Лев Соколов - Проект «Гамаюн»
Это небольшая жилая комнатка, размером очень похожая на каюту подводной лодки, давила его. И дело было не в том, что комната, как и вся база находилась на глубине более восьмидесяти метров под землей. Он никогда не страдал клаустрофобией. И даже если бы в нем были предпосылки, их начисто вытравило еще в семидесятые, во время экспедиции советником во Вьетнам, где ему вместе с местными партизанами пришлось несколько недель отсиживаться в подземном укрепрайоне. По сравнению с той системой ходов, больше похожей на норы, эта база была необычайна просторна и комфортабельна. Давили на него не кубометры земли над головой, а чувство ответственности. Ему было не привыкать к ответственности. Иначе и быть не могло у человека, большая часть жизни который прошла с погонами на плечах. Погонах с васильковым кантом, которыми он всегда гордился.
Свою карьеру он закончил генералом Комитета Государственной Безопасности. Закончил не потому, что сработался и не мог больше принести пользы. А потому что вдруг не стало ни того Комитета, ни той Страны, для защиты которой он единственно существовал… «Впрочем, нет, я неправ — подумал бывший генерал. — Да, страны нет. Но моей Родине не одна тысяча лет. В ней не раз менялись символы и государственное устройство, но она, пусть даже сильно меняясь, всегда продолжала существовать. В конце-концов, изменчивость тоже путь выживания. Эту простую мысль нам подсказывает эволюция. И пусть у меня не вызывает восторга сменивший земной шар в колосьях, орел. Пусть так… Но я в свое время присягал не только флагу и гербу. Я присягал людям. И значит — присяга моя, до сих пор в силе».
Ответственность… Ему, еще крепкому человеку, хоть и возрастом за шестьдесят, было о чем подумать. Та операция, что он проводил… аналогов ей не было. Сейчас к завершению шел самый сложный, первый ее этап. Этап растянувшийся почти на семнадцать лет…
Он положил руки на стол, и провел пальцами по обложки толстой тетради. Это был дневник. Равно как и эта комната он когда-то, принадлежал коменданту объекта. Полковник был дельным мужиком, и его смерть, пять лет назад, была потерей. Всегда нелепо, когда у крепкого человека — внешне не склонного к сантиментам — отказывает сердце… Впрочем, у таких чаще всего и отказывает. Все в себе. Те кто склонны вываливать свои переживания на других, обычно живут гораздо дольше… Отставной генерал провел руками по грубому картону обложки, и открыл тетрадь на заложенной странице. Когда он в свое время нашел эту тетрадь умершего коменданта, он открыл ее именно на этом месте. Когда понял, что это дневник, читать больше не стал. Полковник не имел ни семьи ни детей, — настоящая военная косточка вся жизнь которого была службой. Было ли у него в этом дневнике, больше похожем на сводку происшествий, что-то личное? Эту тайну хранили неперевернутые страницы.
Но сейчас бывший генерал снова взял дневник, и открыл его. На той же странице что и в первый раз, когда взял в руки. Неправильного в этом не было, он ведь уже видел и читал ее. Кроме того она имела отношение, к началу всего этого. И сейчас генералу хотелось… — он попробовал разобраться в своих чувствах — хотелось, как бы нелепо это ни звучало, посоветоваться с мертвецом. Взгляд его заскользил по записям почти двадцатилетней давности, вылавливая из них отдельные фрагменты:
…Передача центральных каналов по телевиденью прервана. Вместо них круглосуточно показывают лихо отплясывающих мужчин в местных национальных костюмах. Однако радио еще работает. Из него мы знаем, что в столице волнения. На улицах народные демонстрации и танки. Это развал. Полный развал…
Вниз по строкам.
