Михаил Серегин - Честное слово вора
Послышался лязг открываемого замка. Блатные повернулись к входу. Дверь открылась, и в камеру вошел сухощавый, густо татуированный старик с золотой фиксой. С первого взгляда было видно, что это очень опасный человек. Несмотря на немалый возраст, движения его были плавными и уверенными, в повадках было что-то напоминавшее дикого зверя, волка, крадущегося по ночному лесу. Было ясно, что старик каждую секунду готов отразить или нанести удар.
Лицо его покрывали морщины, рассекавшие темную кожу, но глаза были ясными, а во взгляде видны были ум, железная воля, жестокость и привычка повелевать. Это и был Вячеслав Сестринский, Батя, один из самых известных в России воров в законе, смотрящий по Магаданской области, лидер группировки блатных, железной рукой ею управляющий. Он же был третейским судьей и прямо с этой зоны мог карать и миловать весь блатной Магадан. И хотя под напором разных отморозков авторитет группировки блатных в Магаданской области последнее время сильно пошатнулся, Батю до сих пор все уважали и побаивались.
Он подошел к блатному углу, сел на одну из шконок и негромко сказал:
– Толковище.
Этого слова ждали все находившиеся тут блатные. Несколько человек тут же встали и отошли в сторону, в углу остались только Батя и его особо приближенные.
– Короче, так, пацаны, – веско сказал Батя. – Вы новости с вольняшки и так, наверное, знаете, но если кто не знает, я вам сейчас еще раз расскажу. Хотел я всей магаданской братве помочь, подогреть областного «хозяина», чтобы он своим спустил приказ кончать с беспределом на зонах. А то, сами знаете, какое тут гнулово началось, жизни не взвидели. Сейчас-то полегче стало, сами видите, а что месяц назад было?
Сидящие вокруг люди закивали. Действительно, последний месяц режим сильно смягчился, и все благодаря стараниям Бати.
Смотрящий немного помолчал, а потом продолжил:
– Но общак у нас оскудел, на подогрев «хозяина» денег там не хватило бы. Ингуши проклятые и спортсмены все под себя гребут, приисков наших все меньше остается. От верных людей знаю, спортсмены зимой еще, пока сезон не начался, на старателей давят, угрожают, у некоторых даже из семьи кого-то в заложники берут, лишь бы только те золото им несли, а не нам. А «зверьки» просто по беспределу перехватывают наши артели, когда те с «рыжьем» возвращаются, и перекупают у них добычу. Мы, конечно, им противостоим, но с беспредельщиками бороться трудно, сами знаете. Хотя, думаю, скоро все переменится, настанет наше время. Но сейчас, пока в общаке лавэ на подогрев мусоров нет, я решил из своих «отгонных» на общее дело отсыпать, помочь братве, чтобы всем нам легче жить стало. Я-то уж одной ногой в могиле, считай, стою, а с собой «рыжье» на тот свет не заберешь, вот я и хотел оставить после себя у братвы добрую память. Но нашлись какие-то суки, – голос Бати стал резче, – которые мои «отгоны» увели. Устроили наезд, двух правильных пацанов завалили и все «рыжье» забрали. Вломились какие-то парни в камуфляже, через дверь и окно одновременно, пацаны ничего и сделать не успели. Снаряжены были те, кто нападал, по высшему классу. Оружие все с глушаками, броники, рации. Наезд вроде как ментовский, вот только какая сука им про «рыжье» стукнула, непонятно. Но хранить «рыжье» и до «хозяина» его довести я поручил Коле Колыме, все вы его знаете. А Колю Колыму не убили, он в живых остался и исчез непонятно куда. Не видели его с тех пор ни живым, ни мертвым. Почему, спрашивается?
– Так ты думаешь, это Колыма все замутил? Стукнул ментам, а сам с «рыжьем» подорвал? – спросил молодой парень, заступавшийся за Колыму до прихода Бати. – Да не может такого быть! Может, его тоже вальнули?
– Тех пацанов, что там замочили, прямо на месте и оставили. А тела Колымы там не нашли. Значит, живой он. Да, и еще скажу: менты его в розыск объявили, по всем участкам ориентировки на него разослали. На жмура в розыск не подают. Значит, и правда ссучился Колыма и закрысил мое «рыжье». Иначе почему он один живой остался, когда его кентов завалили, и почему мне маляву до сих пор не кинул?!
– Так ведь… Колыма же нормальный пацан. – Голос молодого звучал уже нерешительно. – Ты же его отлично знаешь… Штрафняк в Сусумане, бунт на якутском этапняке. Ты ведь сам ему «рыжье» доверил! Это же правильный человек, блатной по жизни!
Батя с шумом втянул в себя воздух и на выдохе коротко бросил:
– Кому блатной, а кому портной. Зря я ему доверился. Людишки сучатся, время такое. Он думает, что на вольняшке его не достанут? Еще скорей, чем на зоне.
