Владимир Гриньков - Семь кило баксов
– При чем тут она? – нахмурился Хеджи.
Потом он подумал, что это малодушно – юлить, и признался:
– В какой-то мере да. Когда я думаю о том, что там, на Кипре, мне придется с нею пересекаться…
– Ну не пересекайся!
– Это невозможно! – невесело засмеялся Хеджи. – Она из разряда тех людей, от которых нигде не скроешься. – И опять повторил: – Бедные дети, за которыми она присматривает. Как она, кстати, там оказалась?
– Уезжала туда как переводчик. Потом ей разонравилось. И она поменяла работу.
– Почему? Переводчик в загранке – это круто.
– Это на первый взгляд круто, Хеджи. А если увидеть изнанку, там не все так весело. Она мне рассказывала. Ее взяли в какую-то фирму, которая торговала металлом и еще оборудованием для этих комбинатов… Ну, металлургических в смысле. Сплошная Магнитка, в общем. Всякие блюминги, слябинги – там много специфических и незнакомых слов. Вот она сидела по ночам и зубрила все эти профессиональные термины. Иногда на переговорах кто-нибудь ввернет такое слово – хоть плачь, потому что это что-то профессиональное, что означает – непонятно, и как перевести – неизвестно, потому что кто ж его поймет, что оно такое. Даже синоним невозможно подобрать, потому что непонятно, о чем вообще речь.
– Зато жизнь роскошная, – сказал Хеджи. – Фуршеты, презентации, черная икра ложками, крабы и настоящее французское шампанское.
– Да ты что! – усмехнулась Полина. – Она же голодная все время. Знаешь, как у них на переговорах? Сидят где-нибудь в ресторане, обедают и одновременно продолжают переговоры. Наши что-то скажут, потом, пока тетя Галя переводит, они едят. Киприоты что-нибудь в ответ и тоже за свои блюда принимаются, а тетя Галя опять переводит. В общем, киприоты с нашими и пообедают, и все свои дела обсудят, одна тетя Галя уходит из ресторана несолоно хлебавши. Она много чего рассказывала. В общем, ушла оттуда. Устроилась нянечкой, что-то вроде этого. Говорит, что так спокойнее.
– Да, у нее, наверное, не побалуешь, – хмыкнул Хеджи.
Потом они позавтракали. Полина сказала, что хочет заехать к себе на квартиру. Хеджи вызвался ее подвезти.
Сегодня солнечно. У воздуха запах близкой теплой весны. В огромных лужах отражается высокое небо. Хеджи включил в автомобиле радио. Передавали нечто бодрое, под стать настроению.
– Если хочешь, я могу поговорить по поводу работы, – предложил Хеджи.
– С кем поговорить?
– У нас на радио.
– Ты говорил, у вас там увольнения, – напомнила Полина.
– Кого-то увольняют, кого-то принимают, – пожал плечами Хеджи.
Машина остановилась у подъезда.
– Тебя ждать? – спросил Хеджи.
– Я быстро! – Полине очень не хотелось его отпускать.
Хеджи кивнул.
Полина вышла из машины и направилась к подъезду. Как раз напротив входной двери стояла иномарка. Полина скользнула по ней нелюбопытным взглядом, прошла мимо, а из иномарки уже выскочили двое. Хеджи заметил их слишком поздно. Он отвлекся, перебирая частоты радиостанций, а когда поднял голову, те двое уже волокли Полину к своей машине. Хеджи вывалился из салона, крича протяжное «э-э-эй!», и бросился на помощь, но те двое споро затолкали Полину в машину и только потом обернулись, спокойно поджидая Хеджи, – двое против одного, а еще третий был в машине, за рулем. Хеджи налетел на них вихрем, но они были в разных весовых категориях. Его ударили, и он упал. Это несколько его отрезвило.
– Ты ее знаешь? – спросил один из тех двоих.
Хеджи не ответил, глядя на них с земли и ожидая – будут еще бить или обойдется.
Обошлось. Те двое сели в машину и уехали. Хеджи еще услышал, как крикнула Полина, но это не крик был, а короткий вскрик, ей, наверное, зажали рот, и все стихло.
Хеджи заполошенно оглянулся, уповая на помощь, и увидел сумочку Полины. Обронила, когда на нее напали.
Глава 18
Полине заклеили рот скотчем, затолкали в узкую щель между передними и задними сиденьями, придавив сверху коваными ботинками.
– Лежи тихо! – сказал откуда-то сверху мужской голос. – А не то разберу на запчасти.
И выматерился зло, демонстрируя, что не шутит.
Ехали долго. У Полины затекло тело, но она боялась даже пошевелиться. Сжалась, вслушиваясь в звуки. Ее похитители молчали. За всю дорогу не перебросились между собой даже парой фраз.
