Чингиз Абдуллаев - Застенчивый мотив крови
Обзор книги Чингиз Абдуллаев - Застенчивый мотив крови
Чингиз Абдуллаев
Застенчивый мотив крови
Никогда ранее за всю историю ведовства и сношений с Дьволом никому и не снился такой чудовищный Голем — псевдоодушевленный полиморф. Нет-нет, не всем известный искусственно сотворенный раб из еврейской легенды, чудовищный сгусток зверской жестокости, которая глубоко в душе знакома каждому, даже самому лучшему из нас. Фрейд называл это «Id» — неосознанным источником инстинктивной энергии, требующей дикого животного выхода.
Альфред Бестер «Голем 100»Замысливать планы мести и осуществлять ее — значит испытать сильный припадок лихорадки, который, однако, проходит, но размышлять о мести, не имея ни сил, ни мужества осуществить ее, — значит носить в себе хроническую болезнь, отравляющую душу и тело.
Фридрих НицшеГлава 1
Первое, что он услышал в это утро, было недовольное ворчание супруги, которая уже в который раз напоминала ему, что им нужно поменять холодильник. Максуд недовольно открыл глаза. Сколько можно говорить по этому поводу: у них два холодильника, и не нужно каждый раз напоминать ему о таких мелочах. На часах было около восьми. Сегодня, кажется, четверг, вспомнил Максуд, и ей не нужно идти в школу, где она работает преподавателем биологии. А ему нужно к девяти на работу, и он мог бы поспать еще минут пятнадцать. Он привычно поднимался в пятнадцать-двадцать минут девятого, тратил около пятнадцати минут на утренний моцион, бритье и быстрый завтрак, чтобы без двадцати девять выйти на улицу. Конечно, ему повезло, что они жили напротив станции метро. Он переходил дорогу, входил в метро на станции «Тургеневская» и за пятнадцать-двадцать минут доезжал до своего института, который находился недалеко от станции метро «ВДНХ». Пешком за несколько минут он оказывался у здания института. Ему даже немного завидовали коллеги. Некоторым приходилось стоять в утренних пробках по полтора часа, пока автобусы или их собственные машины доезжали наконец до места работы.
Максуд Намазов — доктор физико-математических наук — работал в одном из тех закрытых институтов, которые еще сохранились после распада Советского Союза и появления на карте новой демократической России. Новой стране также нужны были новейшие вооружения, оборонная промышленность и передовые технологии для армии. Этими проблемами традиционно занимался институт, где работал Намазов. Начало девяностых — сложные времена, когда финансирование почти закончилось, некоторые сотрудники — кандидаты и доктора превратились в мешочников и спекулянтов, выезжая за товаром в Турцию, а оставшиеся в Москве пытались какими-то немыслимыми способами выживать на смешные зарплаты… В те годы институт жил исключительно за счет аренды, сдачи сразу трех этажей своего основного здания различным кооперативам. Разумеется, ни о какой секретности и речи не могло быть, когда в институт, занимавшийся проблемами обороны, легко мог зайти любой посторонний с улицы, мотивируя это необходимостью попасть в одну из организаций, арендующих три этажа девятиэтажного здания. В середине девяностых отчаявшиеся сотрудники института написали коллективное письмо премьер-министру. Уже стоял вопрос о закрытии института, когда премьер выделил нужные деньги для развития. На дворе был конец девяносто шестого. Следующий год, казалось, упрочил надежды, институт получил наконец решение о восстановлении государственного финансирования. Но в девяносто восьмом произошел оглушительный дефолт, и, казалось, все рухнуло навсегда. Однако и здесь «повезло». Ставший премьер-министром Евгений Примаков возглавлял до этого Министерство иностранных дел и внешнюю разведку страны. Он хорошо представлял, какими важными разработками занят институт и какой большой интерес к нему проявляют различные страны, в том числе и спецслужбы. Поэтому было принято принципиальное решение об удалении всех арендаторов и выплате всех необходимых институту средств.
Уже при новом президенте Владимире Путине институт еще более укрепили, выделив дополнительные площади за городом и средства для проведения экспериментальных работ. Нулевые годы стали временем подлинного возрождения института, когда наконец-то появились новые заказы, большие деньги и перспективы развития. Намазов начал получать приличную зарплату… Плюс зарплата жены… Теперь можно было относительно нормально существовать.
Максуд приехал в Москву после окончания школы, которую окончил с золотой медалью… Мечтал поступить в знаменитый МВТУ имени Баумана, откуда выходило большинство будущих ученых, космонавтов. Получив пятерку на первом экзамене, он автоматически был зачислен в это высшее учебное заведение… Студенческие годы пролетели быстро. И вот с новеньким дипломом прибыл в оборонный НИИ… Восемьдесят шестой год… Тогда ему исполнилось только двадцать два года и перспективы казались особенно радужными.
