Андрей Воронин - Последний самурай
Обзор книги Андрей Воронин - Последний самурай
Воронин Андрей
Последний самурай
Андрей ВОРОНИН
ПОСЛЕДНИЙ САМУРАЙ
Анонс
Читатель снова встретится с любимым героем серии "Инструктор" - бывшим капитаном отряда специального назначения ГРУ Илларионом Забродовым.
Инструктор выдвигает свою, совершенно неожиданную версию событий 11 сентября в Америке. Он отправляется на японские острова и расследует новое запутанное дело.
Глава 1
Кто-то когда-то сказал, что лень - двигатель прогресса. Человек, который это придумал, наверняка не сознавал всей пугающей глубины сочиненного им афоризма. Ему казалось, что он отмочил отличную шутку, в какой-то мере оправдывающую его пристрастие к послеобеденному лежанию на мягком диване со свежей газетой в руках. Ну, еще бы! Человеку лень таскать на своем горбу тяжести, и он изобретает колесо. Потом ему становится лень толкать свою неповоротливую тачку, и он изобретает способ заставить бессловесных животных делать это за него, благо у животных не хватает ума изобрести способ от этого уклониться. Когда ему делается лень бродить по лесам в поисках съедобных корешков и сутками гоняться с дубиной за быстроногой дичью, он изобретает сельское хозяйство и животноводство. Когда дым от разведенного в убогой хижине костра выедает ему глаза, человек придумывает дымоход. И так далее, до бесконечности. Именно это и называется прогрессом, и большинство людей на планете издавна привыкли считать, что прогресс - штука в высшей степени полезная. Он, прогресс, позволяет получить от жизни максимум удовольствий ценой наименьших усилий, и разве не об этом мечтает всякий уважающий себя лентяй?
Отсюда, между прочим, снова следует навязший в зубах вопрос: так благо ли прогресс? И если нет, то почему Господь Бог своевременно не послал к тому месту, где первый питекантроп упражнялся со своей дубиной, голодного пещерного медведя? Или попы все-таки правы, и прогресс - от лукавого? Тогда получается, что мы и впрямь живем в царстве, которым правит дьявол, и если до сих пор не уничтожили себя как биологический вид, то лишь потому, что он, рогатый, с нами еще не наигрался...
Полковник ГРУ Андрей Мещеряков сердито тряхнул головой и вернулся к прерванному этими размышлениями занятию - чистке автомата. Что за чушь, сердито подумал он, с усилием вгоняя шомпол в канал ствола и размеренно двигая им взад-вперед. Баналыцина лютая, чепуха на постном масле! Кухонная философия, причем самого низкого пошиба. Не об этом сейчас нужно думать, товарищ полковник, совсем не об этом. Да в том-то и беда, что думать о деле тяжелее всего. Думать о деле - значит снова тупо пялиться в подробную карту местности и изобретать мышеловку. Придумать хорошую мышеловку не так-то просто, особенно если ты охотишься не за мышью, а за человеком, который сам пользуется заслуженной славой специалиста по части силков и капканов. Гораздо проще чистить автомат и развлекаться рассуждениями о добре и зле. Банально конечно, но что делать, если в основе даже самых сложных явлений нашей жизни лежат банальнейшие вещи? В сущности, если копнуть поглубже, миром движет свинское желание прожить за чужой счет. Пьяный недоумок, грабящий в темном переулке прохожего, шустрый наперсточник у входа в метро и известный политик, демонстрирующий чудеса ловкости, чтобы удержаться у власти, - все они одного поля ягоды. И хотят они все, если разобраться, одного и того же: хапнуть побольше, пока не накрыли. Только грабитель в переулке честнее: он грабит собственными руками и не скрывает своих намерений. Потому что дурак. В школе, наверное, двоечником был, не научился красиво рассуждать об общественном благе, прогрессе и долге перед избирателями. И возьмут его, дурака, за хобот и упекут куда Макар телят не гонял, и будет он там лес валить или шить тапочки, скажем, на благо того же общества. А общество будет довольно: попался, захребетник! Попался, бандит! Ишь, чего удумал: жить, не работая! Все работают, а ему, видите ли, неохота.
Э, нет, подумал полковник, излишне резким движением загоняя на место затвор. Затвор перекосило, заклинило, и Мещеряков зло выдернул его из рамки, получив при этом ссадину на большом пальце. Так у нас дело не пойдет, подумал он, зализывая ссадину языком и озабоченно разглядывая полученную травму. Этак ведь черт знает до чего можно додуматься! Такие мысли сродни ржавчине: сначала царапинка, потом едва заметное рыжее пятнышко, а через полгода, глядишь, сквозная дыра размером в кулак, а если в ней чуть-чуть поковыряться, то и голова пролезет, потому что материал утратил прочность, превратившись из металла в дерьмо, в прах... Когда солдат в ответ на полученный приказ вместо "Есть!" отвечает: "А зачем?", это уже не солдат. Это, государи вы мои, уже наполовину дезертир, с каковым следует поступать согласно законам военного времени.
