Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Верно подчеркивал философ Лао Цзы: не человек, а натура, естество сущего вразумляет нас истинному и достойному. Запускавший карпа жил в гармонии с окружающим. Он чувствовал ветер, как Клео жизнь биржи.
Клео испытывал, однако, досаду. Раздражали доносившиеся из комнаты сына дикие фразы — китайский мешали с английским. Сын беседовал с дружком из университета. Просвещенный коллега, видимо, вел родословную от кантонцев и выворачивал произношение иероглифа, обозначавшего имя семьи, из Лин в Лун. Китайское имя Клео Сурапато было Лин Цэсу, а сына звали Лин Вэй. Молодец представился как Ван Та, вполне достойное имя. Но на визитной карточке по-английски стояло «бакалавр Та Ван», а это западное манерничанье, перестановка семейного иероглифа на второе место после имени, выглядело смехотворным. В переводе такое написание означало «Бандитский князь».
Кантонец, хихикая, расписывал холостяцкие похождения:
— Я представился клерком из кондитерской. Намекнул, что учусь по вечерам в университете, исследую важную проблему. Выясняю, кто первый придумал макароны... Марко Поло привез из Италии макароны или наоборот, увез из Китая секрет выпечки дара древних...
— И поверила?
— Ха-ха! Я сразу разобрался, что барышня-то из дансинга «Сотня счастий». Ну, дорогой Лун Вэй, и повел себя соответственно. Сразу к ней. Будто ждала! И все оказалось прекрасным — собачий хвост, лошадиное копытце, тигровое винцо, словом, вся северная варварская кухня...
— Ах, негодник! — громко сказал Клео.
Сын выглянул в зал.
— Это только анекдот, отец. Бакалавр Та Ван прекрасно осведомлен, что наши корни северные, из Пекина. Ну, что плохого, когда маньчжурскую кухню называют варварской?
Клео, наблюдая, как рыба выше и выше забирает в небо, ставшее из белесого желтым, загадал: если ночь упадет раньше, чем воздушный змей потеряет высоту, будущее сына будет путевым.
Голоса зазвучали приглушеннее. В наступивших сумерках Клео мог видеть через открытую дверь руку сына с клубным перстнем на пальце, высвечиваемом зажженной лампой. Лампа медленно вращалась под вальс, наигрываемый вмонтированным в подставку магнитофоном. Синие, красные и зеленые искорки разгорались и затухали в пластмассовом плафоне. Единственная вещь из современных, которую терпел отец. Он держал на своей половине тиковую кровать с противомоскитной сеткой, квадратные стулья и сундуки. На мягкой мебели отец чувствовал себя, как на коленях толстой женщины, а если спал без москитника обнаженным в стужу.
Два поколения, между которыми — Клео. Странно, что внук и дед при этом весьма уважают друг друга, проявляя обидную снисходительность к нему самому. Он-то знал!
Через час отца следовало везти к врачу, наезжавшему в Сингапур два-три раза в год из Гонконга. Восьмидесятидвухлетний Лин Цзяо задыхался от кашля. Плевательницы, раскрашенные по эмали красными и золотыми рыбками, гремели под ногами по всей квартире. Клео опасался, что откроется рана, полученная отцом в перестрелке возле Кашгара, где в пустыне как волки крутились вокруг их каравана бандиты капитана Сы...
В 1948 году Клео, сыну спекулянта, перепродававшего пенициллин, бензин и консервы, было четырнадцать. То время запомнилось ему необыкновенным числом повешенных на пекинских улицах. Отец поднимался вверх на волне революционных перемен. 29 марта он оказался среди трех тысяч двадцати пяти народных депутатов национальной ассамблеи, на заседания которой ездил в Нанкин. Вернувшись в Пекин, отец рассказывал про голодовку оппозиционеров прямо в парламентских креслах. Они недвижно дремали перед яствами, которые парламентские приставы меняли каждые два часа. И тогда генералиссимус Чан Кайши сделал гениальнейший политический ход: прислал каждому именное приглашение пообедать. Тщеславные приняли его, но, удостоившись трапезы с вождем, лишились чести в глазах избирателей. Клятва угаснуть голодной смертью на глазах всей нации во имя собственных принципов оказалась порушенной.