В двадцать пять он защитил кандидатскую диссертацию и женился на дочери своего научного руководителя — члена-корреспондента Академии наук Зайцева Вениамина Платоновича. Его миловидная дочь понравилась Максуду, еще когда он учился в МВТУ. Она часто приезжала к отцу, который работал заведующим кафедрой и уже тогда выделял среди своих учеников Намазова. Жена Зайцева была кабардинкой, и, может, поэтому он так благосклонно отнесся к стремлению Намазова познакомиться с его дочерью. Лариса оканчивала биологический факультет МГУ, и ей грозило распределение на работу куда-то в Северный Казахстан. Разумеется, ни ее родители, ни она сама этого очень не хотели. К этому времени Максуд уже несколько раз встречался с девушкой, она ему нравилась. Лариса, чтобы не уезжать в Казахстан, сама полушутя, полусерьезно, предложила оформить их отношения… Он сразу согласился, и уже в начале мая они зарегистрировались…
Сама свадьба состоялась только в сентябре; очевидно, родители все-таки решали, стоит ли соглашаться на подобный мезальянс, ведь угроза вынужденного распределения уже миновала. Но Лариса настояла на своем, и в сентябре состоялась пышная свадьба. Тесть подарил зятю и своей дочери хорошую трехкомнатную квартиру в районе метро «Аэропорт», куда они и переехали сразу после свадьбы.
Через год родилась Арина, которую назвали так в честь матери Вениамина Платоновича, бабушки Ларисы. Казалось, что все идет прекрасно. Молодой кандидат наук Максуд Намазов имел московскую прописку, был кандидатом наук, зятем самого Зайцева и проживал в прекрасной трехкомнатной квартире в центре города. Но за окнами был уже девяностый год. Начались проблемы даже с детским питанием, невозможно было купить многие продукты. В девяносто первом распалась страна, а в начале девяносто второго, после того как правительство Гайдара отпустило цены, зарплата Намазова составляла всего восемь долларов. Лариса сидела дома с ребенком, и если бы не помощь ее отца, они бы просто умерли с голода. Приходили посылки и из Махачкалы, от родителей Максуда, которые в эти трудные годы тоже поддерживали своего сына. Но это были очень трудные годы. Намазов не стал мешочником, презрительно отвергая любые предложения заняться подобным «бизнесом». В отличие от многих своих коллег он занимался наукой, искренне полагая, что рано или поздно она кому-то понадобится. В девяносто восьмом, в возрасте тридцати четырех лет, он защитил докторскую диссертацию. Тесть был безумно рад, но Лариса устроила дома очередной скандал, заявив, что было бы гораздо лучше, если бы муж занимался бизнесом, а не этой глупой наукой, которая ничего, кроме «грошей», не дает. Она всегда приводила в пример их общего друга — Костю Хохлова, который бросил аспирантуру, не доучившись, отказался защищаться и занялся бизнесом, продавая ширпотреб из зарубежных стран, в основном из Польши и Венгрии. Намазов всегда говорил, что Костя загубил свой несомненный талант. Среди оставшихся в институте молодых сотрудников имя Константина Хохлова стало своеобразным символом стяжательства. Однако Хохлова это мало волновало, и уже через несколько лет он стал достаточно состоятельным человеком, а в нулевые даже построил два больших супермаркета… Купил роскошный «БМВ», построил дачу за городом, переехал в новую квартиру, женился на длинноногой модели, занявшей какое-то престижное место в московском конкурсе красавиц. Лариса всегда ставила его в пример своему неудачливому мужу, который, став доктором наук, по-прежнему мог существовать только на помощь, присылаемую из Махачкалы, и деньги, которые выдавал отец Ларисы.
Может, поэтому у них так и не появилось больше детей. Лариса категорически отказывалась рожать, ядовито напоминая, что и первого ребенка они смогли содержать только за счет ее родителей. И рожать второго ребенка, когда зарплата мужа не позволяла им нормально существовать, было бы крайне безответственным поступком. С годами Максуд, мечтавший о сыне, смирился с тем, что больше детей у них не будет. Наблюдая за другими семьями, он пришел к твердому выводу, что если в семье один ребенок, то это либо медицинские проблемы с женщиной, либо плохие отношения в семье между супругами. Отношения с Ларисой в девяностые были не просто плохими, а очень плохими. Он часто ночевал на диване в кабинете, куда она врывалась, чтобы устроить очередной скандал.
