — так они нагрелись. Официантка Лида пренебрежительно повела бровью:
— Так не запечатано…
Олег возвратился в номер и позвонил Тахирову. Следователь ответил сразу же.
— Мостовой? Ну как ты там? — бодро спросил он. — Испекло тебя солнышко?
Тахиров, очевидно, улыбался. Слова выскакивали из трубки бодро и звонко.
— Письмо получил интересное, — вяло сообщил Олег. — Предлагают покинуть ваш гостеприимный город…
— Очень любопытно. Догадываюсь, что тебе там написали, — Тахиров говорил серьезно. — Видно, ты был прав. Это письмо — подтверждение, что теперь мы действительно ухватились за какую-то ниточку.
— А можно выяснить, кто это почтил меня своим вниманием?
— Попытаемся. Каким путем записка попала к тебе?
— В кафе при гостинице работает официантка Лида… — Олег ясно представил невысокую тоненькую девушку. — Красивая, но уже основательно потрепанная жизнью, на лице толстый слой косметики, всегда взвинченная и раздраженная. Так вот она и взяла на себя труд вручить мне сие послание.
— Знаю такую. Работала раньше в «Гастрономе». Три года за растрату. Освобождена досрочно, — голос Тахирова был сух и официален. — Она?
— Кажется, да. Меня именует «гражданин журналист».
— Прощу, будь с нею осторожнее. Особа приметная. У нее вполне могут быть темные связи.
— Учту. Красивые у нее глаза, у Лиды.
— Шутишь?
— А что остается? Уезжать не собираюсь.
Олег аккуратно положил трубку. Присел к столу. Вот уже который день находится он в этом городе, окутанном жарой, такой густой и осязаемой, что, казалось, до нее можно дотронуться рукой.
Вспомнилось, как все это начиналось…
ПРЕСТУПНИК?
Очерк был уже написан. Как-то само собой нашлось заглавие: «Соучастие». Олег обычно долго бился над заголовками, а тут слова сразу легли в верхнюю строку — слишком обнажена была главная тема материала.
Мостовому хотелось, чтобы очерк получился — гневным, резким, и потому он начал его с обращения к будущим читателям:
«Девушки, если он вам скажет, что любит, — не верьте, гоните прочь.
Парни, когда он протянет вам руку, отвернитесь.
Матери, сделайте все, чтобы ваши сыновья не были похожими на него…
Его вскоре будут судить за безмерные предательство и трусость. И какую бы меру наказания ни определил ему суд, его приговор будет подкреплен нашим с тобой, читатель, моим и твоим, общим отношением к этому человеку — презрением».
Несколько дней назад Олега вызвал редактор. У редактора, обычно весьма сдержанного, от ярости подрагивали губы.
— Посмотри. По-моему, ты сможешь написать об этом.
В толстой канцелярской папке были собраны письма, жалобы, характеристики, запросы. Олег просидел над документами всю ночь. Когда была перевернута последняя страница, он подумал: «Да могло ли быть такое? Каким же негодяем должен быть человек, чтобы совершить такую подлость?»
Моральный облик тех, кто убил девушку, Сычова и Рюмкина, достаточно выразителен: хулиганье, драки, воровство, пьянство, приводы в милицию, судимости.
Но в документах, собранных редакцией, называлась фамилия еще одного человека. Именно к нему, молодому парню, своему ровеснику, девушка шла на свидание. И если бы не его трусость, она могла бы остаться в живых.
Парень и девушка были знакомы очень давно. Ровно столько, сколько помнили себя. Жили на одной улице, вместе ходили в детский садик, в школу. В какой-то вечер не побежали после уроков сразу по домам, задержались у калитки. И тогда он ей сказал: «Давай дружить». Так на школьном языке во все времена начинались объяснения в любви. Они любили друг друга. И хотя жили по соседству, иногда он писал ей записки, светлые, теплые.
А в тот день они поссорились — так, из-за пустяка, как это часто бывает у влюбленных. Но мелочная размолвка вдруг обернулась трагедией. Парень написал своей подруге странную записку: «Я, конечно, не верю, что существуют какие-то „тени“. И время на проверку такой чепухи тратить не стал бы. Но если тебе это очень уж надо — хорошо. Только заодно проверю, как крепко ты меня любишь. Не побоишься прийти на дальний холм в полночь?»
Записка была написана на клочке бумаги, вырванном из школьной тетрадки. Ее нашли в карманчике плаща погибшей. В тот же день приятель девушки был арестован. А на следующее утро на вопрос: «Вы ее убили?» — безразлично ответил: «Да».
Он был милым, скромным и добрым юношей. Так единодушно утверждали все родственники и знакомые. Соседи писали о нем в отзывах: первым всегда здоровался, никому не сказал грубого слова. Родственники рассказывали, что много читает.
При встречах они часто говорили о прочитанном. И девушку всегда восхищали в нем умение увидеть в книгах многое, зрелость суждений и широта мысли. Старшие ставили его в пример своим детям. Учится и работает, обеспечивает себя и семье помогает — после восьмилетки парень ушел работать на завод токарем. Добросовестно относился ко всему, что ему поручали на заводе.
Она еще училась, и его мир — мир заводского труда, рабочих смен и производственных заданий — казался ей очень важным, достойным уважения. Часто расспрашивала, как дела на заводе, и гордилась его успехами так же, как своими пятерками в школе. А он не только работал, тоже учился в вечернем техникуме.
Секретарь комсомольской организации завода сказал о нем следователю: «Черт знает что такое — никогда бы не поверил, что он способен на такую мерзость. Парень всем нам казался хорошим…»
В последний раз свидание они назначили на старом, заброшенном кладбище, расположенном в самом конце городского парка и, по существу, ставшем его частью.
Он путал следствие. Сознавшись в убийстве, парень в то же время категорически отрицал, что виделся с подругой в тот вечер. И его мама подтверждала: да, пришел домой рано, лег спать. Как выглядел? Как всегда.