В августе один американский доллар стоил двенадцать миллионов юаней. Ежедневно в переулок Диких голубей возле Западных ворот, где депутат Лин Цзяо занимал часть крытого черепицей дома, являлся солдат с винтовкой. Из- под каски струился пот. Отдав Клео винтовку подержать, он грузил на рикшу восемь брезентовых мешков с бумажными деньгами, которые они отвозили в казарму капитану Сы. Юани продолжали стремительно дешеветь. Поскольку батальонные суммы в железном ящике капитана проверялись ревизорами раз в неделю, в промежутках они передавались отцу для запуска в оборот. Мешки с деньгами обычно сопровождал Клео, скорее в качестве заложника. С солдатом никогда не приставали нищие; Они избегали людей с оружием, те не меньше их голодали и слишком быстро нажимали по этой причине на спусковой крючок.
После денежной реформы капитан перестал присылать солдата. Армейские деньги обменивались на новый юань, за который давали двадцать пять американских центов. Все встало на место, как сказал отец, поскольку деньги приравняли к золоту. За продажу золота и вешали. Капитан Сы вполне мог поступить таким же образом с отцом, чтобы упрятать концы в воду. Но генерал Фу Цзои, командующий пекинским гарнизоном, двинул боеспособные части на сближение с наступающими коммунистами. Капитан исчез из северной столицы.
В октябре вместо обычной пыли ветер с Гоби принес в Пекин снег. Лин Цзяо, коренастый и сильный, прилаживая маузер под ватной курткой на спине, сказал Клео:
— Ранний снег — счастливая примета. Я прозрел и знаю, что предпринять...
На рикше они проехали Мебельную, Посудную, где поджидавшие седоков другие рикши злобно ругались на того, который их вез. Рикша, обзываемый яйцом сифилитичной черепахи, собачьим калом и похлеще, наклонив голову, чаще перебирал ногами, обмотанными тряпьем и лыком. Проезжали район чужой для него и враждебный.
Рикша рассчитывал ждать у лавки «Точнейшие весы драгоценных металлов», просил гроши, если поедут на нем обратно, но отец расплатился. Клео, оглядываясь, видел, как повозку окружают оборванцы с метелками. Беженцы, готовые атаковать любого. Метелками они собирали рисовые зерна из-под шпал. В окруженной столице продовольствие возили на трамваях. Грузчики на государственных складах дырявили мешки. Уличные коменданты-офицеры собирали пошлину за право выметать рис из-под рельсов. Чтобы достать деньги на это, беженцы грабили рикш.
Клео сказал отцу:
— Попрошайки накинулись на рикшу. Они видели, как ты платил ему. А то бы пришлось откупаться нам...
— Юноша достоин высокочтимого родителя, — сказал — лавочник. Он, конечно, отправится в путь с уважаемым депутатом?
Давно не доводилось наслаждаться таким чаем! По вискам ювелира бежали струйки пота. Потеющих людей Клео не видел с лета. В городе не оставалось не только чая, но и угля, чтобы затопить печь и согреть воду.
— Проценты обычные, — сказал лавочник отцу. — Пятнадцать от прибыли ваши.
— Шестьдесят от прибыли, — ответил отец.
— Невозможно.
Отец изложил гениальный стратегический замысел генерала Фу Цзои по обороне столицы, услышанный от капитана Сы. План состоял в отходе без боев до линии вдоль Летнего дворца, Яхонтового фонтана, Миньских могил и моста Марко Поло. Только после этого развернут контратаки. Батальон капитана Сы уже переведен к железной дороге на Тяньцзин. То есть еще неделя — и единственный коридор из Пекина через Восточные ворота захлопнется. Ну а тогда разговоры о деле, если владелец лавки не проявит благоразумную сговорчивость, вообще потеряют смысл.
Сошлись на сорока четырех процентах, поскольку обе цифры вместе составляли сумму «восемь», обозначающую мистический источник богатства.
После соглашения лавочник имел право командовать:
— Не спускайте глаз с товара в пути. Запомните, депутат Лин Цзяо! Каждый листик чая, гвоздик или замочек должны остаться нетронутыми. Спите с тюками. Не спускайте глаз с товара. Помните — это залог вашего будущего. Нет товара, не будет будущего... Встреча в Яркенде, стране таджиков. Мой человек опознает вас.
— Выход в путь? — спросил отец.
— День сообщу. Я должен спросить астролога... Домой не возвращайтесь. Поживете в публичном доме «Дворец ночных курочек», в южной части, близ Храма вечности. Рядом квартал заморских дьяволов, посольства и миссии, вокзал, большие гостиницы. Из-за того, что город в осаде, ассенизационные обозы бездействуют, там все завалено нечистотами. Из-за протестов иностранцев власти должны будут выпустить за городские ворота к свалкам несколько повозок с отбросами по договоренности с коммунистами. Две повозки будут наши. Их и нагрузим товаром...
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
