Александр Тамоников - Опасная игрушка для крутых парней
– Формальность, Эл. И позировать перед камерой будет Ален Бретон, ты же в скором времени станешь Робертом Флоренсом.
– Об отпечатках пальцев и сетчатке глаз ты не подумал? Изменить физиономию, убрать шрамы, разные пятна, скорректировать фигуру – это легко, но пальчики-то и глаза останутся прежними? А они зафиксированы в ЦРУ. И твоя пленка может сыграть роковую роль в моей жизни. Так что давай лучше обойдемся без расстрельной формальности и подпишем обычный контракт.
– Нет, Эл, к сожалению, выставляемые условия не моя прихоть. Я исполню приказ. А насчет пальчиков и глаз тоже можешь не беспокоиться. С тобой будут работать лучшие врачи. Они сделают так, что ты превратишься в другого человека. Совершенно другого человека.
– Разве такое возможно?
– Сейчас возможно то, что было невозможно еще вчера. Прогресс!
– Что будет с врачами после операции?
– На твое усмотрение.
Бретон быстро принял решение:
– Они должны исчезнуть. Весь медперсонал, который будет причастен к операции. В живых не должен остаться никто, кто увидит меня до операции и тем более после.
– Хоп, Эл!
– Может, начнешь называть меня Роб? Чтобы привыкнуть быстрее? Кстати, когда намечена операция?
– Предварительно, на 19-е число, в частной клинике пригорода Исламабада.
– Операция должна пройти ночью, медперсонал подлежит ликвидации на месте, при необходимости госпитализации подбери для отлежки другое место. Решение по персоналу обслуживания после операции то же, что и по обычным медикам, – ликвидация!
– Да, Эл! Все так и будет. А сейчас нам необходимо заключить контракт.
– Ладно! Кто жертвы?
– Американцы. Их взяли в плен у Кабула месяц назад. У себя они числятся без вести пропавшими. Их уже не ищут.
– Сколько солдат?
– Трое!
– Чтобы быстрее закончить формальности, – на слове «формальности» Бретон сделал ударение, – мне нужен русский автомат «АК».
– Тебе дадут «АК-74».
– Тогда идем, закончим с этим быстрее, да поеду я с Лизой куда-нибудь подальше от города.
– Я подскажу тебе одно прекрасное место. И выделю охрану.
– Без нее обойдусь!
– Нет, Эл. Пока приказы здесь отдаю я! Охрана будет сопровождать тебя повсюду.
– Ну-ну!
Мусаллах и Бретон прошли из дома во двор, зашли в здание сбоку от гаражного навеса, спустились по бетонной лестнице в прохладный подвал, коридор которого заканчивался помещением, закрытым массивной решеткой. Охранник включил свет, и Бретон увидел троих избитых, обросших, грязных полуголых молодых мужчин, лет двадцати пяти.
Мусаллах подал знак охраннику, тот открыл калитку решетки. Полевой командир и бывший сотрудник ЦРУ вошли в камеру. Молодые люди прижались друг к другу. Мусаллах взглянул на Бретона:
– Вот твой контракт, Ален.
– Зачем тебе убивать их, Хайрулла? Почему не затребовать за них выкуп? Думаю, американцы пошли бы на сделку.
– Янки, может быть, и пошли бы, только я не имею с ними никаких дел.
– Принцип?
– Если хочешь, то да.
– Интересно, Хайрулла, в восьмидесятых годах к тебе в плен попадали русские?
– То было другое время. Один русский был в плену у моего отца. Раненым взяли, одного из взвода, что проводил разведку в Панджшере.
– Его вы тоже казнили?
– Не успели. Сбежал. А потом лагерь разгромила русская авиация. Не сравнивай русских с американцами. Те умели воевать и умирать достойно, как воины, эти нет.
В камеру вошел помощник полевого командира с автоматом и видеокамерой. «АК-74» передал Бретону:
– Как и просили, магазин полон.
Один из американцев приподнялся:
– Я не знаю, кто вы, но вижу, что европеец или даже соотечественник. Неужели вы убьете нас? Мы же сдались в плен, когда нам была обещана жизнь.
Бретон посмотрел на Мусаллаха:
– Это так, Хайрулла?
Ни один мускул не дрогнул на физиономии талиба:
– Да!
– Но раз вы обещали им жизнь, то должны…
Мусаллах прервал Бретона:
– Я никому ничего не должен. Да, мы обещали им жизнь при условии добровольной сдачи в плен. И выполнили обещание. Пленные жили, пусть и как скоты. Но сколько жизни отведено каждому из них, знает только всевышний. Сегодня суждено погибнуть американцам, а завтра, возможно, и всем нам. Не тяни время, Ален, у тебя же еще прогулка с очаровательной мадемуазель Клодель?!
Бретон передернул затворную раму, загоняя патрон в патронник.
