Максим Шахов - Пуля в подарок
Водила замыкающей машины просек опасность и обошел осыпь метрах в тридцати.
– «Лимита», я «Марс»!.. Выбрались?
– Твоими молитвами… – отозвался Тарасов.
– Там дорога нехорошая, – сообщил майор Семенцов. – Из «зеленки» запросто врезать могут. Остановка – и личный состав на броню!
– Понял тебя…
Машины встали на повороте.
Сломанный плетень, вроде нашенского. Угол колодца…
Солдаты горохом сыпались из брюха бэтээра, бойко карабкались на броню.
Артем боковым зрением поймал движение и непонятный отблеск. Его автомат, вильнув, взял цель на мушку. Семенцов ловко подбил ствол снизу – впрочем, Тарасов уже не собирался стрелять.
Из-за колодца вымахнула нелепая, вроде бы женская фигура в немыслимо грязном тряпье и с платком, закрывающим верхнюю половину лица. В руке у чудища болталось обыкновенное ведро из нержавейки. Что-то мыча, фигура обернулась спиной к колонне и принялась вертеть ручку колодезного колеса.
– Здорово, мамаша! – радостно заорали с переднего бэтээра. – Живей давай тряпкой шевели!.. Торопимся!
Майор обернулся к Артему:
– Это сумасшедшая местная… Одна тут живет – жители разъехались давно. Ее вроде «чехи» когда-то изнасиловали, так крыша и потекла… Нашего брата теперь любит, как может. Гляди: сейчас воды наберет и будет бэтээрам колеса мыть. Чисто цирк! В добрый, значит, путь, солдатики…
– Это она тебе сама рассказала? – с сомнением в голосе спросил Тарасов.
– Про что? – не понял Семенцов.
– Про «изнасиловали» и про горячую любовь к федеральным войскам?
– Так она не говорит – мычит только! – удивился майор и, видя негаснущий интерес в глазах Артема, добавил: – Не она, так кто-то другой рассказал… Ее бойцы любят. Радуются… Тут колонны всегда останавливаются – примета такая…
Бестолково расплескав воду и махнув несколько раз по мощной резине колес разлохмаченной тряпкой, сумасшедшая провыла что-то и, улыбаясь во весь рот, замахала руками: мол, езжайте!
– Ты про войну книжки читал? – уже трясясь по каменистой дороге, спросил Артем у Семенцова.
– Про какую? – выпучил глаза майор.
– Про Великую Отечественную, дура!.. Про методы работы абвера, например?
– А что это за зверь такой – «аб-вер»? – простодушно поинтересовался Семенцов.
Тарасов махнул рукой и уставился на дорогу. «В армейскую контрразведку стоит потом доложить – насчет бабы этой… Нет, все-таки померещилось… к черту…»
Когда колонна скрылась из глаз, сумасшедшая поставила ведро на землю, откинула со лба прядь спутанных седых волос, извлекла из своих лохмотьев мобильник и хрипло сказала в трубку:
– Умар, хорошо слышишь меня?.. К тебе серьезные гости… Немного, но, похоже, серьезные…
Дорога сузилась. Придвинулись почти впритирку друг к другу курчавые склоны.
Бэтээры со спецназом на броне втянулись в ущелье, отплевываясь дизельной гарью.
– «Марс», ответь «Лимите»!.. Нельзя туда с ходу лезть, слышь, майор! Пусть «вертушки» пройдут, воздух понюхают…
– Общее командование на мне! – В этих словах отсутствовал обычный не всегда уместный семенцовский юмор. – И какие вообще «вертушки» в одиннадцатом-то текущем году, а?!
Каких-нибудь пару часов назад майор говорил совсем другое…
«Умар будет там, – толковал Семенцов, с превосходством глядя на московского гостя. – Точная агентурная информация… Я с местной администрацией контактирую – у них все концы. Пришлось, понятно, кое-какими своими соображениями поделиться…» Артем не привык доверять агентурной информации, полученной из не известных ему источников. Сомнения умножились, когда оказалось, что штабные офицеры, с которыми Тарасову тоже пришлось общаться, понимают полученные сведения весьма свободно: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет…
– Сюда бы установочку залпового огня… – мечтательно протянул Шурави. – Помню, в восемьдесят шестом под Баграмом мы из «Шилки» моджахедов долбали…
– «Калашникова» с тебя хватит, стратег-тактик, – оборвал его Артем и ткнул отяжеленной биноклем рукой в сторону склона. – Там дым, что ли?
– Да вроде нету дыма…
Ругнув еще раз черным словом Мезенцева, втравившего своих «леших» в сомнительную историю, Артем закурил. Сигаретный дым мгновенно сносило ветром, и поэтому курить было неинтересно.
Удар гранатометного выстрела пришелся по корпусу головной машины – комок плазмы вошел под башню и разорвался в нагретом теплом мотора брюхе бэтээра. Вспыхнул, как спичка, механик-водитель. Разорванный в клочки майор Семенцов так и не успел поднести к лицу рацию, чтобы доложить о нормальном ходе операции. Разметало сидевших на броне бойцов, и сквозь рев пламени и заполошные крики пробились автоматные очереди. Лупили со склона.