…На базе инцидент. Драка. Старший сержант Васильев, (русский), поспорил с рядовым Саймасаевым, (местного призыва) на почве межнациональных разногласий. (еще пол года назад случись такой инцидент, мне бы и в голову не пришло указать на бумаге национальность этих солдат). — В результате у рядового Саймасаева сломана рука в двух местах. Он не является членом персонала базы, а служит в одной из автомобильных частей, машины которой снабжают объект. Это очень тревожный факт. Местное население перестает считать нас своими. Я уже знаю, что вокруг войсковых частей расположенных недалеко от населенных пунктов устраиваются демонстрации. Местные радикалисты требуют что бы оккупанты убирались домой. Оккупанты — это мы. Хорошо еще, что вверенная мне база находится в удалении от жилых районов…
…Сегодня дежурный офицер вызвал меня на КПП. К центральным воротам подъехал автомобильный кортеж. Из первой машины вышел человек в генеральской форме с розовыми лампасами. Он через переводчика назвался министром обороны независимого Бартыстана и потребовал пропустить его для инспекции. Больше похож на попугая. С ним человек двадцать «свиты», все при оружии. Я сообщил этому ряженному, что если он попробует проникнуть на территорию объекта, охране будет приказано открыть огонь…
…После визита опереточного генерала больше никто с «инспекциями» не приезжал. Зато прекратили приезжать машины снабжения. Когда попробовал связаться с окружным начальством, из трубке мне ответили «па-русск ни панмай». Попробовал связаться с моим непосредственным начальством по спец. связи. Нет ответа. То что снабжение перерезано, пока не критично, на безе солидный продовольственный ресурс. Но…
…Жарко, как всегда в это время года. Солдаты задают вопросы офицерам. Офицеры задают их мне. А у меня ответов нет. Я сам не знаю, что делать, и как будет дальше. Это тревожит меня больше всего, хоть я и стараюсь не подавать вида при подчиненных. Удивительно, но несмотря на обстановку, — а может именно благодаря ей — гарнизон базы все так же ответственен и дисциплинирован. За исключением научного персонала, — (что с них взять, — гражданские), — я доволен моими людьми…
…Наконец заработала спец. связь. Из Москвы ответил совершенно мне незнакомый человек, новый начальник отдела. Он сообщил, что наш бывший начальник, дословно «более не состоит на действительной службе». Как это понимать — старик в отставке? На вопрос какова будет дальнейшая судьба базы и гарнизона, новоявленный патрон сказал, что все войсковые части и объекты находящиеся на территории отделившихся республик переходят под их юрисдикцию. Они там что, совсем с ума посходили? Забыли, чем мы тут занимаемся? На вопрос, — что будет с моими людьми, незнакомец ответил что наверно всем нам полагается гражданство независимого Бартыстана. Это немыслимо… Я пока решил никому не сообщать об этом разговоре, даже старшим офицерам. Попробую связаться еще раз, через несколько дней. Возможно, тогда на другом конце провода будет более вменяемый человек. Трудно сохранять верность родине, если самой родины уже нет… Но я солдат. Я присягал. И я не сдам просто так вверенный мне объект.
…Сегодня к базе подошла колонна из шести БТР-60. С транспортеров кричали в рупоры, что предводитель местного клана требует оставить базу. Кланы… Словно смотришь фильм про басмачей… Как же быстро с них слетел налет цивилизованности, стоило ослабнуть власти…Это все эмоции. А факты в том, что в районе появилась большое бандитское формирование, вооруженное армейской техникой. Видимо дело дошло до разграбления армейских складов. Пересечь территорию базы новоявленные хозяева пока не решились, поездили вокруг, постреляли в воздух и уехали. Такая вот психологическая атака. В ответ усилил охранение, и собрал совет офицеров. Пора рассказать им о разговоре с Москвой…
…Звонок по спец. связи. Звонил давний мой знакомый, Петр Афанасьевич Сафонов. Я его помню еще капитаном. С тех пор он сохранил свое лучшее качество — появляться вовремя, в самую трудную минуту. Он подтвердил худшие мои опасения. Науменко снят. На его место назначен какой-то временщик лихо сделавший карьеру за последние месяцы. Новое начальство собирается просто сдать базу местным со всем ее содержимым. Им не до того, — идет грызня за власть. Сейчас там никого не волнует, чем это может обернуться впоследствии. Сафронов сказал, что не может рассматривать это иначе как измену, и я согласен с ним. И все же это был тяжелый разговор… Он предложил мне участие в деле, которое может стоить нам головы. Используя еще остающихся на высоких постах честных офицеров, не допустить попадания базы в чужие руки. Я согласился. Кто-то может квалифицировать мои действия как измену, но, считаю, что бездействие в данной ситуации — вот настоящая измена. Уверен в своей правоте, и буду действовать согласно древнему изречению: «поступай, как должен, а там — будь что будет»…
Вот и все. Разворот закончился, а перелистнуть страницы он не имел права. Генерал еще раз провел рукой по пожелтевшим страницам. И все же разговор с мертвецом состоялся. Полковник словно протянул ему руку из далекого небытия. Мертвец был единственным, с кем он мог обсудить свои сомненья. Потому что для живых подчиненных, командир не должен сомневаться. Он всегда должен точно знать.