Американец, что обращался к нему, закричал:
– Нет! Не надо! Прошу вас! Мы готовы на все…
Его оборвал сосед:
– Не унижайся, Майкл, нас не пощадят.
– Но я не хочу умирать.
Бретон выстрелил в лицо американца, которого звали Майкл. Тот рухнул на своих товарищей, заливая их кровью. В подвале прогремели еще две очереди.
Бахтияр опустил камеру:
– Я все снял, саиб!
– Отлично, – сказал Мусаллах.
Он вытащил из кобуры пистолет, подошел к дергавшемуся в судорогах, окровавленным телам американских солдат и выстрелил каждому в голову.
– И зачем? – опуская автомат, спросил Бретон. – Итак понятно, что я убил их.
– Привычка, Эл!
Он повернулся к помощнику:
– Кассету мне на стол. И смотри, Бахтияр, никаких копий!
– Да, саиб!
– Ступай.
Бретон прикурил сигарету. Он смотрел на трупы.
– Что-то не так, Эл? – спросил Мусаллах.
– Да нет, просто парни могли бы жить, останься на родине. Но захотели заработать. Вот и получили расчет. А ведь в Штатах у них наверняка остались родители, девушки, возможно, жены и дети. Идиотская политика, идиотская война.
– Весь мир таков, Эл. Стал таким.
– Ты веришь в конец света, Хайрулла?
– Нам, Эл, смерть не страшна.
– Я спросил, веришь ли ты в конец света?
– Не думал об этом.
– А ведь нам всем отвечать пред богом за грехи свои.
– Не знаю, как ты, а я чист перед Аллахом.
– Как знать? Но ладно, пошли отсюда.
Мусаллах и Бретон поднялись наверх.
Хозяин усадьбы указал на автомобили под навесом:
– В твоем распоряжении, Эл, любая из этих машин.
– И даже новенький «Кадиллак»? Кстати, где ты приобрел его?
– В Пакистане, неплохой внедорожник, да? Красивый, мощный.
– На фоне ослов с арабами он впечатляет.
– Каждому свое!
– Я передумал выезжать на природу.
Хайрулла бросил на Бретона быстрый взгляд:
– Позволь узнать почему?
– Расхотелось.
– После американцев? Я думал, у тебя крепкие нервы.
– Дело не в нервах, Хайрулла. Просто твои люди не дадут провести время так, как я хотел бы. Ты же не отменишь свое решение об охране? Поэтому я останусь дома. С Лизой мы неплохо отдохнем и в моих так называемых апартаментах.
– Что ж, как хочешь.
– Распорядись, пожалуйста, насчет обеда и ужина, чтобы его подали в мои комнаты.
– Кальян?
– Нет! Вдыхай эту наркотическую дрянь сам.
– Дело твое.
Оставив Мусаллаха во дворе, Бретон поднялся в свои комнаты. Клодель сидела перед зеркалом, занимаясь ресницами и бровями.
– Это ты, дорогой?
– Это я, дорогая. Бросай косметику, принимай душ и в постель.
Элиза удивленно посмотрела на Бретона:
– Что, прямо сейчас?
– Ты что-то имеешь против, – нагнулся к ней Бретон.
– Нет, дорогой!
– Так какого черта наводить макияж. Отрывай свою задницу от пуфа и в душ.
– Да, да, конечно!
Сбросив с себя летний костюм, Бретон настроил кондиционер на максимальную мощность, лег на широкий топчан. Он думал о сексе с проституткой, совершенно выбросив из головы убийство трех молодых американских парней. И в этом был весь Ален Бретон.
Глава 3
Москва, 15 июня.
Старший лейтенант Шинкевич остановил такси у супермаркета. Обернулся к сидевшему сзади Грачеву:
– Здесь выйдем.
– Что-то никакого увеселительного учреждения не наблюдаю.
– Оно рядом за углом, пешком дойдем.
– Ладно, – кивнул связист отряда специального назначения «Z».
Шинкевич рассчитался с таксистом.
Тот, приняв деньги, спросил:
– Надолго, ребята, решили зависнуть в «Вампире»?
Шинкевич не без удивления посмотрел на молодого парня:
– Ты знаешь это кафе?
– Еще бы. Я тут все в округе знаю.
– Нам посоветовали «Вампир» как вполне сносное кафе, что ты о нем слышал?
– Есть места и получше, но, в общем, и «Вампир» – кафе нормальное, одно неудобство, рядом с банком. Стена общая.
– Ну и что?
– А то, что на зданиях камер видеонаблюдения немерено натыкано. Какой скандальчик, мордобой, менты в момент срисуют.
Грачев спросил:
– А что, публика в «Вампире» агрессивная?
Таксист вздохнул:
– А кто из нас не агрессивный, когда немного на грудь кинет?
– Это точно. Девочки?
– Девочки в «Вампире» что надо, без особой экзотики, правда, но красивые. Только для такого заведения дороговато. За ночь штук двадцать берут.