Скотт Стоун - Песня волка
— Иди сюда, — произнесла девушка и раздвинула ноги.
Он вошел в нее неумело, но быстро и через мгновение уже двигался внутри ее тела. Затем наступило ощущение, будто взорвалась плотина, а затем великолепная, поднимающаяся золотая легкость. Через несколько секунд Дэйну показалось, будто он стал легче воздуха. Через какое-то время он отсоединился и, перекатившись на спину, уставился на верхушки деревьев. Ниже пояса словно ничего не было. Ничего.
Сисси пододвинулась к нему и погладила по груди — Дэйн вернулся на землю с другого конца вселенной.
— Я ничего подобного никогда не испытывал, — сказал он.
— Я рада, — она усмехнулась. — Но тебя еще следует поучить. Ты слишком торопишься. Для нас обоих будет лучше; если ты замедлишь темп. Покамест отдохни. Я тебе все покажу.
Видимо, он заснул. Очнулся Дэйн оттого, что рука, ее ладонь гладила его по груди. Она принялась массировать его — очень нежно и медленно. Он наклонился над ней.
— Типа этого, — сказала Сисси и легла на спину с закрытыми глазами. Через огромный промежуток времени, после того как он выучился многим вещам и снова вошел в нее, Дэйн понял, насколько она была права. Лучше медленнее. Когда он почувствовал, как она содрогается, и услышал ее полусмех, полулай, словно звериный голос, юноша почувствовал гордость своей мужественностью. Он сделал это для нее, ей.
Когда они вернулись к камням, солнце подкатилось в углубление между двумя холмами, словно в открытый ствол ружья вкатилась оранжевая пуля. Воздух был покоен, ранний вечер мягок и покрыт золотом.
Дэйн: был утомлен и спокоен.
Оставив девушку на берегу реки, он поднял «винчестер» и отправился на встречу с Таводи. Сделав всего несколько шагов, Дэйн расплылся в широкой ухмылке и легко порысил по лесной тропе. Ничего подобного в своей жизни…
…он не знал…
— Давай поговорим на языке аниюнвийя, сказал Таводи. Как будет церемония зеленой кукурузы?
— СОЛЮТСУНИГИСЦИТЦИ.
— Праздник дружбы?
— АТОХУНА.
— СПЕЛАЯ кукуруза?
— ДОНАГОХУНИ.
Старик прислонился к дубу, росшему перед маленькой хижиной, и посмотрел на внука.
— Когда происходит НУВАТЬЕГВА?
— В октябре.
Таводи улыбнулся.
— На сегодня достаточно. Пожалуйста, принеси из хижины кувшин. Сегодня мы немного выпьем.
Таводи наблюдал за тем, как Дэйн поднялся на ноги.
— Ты растешь, Уайя-юнутци. И изменяешься. Но кое-что в тебе остается неизменным. Достоинство. Честь.
— Я не изменюсь, дедушка, — сказал он.
Уайя написал:
когда я стану старым и буду ходить с трудом, и поползу по высохшему руслу в поисках воды, вспомню ли я, как парил в вышине? словно таводи-ястреб? я был ястребом! вспомню ли взмывающие вверх потоки воздуха и натяжение
мышц и распахнутые когти, когда я готовился к удару?
захочу ли вспомнить?
1948–1950
Старлайт знала, что за ней наблюдают; знала еще до того, как увидала двоих мужчин, стоящих перед магазином меднодобывающей компании. Она ведь была женщиной, да к тому же аниюнвийя, и поэтому почувствовала, как ее обшаривают глаза еще тогда, когда переходила улицу от скобяной лавки.
Ей это не понравилось, потому что было не в первый раз.
Шагая и смотря прямо перед собой, женщина не подала никакого знака, что заметила парочку. Это были братья — огромные и грязные. Белые Лаутоны. Поговаривали, что они живут в своей хижине вместе со зверьми. По всей округе о них шла слава как о знаменитых бутлегерах, и, хотя Старлайт ничего не имела против самогонщиков, все-таки в их присутствии она почувствовала себя неуютно. В местечке, где об изысканных манерах слыхом не слыхивали, эти двое были просто выродками. Когда Старлайт проходила мимо, они открыто пялились на нее, и она чувствовала, как распаляются они от похоти. И спешила пройти мимо.
Вскоре неприятное ощущение отпустило ее, и она снова начала улыбаться. Улыбка придавала ее лицу приятное, но несколько загадочное выражение, и Старлайт заметила, что прохожие как-то странно на нее посматривают. А, ерунда. Она чувствовала себя замечательно, потому что думала, что опять влюбилась. Ей хотелось знать, правда ли это, и сможет ли она почувствовать то, что когда-то чувствовала с Дэйном. Ей хотелось также знать, как на это отреагирует сын. И Таводи.
Натан Берд был хорошим человеком: мягким, нежным, отзывчивым. Его семья приехала сюда из Этоуа много лет назад. Сам Натан стал торговцем и открыл небольшой магазинчик. У него были огромные глаза и нежный голос.
