Чингиз Абдуллаев - Альтернатива для грешников
Обзор книги Чингиз Абдуллаев - Альтернатива для грешников
Чингиз Абдуллаев
Альтернатива для грешников
Первый признак порчи общественных нравов — это исчезновение правды…
Правда, которая ныне в ходу среди нас, — это не то, что есть в действительности, а то, в чем мы убеждаем других, — совершенно так же, как и с обращающейся между нами монетой: ведь мы называем этим словом не только полноценную монету, но и фальшивую.
Мишель де Монтень «Об изобличении во лжи»Вместо вступления
Он сидел в своем кресле, когда позвонил телефон. Обернувшись, он посмотрел на стоявшие слева телефоны. Два правительственных, прямой с президентом, прямой с премьер-министром; городской, внутренний, еще один городской прямой телефон, номер которого знали только несколько человек в городе. Если бы даже позвонил телефон президента, он снял бы трубку гораздо медленнее, чем в этом случае. Этого звонка он ждал.
Глава 1
— Все в порядке. Мы готовы, — сказал знакомый голос.
Он помедлил. Теперь нужно было решать. В конце концов, это был и его выбор. Но он помнил о том, что любой телефон можно прослушать, даже правительственный. И поэтому он произнес условную фразу:
— Вы ошиблись номером, — и сразу положил трубку. Для его собеседника это был сигнал к действию. Он знает, что нужно делать.
Положив трубку, хозяин кабинета на миг закрыл глаза. Выбор сделан.
Теперь все будет решено в течение нескольких дней. Когда-нибудь нужно было на это решиться. Иначе это состояние неустойчивого равновесия может продолжаться очень долго. А при больном президенте это еще и опасно. Он потянулся к телефону правительственной связи и набрал знакомый номер.
— Добрый день, — сказал он привычным мягким голосом, — я хотел бы с вами встретиться и побеседовать. — Человек, которому он звонил, не удивился.
Очевидно, он ждал этого звонка.
— Когда мы можем встретиться? Мне приехать к вам или увидимся в другом месте?
— Я думаю, лучше в другом.
Разговор будет конфиденциальным. Этот телефон тоже могли прослушивать, хотя связисты утверждали, что это вообще невозможно.
— Понимаю. Где?
— Я послал вам конверт с адресом. Нарочным. Вы получите его через десять минут.
— Договорились.
Теперь дороги назад не было. Все было решено. Он провел рукой по лицу, словно вытирая невидимый пот. Свою партию он играет белыми и должен выиграть.
Ничьей быть не должно.
Нас было одиннадцать человек. Вообще-то нас было десять, но в последний момент дали эту журналистку, которая, оказывается, давно просилась выехать на боевую операцию. С виду ничего собой не представляет. Маленькая, худая, в больших очках. Типичная пигалица, а пишет такие репортажи. Откуда, интересно, такие берутся? Нужно было видеть выражение ее лица, когда на нее надевали бронежилет. Она все время поправляла очки и спрашивала, когда ей дадут посмотреть наше оружие. Михалыч, конечно, оружия ей давать не стал. Вернее, не собирался давать, пока не появился полковник Горохов. Журналистка полезла с этой просьбой к нему, и полковник выразительно посмотрел на Михалыча. Михалыч чертыхнулся достаточно громко и распорядился, чтобы этой прилипчивой тянучке показали наш пистолет. Обычный пистолет безо всяких наворотов. Правда, он добавил, чтобы выдали пистолет с полной обоймой. На нашем жаргоне «полная обойма» означает пустышку. Сергей так и понял Михалыча, протянув журналистке пистолет с пустой обоймой. Конечно, по тяжести оружия можно почувствовать, есть ли там патроны, но она была вполне счастлива и этим, так ничего и не заподозрив.
Она схватила оружие с таким видом, словно уже сейчас собиралась выходить на бандитов и палить от бедра, как делают ковбои.
Я недавно смотрел фильм, где женщина-ковбой стреляет лучше мужчин.
Конечно, это вранье, но вранье интересное. Наша журналистка даже не подозревала, что сначала нужно научиться реагировать на опасность, верно ее оценивать, а уже потом хвататься за пистолет. Быстрая стрельба хороша только в приключенческом фильме, в нашем деле она может быть смертельно опасной, когда вместо врага можешь попасть в товарища. Она рассматривала пистолет минуты две и потом вернула его Сергею.
По-моему, полковник понял трюк с оружием и строго посмотрел на Михалыча. Но ничего не сказал. Операция предстояла сложная. Мы искали Коробка по всей Москве. Два раза он от нас уходил, и вот теперь мы получили информацию, что он скрывается у одной своей подружки в Центральном округе города. Мы про Коробка к этому времени многое уже знали. И хорошо понимали, что один он там не будет. Вообще, это был своеобразный бандит. Бывший сотрудник милиции, погоревший на взятке, он восемь лет провел в колонии Нижнего Тагила, куда ссылали в советское время сотрудников милиции и прокуратуры, приговоренных к разным срокам наказания.