А с другой стороны, человек - это, как сказал классик, звучит гордо. А какая, к черту, гордость, если в ответ на законное желание знать, зачем его посылают на убой, мы берем человека за шиворот и отдаем под трибунал? Славное объяснение! Универсальный ответ на все вопросы. Не рассуждать, рядовой! Иди и сдохни. Ты что, собираешься жить вечно? Остается только удивляться, почему они до сих пор все-таки идут и не разбредаются по домам.
Ну со мной-то все ясно, мысленно сказал он себе, осторожно вставляя затвор в рамку. На этот раз затвор пошел как по маслу и с легким щелчком стал на место. Со мной проще, подумал полковник, загоняя в гнездо защелку пружины и закрывая ствольную коробку. Я - офицер, это моя работа. Мне за это деньги платят, а главное, я понимаю, что иначе попросту нельзя. Теперь уже нельзя. Кто-то когда-то первым совершил эту ошибку, сделав ставку на силу и хитрость, и теперь этот узел не распутать. Поймать бы того, кто придумал политику, и поставить к стенке. Но это намного сложнее, чем поймать Хаттаба. Как же его ухватить, черта бородатого?
Полковник вставил магазин и привычным движением передвинул флажок предохранителя. Густой мутноватый чай в алюминиевой кружке уже остыл. Мещеряков подумал, что в холодном виде это свиное пойло, возможно, покажется ему более приемлемым, осторожно пригубил и с гримасой отвращения отставил кружку. Густая, как деготь, жидкость отдавала березовым веником и имела привкус прогорклого жира - видимо, солдаты плохо отмыли кружку. Полковник брезгливо скривился и сунул в зубы сигарету.
Хаттаб, подумал он. Однорукий дьявол, Черный Араб, сволочь ты этакая... Вот она, политика. Ходят слухи, что в дни своей бурной молодости этот ублюдок был офицером иорданской разведки и прошел хорошую школу у советских инструкторов. Вот и гоняйся за ним теперь... Знаем мы этих советских инструкторов, за их учениками гоняться - только зря время тратить. Выучили на свою голову. Мы учили одних, американцы - других, а теперь сами не знаем, куда от своих учеников деваться. Время собирать камни, вот что это такое. Набросали этих камней по всему свету, а теперь удивляемся: почему это у нас бороны ломаются?
Мещеряков покосился на расстеленную на столе карту. Вид карты вызывал у него физическую тошноту и ломоту в висках. За две недели он изучил карту вдоль и поперек и теперь мог бы, наверное, нарисовать ее с закрытыми глазами - с поправкой на свои художественные способности конечно, но весьма близко к оригиналу. На карте были подробно изображены окрестные возвышенности, долины, ущелья, населенные пункты и даже труднопроходимые горные тропы, но эта потертая и уже изрядно засаленная бумажная простыня не давала ответа на главный вопрос: где искать Хаттаба. Агентурные данные сплошь и рядом оказывались липовыми или устаревшими. В одном можно было не сомневаться: Хаттаб, если он вообще существовал, а не являлся мифом, как утверждали некоторые, все еще оставался на территории Чечни.
Мещеряков с хрустом потянулся, встал с топчана и подошел к заложенному мешками с песком окну. Над верхним краем баррикады оставалась щель шириной сантиметров в пятнадцать, из которой тянуло ночной прохладой. Снаружи было тихо. Сигаретный дым, клубясь, поднимался кверху и вытягивался в амбразуру. Полковник со скрежетом почесал шершавую от проступившей щетины щеку и с сомнением покосился на часы. Было начало четвертого. "Вздремнуть, что ли? подумал он. - Так ведь, пока заснешь, уже и вставать пора. Нечего было допоздна засиживаться, завтра опять целый день буду вареный... Побриться надо, вот что."
Он вернулся к столу, раздавил окурок в переполненной его собратьями консервной банке и, разгоняя ладонью дым, наклонился за чемоданом, где лежала механическая бритва. В командировки, подобные этой, он всегда брал с собой старенькую механическую бритву, доставшуюся ему от отца: в полевых условиях, без горячей воды, не говоря уже об электричестве, эта штуковина была буквально незаменима. Ходить небритым, как это практиковали в полевых условиях некоторые офицеры и прапорщики, Мещеряков не любил, и не из каких-то там эстетических или, боже сохрани, педагогических соображений: просто отрастающая борода зверски чесалась, и в такие моменты полковник сильно напоминал себе одолеваемую блохами обезьяну.