Наконец машина остановилась. Было слышно, как вышел водитель. Потом заскрипели давно не смазываемые петли ворот. Похоже, что въезжали во двор какого-то дома. Чуть позже голос сверху:
– Приехали!
Полину выдернули из салона. Только теперь она могла видеть, куда ее привезли. Кирпичный дом с мансардой, очень похоже на коттедж, каких за последнее время полным-полно понастроили в Подмосковье. Вокруг сплошной забор, за которым не видно ничего, кроме крыш соседних коттеджей. Один из Полининых конвоиров отлепил скотч, и она спросила:
– Зачем вы это сделали?
Ответом был удар в лицо. Она упала, но сильные руки тотчас же рванули ее вверх, и она приняла вертикальное положение. Еще один удар. Она снова упала и едва не потеряла сознание. Ее заволокли в дом, действуя так грубо, будто она была не живым человеком, а каким-то мешком, проволокли по длинному коридору, потом через комнату, еще одна комната, и вот наконец пришли. Ее усадили на диван у стены. Двое возвышались над ней, их лица Полина видела нечетко, потому что за их спинами было окно и яркий утренний свет слепил ее.
– Жить хочешь? – почти ласково осведомился один из них.
У Полины задрожали губы. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– Твой отец нам задолжал. С него теперь спроса никакого. Так что тебе платить.
– У меня ничего нет!
– Отдашь квартиру, – сказали ей.
Полина смотрела на своих мучителей со страхом, с трудом соображая, чего они от нее добиваются.
– Либо квартира, либо твоя башка, – предоставили ей немудреный выбор.
– Послушайте, я ничего не знаю! – пробормотала Полина.
– Ничего знать и не надо. Перепишешь квартиру на человека, на которого мы тебе укажем, и после этого катись куда хочешь.
– Как же я ее перепишу? Она государственная.
Секундное замешательство.
– Как – государственная? – озвучил свои сомнения один из тех двоих.
Похоже, что они совсем не были готовы к подобному обороту.
– Неприватизированная, – сказала Полина. – Я вам правду говорю.
– Сука! – не выдержал ее собеседник.
Было непонятно, это относится лично к Полине или же ко вновь открывшимся обстоятельствам – крайне неприятным для этих двоих.
– Но если ты врешь!..
– Не вру! – поспешно ответила Полина.
Те двое переглянулись. Они столкнулись с препятствием, которое пока не могли обойти. Слишком неожиданно для них. Они отошли к окну и недолго совещались. Говорили негромко, так что слов было не разобрать. Потом один из них вернулся к Полине.
– Значит, будем приватизировать! – сказал с хмурым видом. – Завтра займемся. А пока посидишь…
Где «посидишь» – он не сказал. Схватил Полину за руку и поволок за собой. Полине очень хотелось, чтобы еще кто-нибудь был в этом доме. Ей казалось, что вот сейчас откроется одна из многочисленных дверей и оттуда выйдет женщина. Ей почему-то именно так и представлялось – что женщина. Может быть, она даже будет похожа на ее покойную мать. Женщина, увидев их, спросит спокойно, с легким налетом удивления:
– Что здесь происходит?
И тогда Полинин страж смешается, замямлит что-то нечленораздельное, и все само собой образуется.
Но не открылась дверь, и женщина не вышла.
Они спустились вниз по широким ступеням деревянной лестницы, это уже был подвал, и сердце Полины готово было разорваться от нахлынувшей на нее волны ужаса, но конвоир так бездушно жестко держал ее за руку, что она не смела ничего говорить, – то, как он бил ее там, наверху, у машины, она запомнила и понимала, что он снова ее ударит при малейшем неповиновении.
Конвоир распахнул одну из дверей, за которой обнаружилась крохотная, два на два метра, комнатушка без единого окна. Там не было ничего, кроме прислоненной к стене раскладушки. Полина еще не успела по-настоящему испугаться того, что здесь ей, возможно, придется провести какое-то время, а конвоир толкнул ее вперед, и, когда Полина переступила через порог, дверь за ее спиной захлопнулась и было слышно, как снаружи задвинули задвижку.
Полина ткнулась в дверь, та не поддалась, и было слышно, как удаляются шаги тюремщика. Потом погас свет, и все стихло. Было такое чувство, будто никого нет в этом проклятом доме. Полина поставила раскладушку, забралась на нее с ногами и только теперь дала волю слезам.
Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой и беззащитной.
Глава 19
Полина долго сидела в темноте, вслушиваясь в тишину. Ни звука. Как будто никого нет в доме. Она подошла к двери и пыталась ее открыть. Не получилось.
Первый страх уже прошел, и к Полине возвратилась способность размышлять. Теперь она понимала, что от нее действительно добиваются выплаты отцовских долгов. О долгах она слышала и прежде, еще до встречи с этими страшными людьми. Слышала от работницы отцовской фирмы. Та еще сказала, что могут попытаться забрать квартиру. Так что все совпало.