– А если на материк свалит? – спросил пожилой блатной со шрамом. – Или уже свалил?
– И там достанут. И за границей. И на дне морском, если потребуется.
– Правильно, – кивнул пожилой. – Сук надо наказывать.
На этот раз молодой приоткрыл рот, но так и не решился ничего сказать. Против опыта и авторитета Бати переть было никак невозможно, да к тому же закрадывалась в голову поганенькая мыслишка. А может, и правда Колыма? Ведь странно как получается: всех мочканули, а его одного – нет. И «рыжье» было ему доверено, не кому-нибудь. Может, и правда ссучился?
– Кому ты это поручить собираешься? – спросил пожилой. – Я сам бы за это дело взялся, но мне до откидки еще больше года.
– Ворону поручу, – ответил Батя. – Из всех моих «торпед» он лучший, ему такие косяки разруливать не впервой. Всех, с кем я знаком, он тоже знает.
– Это тот Ворон, что с нами чалился? – спросил молодой. – Ну, который полгода как откинулся?
– Он, – скупо кивнул Батя.
– Ворон? – с легким сомнением в голосе переспросил пожилой. – Серьезный пацан, базара нет, но не все, кто тебя бы на вольняшке послушались, его слушать станут. Он все-таки не в законе.
– Скоро будет в законе. Как почую, что помирать скоро, так и его короную, смотрящим после меня он станет, этому пацану я верю, он косяков не напорет. А что слушать его не станут… Станут. Он и так пацан известный и авторитетный, свои люди у него есть, а я сейчас еще и позвоню на вольняшку и маляву напишу, чтобы его слушали.
Батя привстал со шконки и достал из-под матраса мобильник, набрал номер:
– Алло… Илью позови. Неважно, скажи, что Батя с ним говорить хочет.
На несколько секунд смотрящий замолчал, потом снова заговорил:
– Ворон, ты? Да… Знаю уже, потому и звоню. Разбираться с этим ты будешь. Да… Братве я маляву напишу, чтобы все знали, что ты по моему слову этим делом занялся. А Егору, Семе Косильщику и Шарманщику я сейчас позвоню еще… А сам-то что думаешь? Понятно. В общем, давай, если «рыжье» вернешь и суку накажешь, то в обиде не оставлю, ты меня знаешь.
Батя нажал отбой и тут же набрал следующий номер:
– Егор, ты? Слушай, если к тебе Ворон придет и помощи попросит, помоги. Я ему велел «рыжье» свое искать, которое Колыма закрысил… Ну и хорошо… Счастливо.
Следующие два звонка почти дословно повторяли этот, только звонил смотрящий другим людям. Закончив говорить, он спрятал мобильник под матрас, достал оттуда ручку, листок бумаги и написал на нем несколько предложений. Закончив, он протянул маляву молодому парню и сказал:
– Переправишь как обычно. И побыстрее.
Молодой взял записку, кивнул и рискнул спросить:
– А что пацаны? Все на Колыму думают?
– Все, – кивнул Батя. – Весь город только о том и говорит, что Колыма меня кинул. Ну да ничего, свое он получит.
Глава 8
Ресторан «Золотой теленок» считался одним из самых крутых в Магадане. Располагался он в самом центре города, в здании бывшей партийной школы, которое нынешним владельцам ресторана каким-то образом удалось то ли купить, то ли арендовать у городских властей. Впрочем, знающие люди полагали, что на самом деле рестораном через подставных лиц владеет сам губернатор Магаданской области, иначе власть имущие ни за что не расстались бы с таким лакомым кусочком, как здоровенный дом в самом оживленном месте города. Партшколы теперь, конечно, безнадежно вышли из моды, но свято место пусто не бывает, что-нибудь да придумали бы. Да, собственно, вот и придумали – чем кабак хуже чего угодно другого?
Сейчас в «Золотом теленке» было шумно и весело. В главном зале за несколькими столиками, сдвинутыми к центру, располагалась большая шумная компания, около десяти бритоголовых молодых людей с лицами без интеллигентской рефлексии, обвешанных золотыми цепями и с торчащими из кармана мобильниками, и примерно столько же девушек, род занятий которых определялся с первого взгляда и без малейшего труда – древнейшая профессия оставила на них ясно видимый отпечаток. Гуляли они шумно и весело. Парни с пьяной откровенностью болтали друг с другом, пытались спеть что-то русское народное, лапали девушек, которые приличия ради повизгивали. Иногда кто-то вставал и провозглашал тост, впрочем, без кавказской изысканности, а в простом стиле: «Давайте типа выпьем!»
Прочие посетители робко жались по углам и старались не привлекать к себе лишнего внимания со стороны гуляющей компании. Все прекрасно знали, кто гуляет в кабаке, и понимали, что иметь с ними дело небезопасно. Спортивная преступная группировка – самая молодая, но и самая наглая в городе – уже довольно давно заставила себя если не уважать, то хотя бы побаиваться.
