Сергей Костин - РАМ-РАМ
Обзор книги Сергей Костин - РАМ-РАМ
Сергей Костин
РАМ-РАМ
Часть первая
Тель-Авив
1
Ее первые слова, обращенные ко мне, были такие:
— Мне нравится только один тип мужчин. Высокий блондин с длинными волосами, очень мускулистый, с сильными руками и узкими бедрами. Просто имей в виду.
Я, если кто со мной еще не знаком, среднего роста — 1 м 75, смуглый — я же наполовину испанец, волосы у меня очень темные, почти черные, но их в мои 47 лет становится все меньше и меньше, так что я их стригу совсем коротко. Культуристом меня тоже не назовешь, хотя я и стараюсь поддерживать свою телесную оболочку в форме.
Обидно? Нет совсем, какой есть, такой есть! Я лишь пожал плечами, хотя желание зацепить меня, по-моему, налицо. А я всего-то предложил Маше выпить чего-нибудь покрепче.
Мы с ней сидели рядом в салоне эконом класса: Маша у окна, я — в проходе. Боинг израильской авиакомпании «Эль-Аль» набрал высоту, и смуглая стюардесса с роскошными переливающимися, как в рекламе шампуня, волосами подкатила к нам со своей тележкой с напитками.
— Что будете нить?
— А что у вас есть? — проявил осторожность я.
— У нас есть все!
В начале первого выпить мне обычно не хочется. Но после вчерашнего! Противоядие в виде принятого мною с утра пива радикально мое самочувствие не улучшило. Короче, сегодня в исключительном порядке рюмка была бы совсем не лишней. Однако прежде чем сделать заказ, не предусмотренный нашим контрактом с авиакомпанией, я, естественно, предложил сделать то же самое даме. Нормальный же вопрос! Вдруг она боится летать, и глоток виски придется в самый раз? Тем более что мы с Машей изображаем мужа и жену, а познакомились с ней только вчера, и времени толком поговорить друг с другом у нас не было. И вот такая реакция!
С Машей мы разговаривали по-русски, так что стюардесса, пока моя спутница деликатно сообщала мне, что я никогда и не приближался к ее эталону мужской красоты, только выжидательно смотрела на нас с милой улыбкой. Она, в отличие от половины израильтян, родилась в Палестине и говорила, кроме иврита, только на английском.
Форма у бортпроводниц «Эль-Аль» продумана. С одной стороны, предельно строгая: черный костюм с белой блузкой. Намек на максимальную, почти полицейскую дисциплинированность работников компании, даже хасиды против такой цветовой гаммы не стали бы возражать. Но к этому придается шелковый шейный платок в сине-зеленых тонах. Подчеркивает женственность и намекает, мол, ничто человеческое нашим сотрудницам не чуждо, включая некоторое кокетство. Толково? Толково! Я прямо увидел совет директоров компании «Эль-Аль», утверждающий эскизы формы: тучных сопящих умных евреев в кипах, сидящих за овальным столом. Но это во мне пары говорили. Я перестал пялиться на стюардессу и — чего-нибудь обжигающего, правда, хотелось — попросил граппу.
— Простите, граппы нет, — извиняясь, смешно сморщила нос стюардесса. «Что, может, ограничиться пивом?» — спросил я свой организм, но голова и желудок дружно запротестовали.
— Хм! Что бы тогда попроще? Ну, а текила?
Стюардесса расцвела. Мне была немедленно выдана маленькая, на рюмку, бутылочка Хосе Куэрво, правда, серебряной — я-то предпочитаю золотую. Стюардесса, пока я расплачивался, продолжала улыбаться. Не просто дежурной улыбкой обслуживающего персонала, а вроде бы лично мне — их, наверное, этому специально обучают. Израильтянки из сефардов — привычные нам ашкенази совсем другого типа, хотя и среди них попадаются красотки — часто бывают совершенно сногсшибательны. Вот и эта стюардесса была такая: с прямым носом, глубокими карими глазами и нежного изгиба губами, не тонкими и не слишком полными, не маленькими и не слишком большими — как я люблю.
А вот Маша-то точно была не в моем вкусе. Лицо у нее правильное, но какое-то мальчишеское: короткая, почти как у меня, стрижка ежиком, уши аккуратные, но немного горчат в стороны, глаза серо-голубые, очень светлые, без бархатного рельефа, знаете, как бывает на крыле бабочки? И вообще, какое-то в ней все угловатое: скулы выпирают, щеки чуть впалые, подбородок торчит вперед — нет в нем женской мягкости. Фигура? Тоже вроде бы ладная: длинные ноги, грудь слегка, но все же выступает. При этом, опять же, Маша слишком поджарая, без искусительных округлостей и изгибов. И что, я тоже должен был заявить, что и она не в моем вкусе? По мне-то и хорошо, что так — лишние мысли не будут отвлекать от дела. Но сообщать ей об этом необязательно: ничто не ранит людей так больно, как отсутствие сексуальной привлекательности или сомнение в ее наличии. Так что я сделал вид, будто и не заметил ее ничем не спровоцированного выпада: выпил залпом свою текилу и уткнулся в книгу. Учитывая предстоящее задание, я перед отлетом заскочил в «Барнз-энд-Нобл» рядом с домом, на Лексингтон-авеню, и купил там «Автобиографию йога» Йогананды.