Бойцы Тарасова без команды лягушками попрыгали с бэтээра и залегли на обочине. Их машина встала, разворачивая башню. Замыкающий бэтээр с ходу застучал пулеметом, рассыпал солдат между камнями.
Чичи били по оглушенным солдатикам, которые, беспорядочно отстреливаясь, падали у колес смрадно дымящей машины.
– Отходить! – рявкнул Тарасов, принимая на себя командование. – Перебежками, мать…
Упал один, второй… Подхватывают раненого под прикрытием автоматного огня – еще один лег, откинув руку…
Тарасовские бойцы били редкими очередями, пытаясь подавить огневые точки чичей. Кузнецовский гранатомет всколошматил кусты, подвесил на краю склона багровый куст взрыва. Водитель задней машины замешкался, разворачивая башню. По склону заработали уже два пулемета.
Вспышка ослепила Артема. Он рефлекторно перекатился в сторону.
Подожгли второй бэтээр. Башню вырвало с корнем. Брызнули в сторону тяжелые колеса, будто они были легче перышка.
– «Центр», я «Лимита»! – кричал Артем в рацию. – Попали под обстрел в квадрате 35–10! Есть «двухсотые»!.. Да хер я вижу, сколько!.. Повторяю, квадрат 35–10!..
– Я обращаюсь к тебе, русская собака! – сквозь треск помех и болботанье радиста из Ханкалы ворвался в уши Тарасову торжествующий гортанный голос. – Ты снова сюда пришел? Ты хочешь новой войны?! Ты ее получишь…
– Я тебя достану, Умар! – крикнул Тарасов. – Я за тобой пришел! Достану!..
Артем отключился: полевой командир ушел из эфира, и только Ханкала взывала к какому-то недосягаемому «Четвертому».
Задний бэтээр, пятясь, ушел метров на двести, не переставая отплевываться пулеметным огнем. Солдаты, петляя, бежали к машине. Больше половины бойцов осталось лежать.
Огонь сделался плотнее. Приложились из «граника» – там, где лежал Мищенко, расцвел куст взрыва. Ручной пулемет, старательно лупивший оттуда, смолк.
– Прикроем салаг, черепа! – приказал Тарасов. – Короткими! Огонь!..
Багратион, отложив бесполезную эсвэдэшку, скупо постреливал вверх из «АКМСа». Шурави, поминутно отплевываясь, тащил из «разгрузки» новый магазин. Кузнецов…
Прапор, встав на одно колено, всадил гранату в купу кустов на скальном язычке. С истошным ревом оттуда рухнул раненый боевик. Кузнецов приготовил вторую свеклу гранаты…
Снайперская пуля, чвакнув, вошла под ремешок, поддерживающий «сферу». Кузнецов сделал движение, будто глотал, и огромным телом опрокинулся в траву, раскидав ноги в тяжелых ботинках, завалив назад шею с раздробленными в мелкие осколки позвонками.
«Двоих загубил!» – мысленно застонал Артем.
Волоча раненого, ошалело промчались два последних солдата – один прихрамывал на бегу.
Бэтээр разворачивался. Уцелевшие льнули к его бронированной туше.
Тарасов ткнул большим пальцем через плечо: назад! И когда он приподнялся, чтобы перебежками двинуться к бэтээру, автоматная очередь ударила в бронежилет, опрокинула и смяла Артема. Свирепая боль прожгла тело насквозь. Темная пелена поплыла перед глазами.
«Двоих загубил!.. Неужели свои подставили…»
– Командир убит! – яростно зыкнул из окружающей бесконечной темноты старший прапорщик Шурави.
Это было последним, что услышал Артем.
Сны пришли яркие, попугайской раскраски, и почему-то очень трескучие. То ли трещали пулеметы из ближней рощи – и звук казался игрушечным, ненастоящим на фоне струнно-оркестрового пения непуганых птиц; то ли гудели неподалеку моторы, и этот звук мирно убаюкивал. Минувшая война настырно стучалась в запотевшие окна офицерского сна. И звезды висели в небе, готовые скатиться на погоны героя.
…Те бравые кавказские парни крепко влипли. Их блокировали в полуразрушенном двухэтажном доме на окраине населенного пункта Н. Бэтээр ссыпал с себя мотострелков прямо в жидкую грязь и начал гвоздить из крупнокалиберного по огрызающимся редкими вспышками выстрелов руинам. Из дома, криво сползшего к шоссе метрах в трехстах, постреливал снайпер федералов. Матерился в рацию командир мотострелкового батальона. Солдатики, копошась в воняющей мазутом жиже, постреливали короткими очередями. Гранатометчик, раскинув руки, лежал неподалеку на простреливаемом участке, и ползти под пулями за чертовой трубой никому не хотелось.