Старлайт дошла до угла все еще слегка улыбаясь про себя. Подчинившись какому-то импульсу, она оглянулась через плечо и осмотрела улицу. Лаутоны сошли с приступки магазина и выперлись на середину улицы, смотря ей вслед.
— Куда ты отправляешься, когда вот так запросто уходишь?
— Никуда. Всюду. Я здесь с тобой. Остаюсь.
— Иногда, Дэйн, ты меня просто пугаешь.
— Почему?
— Потому что я никак не могу тебя понять. Ты никогда не останавливаешься. Мы встречаемся, занимаемся этим, и после мужчины обычно засыпают. А я слышу, как твой мозг продолжает работать.
— А почем тебе знать о других мужчинах? Со сколькими ты уже спала?
— Ты понимаешь, о чем я. Ты не можешь расслабиться.
— Я расслаблен.
— Нет. О чем ты все время думаешь?
— О том, что Таводи был прав. Девушкам нравится этим заниматься, но еще больше нравится об этом говорить.
— Почем тебе знать о девушках? Со сколькими из них ты спал?
— Ага!.. Ты быстро учишься спорить, Сисси.
— Всем женщинам известно, как это делается.
— Ага, это точно.
— Но почему же ты не можешь расслабиться, отдохнуть?
— Ты здесь совершенно ни при чем. Просто бывает так, что я не могу отвлечься. Не могу отключиться.
— О чем же ты думаешь? Эй, я тебя спрашиваю.
— О том, кто я такой, куда и зачем иду, что буду делать с колледжем. Иногда я размышляю о Старлайт и Таводи, и какое это счастье, что они у меня есть. Думаю о том, какой будет моя жизнь, куда забросит судьба.
— А о нас ты когда-нибудь думаешь?
— Я думал об этом тогда, в первый раз, у реки. Как сияли твои ноги, какая ты смуглая. Вспоминаю о том странном разговоре возле амбара твоих родителей. Тогда мне казалось, что я по-настоящему сроднился с тобой. Я помню все, чем мы с тобой занимались, Сисси.
— Но это просто воспоминания. А ты никогда не задумывался о будущем? Я имею в виду нашем будущем? Черт, как ты притих. Нет, оставь меня в покое, я хочу домой. Я иду домой…
День клонился к закату, апрель. В горах все еще прохладно. Завтра снова пропуск занятий. Старлайт это не понравится.
Он шел свободно, легко неся в руках «Яростного».
В кармане, вместе с рыболовными крючками и щепоткой соли, лежал старинный компас, который подарил ему Таводи: древняя штучка, сделанная в Колорадо в конце прошлого века. Дэйн нес с собой небольшой сверток — одеяло. Спальный мешок он оставил в хижине несколько дней назад. Вместо мокасин он надел старые ботинки, не рискуя проверять активность змей после зимней спячки. На коже уже имелась отметка укуса молодой гремучки — тварь, почитающаяся священной у аниюнвийя.
Дэйну нравились леса. Как он сможет когда-нибудь отсюда уехать? Если эта жизнь, действительно, бесконечна, то ему это по вкусу. Но это вряд ли. Он чувствовал, знал это. Потому что замечал Происходящие перемены: Таводи стареет и когда-нибудь умрет, Старлайт, увлеченная Натаном Бердом, вскоре выйдет замуж. Сам он, наверное, уедет учиться в колледж.
Дэйн замер, услышав справа впереди какой-то шорох.
Он стоял совсем тихо, прислушиваясь и подняв голову вверх, стараясь уловить какой-нибудь запах.
И снова шорох, скорее какое-то поскрипывание, словно перекручивали кожу. Затем Дэйн услышал, как лошадь споткнулась о камень, и мужской, грубый и низкий голос.
Снова шум.
Дэйн добрался до деревьев и опустился на землю, двигаясь ползком сквозь кустарник и прислушиваясь. Он увидел заворачивающую направо дорогу и с огромной осторожностью приподнялся, чтобы заглянуть налево.
Лошадь стояла у обочины и пощипывала травку. В седле сидел наездник: лицо его было отвернуто от Уайи. Он пил воду из фляги. Уайя разглядел грязнозеленые штаны, рубашку чуть посветлее, шляпу. Шериф. Что он здесь делает?
Ездок опустил флягу, закрутил крышечку и небрежно повесил ее на луку седла. Затем потянулся, и лошадь быстро подняла голову, взглянула на него и снова принялась жевать траву.
Уайя видел, как шериф спешился и закинул поводья на сук дерева. Затем сел и передвинул кобуру с пистолетом так, чтобы чувствовать себя удобно. Уайя ждал.
Прошло много времени — он видел, как шериф дважды нетерпеливо взглянул на часы, — когда Уайя услышал шум машины, заглушающий звон насекомых. Он услышал его раньше шерифа и передвинулся таким образом, чтобы его нельзя было заметить с дороги, если выезжать справа. Но шериф оставался в поле его зрения, и Уайя увидел, как он поднялся и отряхнул со штанов пыль.