В обычную колонию таким ребятам нельзя. Их сразу «на перо» брали, убивая в туалете, или, в лучшем случае, насиловали всем бараком. Очень не любили в блатной среде бывших сотрудников правоохранительных органов, попавших за решетку. Поэтому для таких заключенных были специальные лагеря. И Коробок отсидел там восемь лет, пока не вышел в первый раз. Его, конечно, никто обратно на работу брать не собирался. Но ведь образование-то у него было милицейское, куда ему было податься? Пришлось ему идти маляром в какую-то шарашкину контору.
А через два года сорвался человек и оказался замешан в истории с крадеными вещами. Ему еще один срок дали, только отсидел он на этот раз в обычной колонии.
Вот там он и развернулся. Говорят, два раза его чуть было не убили. Но разве такого убьешь. Его Коробком за фамилию называли. Коробков была его фамилия, а на самом деле его должны были называть Шкафовым или чем-то в этом роде. Он был ростом за метр восемьдесят и с такими бицепсами, накачанными в армии, что запросто несколько противников мог уложить. Он был спортсменом, в армии служил в десантных войсках и в лагере оказался не самым слабым.
Рассказывают, что однажды его вызвал на бой один вор в законе. Что у них там случилось, не знаю, но только на следующий день у барака нашли двоих «шестерок» с переломанными руками. А этого авторитета Коробок не тронул, знал воровские законы, за смерть вора ему отвечать пришлось бы. А на следующий день собрались авторитеты в зоне и постановили считать Коробка своим.
Третью и четвертую отсидки он получил за грабеж, организацию банды, покушение на убийство и тому подобные преступления — целый букет; И в последний раз вышел на свободу в начале девяностого. Вот с тех пор и гуляет. По нашим данным, за ним уже столько набралось, что на три «вышки» тянет. Но он все еще гуляет и никак не попадает в наши облавы. Дважды мы его едва не взяли, но он уходил, а мы ребят теряли. Он ведь один никогда не бывает. Двое-трое «шестерок» всегда при нем.
Кроме этого, он прекрасно знает наши приемы и хитрости умеет так маскироваться, что к нему никто не подберется. И вот теперь оплошал. Как обычно бывает, оплошал на мелочи, на женщине, которая нам и сообщила о его приезде.
Теперь уже он не уйдет. И не потому, что нас десять человек, не считая журналистки. И не потому, что мы такие умные. Теперь ему придется столкнуться с Михалычем, друга которого он застрелил в прошлом году. А Михалыч такого не прощает. И я не удивлюсь, если мы Коробка сегодня живым до тюрьмы не довезем.
Вообще-то Михалыч мужик степенный, рассудительный. По мелочам не дергается. Ему уже под сорок, и он старший в группе и по авторитету, и по опыту. Подполковник Михаил Михайлович Звягинцев, под руководством которого я работаю уже столько месяцев. И собираюсь работать долго, если повезет. У нас в группе все ребята отбирались лично Михалычем. Слабак здесь просто не выдержит.
Официально мы считаемся специальной группой захвата при Главном управлении внутренних дел города Москвы. Специальной потому, что нас посылают на самые трудные операции. В случае необходимости нам могут выделить даже вертолеты или другую технику. А негласно нас называют «крокодилами» и посылают на самую грязную работу. Михалыч, конечно, в таких случаях бурно протестует, но его никто и не слушает. Наш непосредственный куратор, заместитель начальника Главного управления полковник Горохов искренне полагает, что крупных операций не бывает больше десяти-пятнадцати в год, а все остальное время мы должны вкалывать как обычные сотрудники милиции. Конечно, он не прав, но разве можно ему что-нибудь доказать. И даже Михалыч ничего не может сделать, когда Горохов ледяным, спокойным голосом объявляет, что нам опять нужно куда-то выезжать, чтобы разобраться с трупами, оставшимися от очередной крупной аварии. Может, он просто считает, что систематическое общение с покойниками укрепляет дух личного состава?
Сейчас мы выезжаем на операцию на четырех наших машинах. Вообще-то это тоже позор. Официально за нами закреплено четыре автомобиля, но один находится где-то у руководства, а второй давно пришел в негодность и все никак не списывается из-за каких-то глупых формальностей со сроками. В оставшиеся две машины мы не вмещаемся даже теоретически. Не забывайте, что у нас есть еще и оборудование, и оружие. Поэтому Михалыч обычно ездит на своей «девятке», разрешая другим пользоваться его машиной. Кроме его «девятки», у нас еще есть неновый джип и довольно новая «волга», которую Михалыч пробивал у самого министра. Обычно на подобные операции начальство дает нам еще одну машину, заурядный «воронок», который идет следом и в котором сидят два сотрудника ГУВД.