Из Тель-Авива до Дели лететь около четырех часов. Вообще, когда вам предстоит работать в паре и, тем более, изображать супругов, хороший человеческий контакт необходим. Но нарываться на новые выпады я не стал. А все, что Маша сказала мне до конца полета, было:
— Выпустишь меня?
Мы, хотя и были едва знакомы, обращались друг к другу, как полагается, на ты.
Хотя нет! Возвращаясь на место, она мне сказала еще: «Прости». Так что это было три слова за остававшиеся три часа.
Я потому и предпочитаю работать один или с давними партнерами, ти-па Лешки Кудинова или того же Ромки. Но после памятной поездки в Афганистан, где я с моей полудюжиной языков оказался в положении глухонемого, контора, заглаживая вину, решила непременно навязать мне в напарники человека, говорящего на хинди. Как будто моего английского в Индии будет недостаточно! Или как будто у меня там не будет других проблем, кроме как разбираться с капризами напарницы!
Ну ладно, все по порядку.
2
Я прилетел в Тель-Авив из Нью-Йорка накануне рано утром. Лешка Кудинов с Машей ждали меня там уже сутки. А Ромка к тому моменту уже три дня как лежал в холодильнике делийского морга. Хотя нет — лучше начать с самого начала.
Итак, Ромка. Ромка Ляхов был фигурой заметной. Он был под два метра ростом, очень плотным — не атлетического сложения, а такой, мясистый. Лицом он удался не очень: нос крупный, глаза маленькие, глубоко посаженные, кожа бугристая. Говорил он неожиданно высоким для его комплекции голосом, со странными интонациями и поначалу даже производил впечатление человека заторможенного, чуть ли не умственно отсталого. Это, если не прислушиваться к тому, что он говорил. Если прислушиваться, вы через считанные секунды забывали обо всех его странностях. Знаете такое выражение — «обаяние интеллекта»? Вот Ляхов был просто хрестоматийным примером.
Я сейчас пытаюсь вспомнить какой-нибудь эпизод, чтобы дать вам это почувствовать, но почему-то в голову не приходит ничего конкретного. Дело в том, что Ромка не был мастером чеканных формулировок, а — я искренне верю в магию слова — именно они остаются в памяти. На самом деле, он больше молчал и никогда не подавал коротких реплик. Он ждал, пока все выскажутся, то есть, когда ситуация, которая в начале разговора каждому казалось ясной, запутывалась вконец. Это как наложить один на другой несколько слайдов одной местности, снятой разными фотоаппаратами с разными объективами и под немного разными углами. Каждый добавил свой слайд, и прозрачная картинка стала мутной и темной. Вот тогда все взгляды обращались к Ляхову, и он бросал свое обычное: «Можно я тоже скажу?» И начинал своим высоким, почти срывающимся голосом, как будто он очень волновался, хотя взгляд его, спрятанный под козырек белесых бровей, оставался спокойным и уверенным И это было, как если бы он все наши слайды подгонял один под другой: какой-то укрупнял, какой-то уменьшал, совмещал контуры, убирал случайное — и мутная картинка вдруг становилась резкой. И в том видении проблемы, которое становилось нашим общим, каждый и узнавал свой кадр, и признавал то, чего не видел раньше.
Из всех нас, двадцатилетних интеллигентных мальчиков, только в Ляхове читалось блестящее будущее. Начальник Аналитического управления — это как минимум. А вообще — начальник разведки. Если не всей Конторы.
Мы втроем — Ромка, Лешка и я — проходили подготовку на закрытой даче в подмосковной Балашихе. Наш тогдашний куратор — бывший смершевец, коренастый, немногословный, хитрый, с непохожей на настоящую фамилией Иванов — называл нас «три мушкетера». Однако вместе с нами четвертой готовили и мою первую жену Риту. Когда я обратил внимание Иванова на это несоответствие, он только бросил: «Дюма вообще за скобкой оставил главного героя! Небось, не глупее тебя был».
Лесная школа — будущий Институт им. Андропова — была по соседству с нашей дачей, но там готовили разведчиков, которым предстояло работать под прикрытием: в посольстве, в торгпредстве, корреспондентами. А из нас готовили нелегалов — людей с выдуманными биографиями и поддельными паспортами. Почему к нам затесался и Ромка? Было же ясно, что его работа, работа аналитика и руководителя сложных операций, — кабинетная. Наверное, потому что он сам этого хотел, а высокие начальники, которые прекрасно понимали, чего Ляхов стоит, во имя того же блестящего будущего решили дать ему понюхать пороху. Чтобы он на своей шкуре знал, каково работать в поле.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
