Антон Кротков - Штрафбат. Миссия невыполнима
Им было дано задание выследить крупного наркобарона, который пытался оторваться с небольшим отрядом от преследующих его по пятам правительственных коммандос. Пилоты настигли тех, кого искали в буше – лесистой саванне, поросшей высокой травой и кустарником. Бросив автомашины, на которых до этого ехали, бандиты пытались запутать следы в труднопроходимой местности.
Авианаводчик стал описывать в небе широкие круги над неприятельским отрядом. По рации Нефёдов вызвал бомбардировщики.
Через пятнадцать минут к месту охоты подоспела странная парочка – старенький «Дакота», переделанный аэродромными умельцами из пассажирского самолёта в бомбардировщик. И не менее древний бомбардировщик В-26 «Мародёр», купленный агентами шефа наёмнических ВВС на свалке авиахлама где-то то ли в Аргентине, то ли в Перу. После войны самолёт одно время использовала какая-то частная компания как корпоративный лайнер. Для этого в борту списанного из американских ВВС бомбардировщика даже были прорезаны иллюминаторы. Кто бы мог подумать, что оправленному последним владельцем на слом авиараритету ещё предстоит вновь тряхнуть стариной.
Здесь, в Африке, в условиях острого дефицита хороших самолётов и отсутствия нормальных условий для их эксплуатации неприхотливые и выносливые «Мародёры» ценились весьма высоко и считались универсальными машинами, пригодными фактически для любой работы. Внушительная батарея пушек в носу делала В-26 фактически идеальным штурмовиком в условиях отсутствия угрозы быть перехваченным реактивным истребителем. Так что можно представить ужас людей внизу, заметивших приближающуюся к ним крылатую смерть.
Первым начал работать экипаж «Дакоты». Борис находился поблизости и видел, как в его борту открылась пассажирская дверь и из неё полетели обрезки труб, из которых в последнее время из-за перебоев с поставками нормальных боеприпасов в кустарных условиях изготовлялись самодельные бомбы.
По радио было слышно, как кто-то из лётчиков «Дакоты» иронично осведомился у партизан:
– Доброе утро, джентльмены! Вместо кофе можем предложить полтонны фугаса.
Правда, эффект от такой бомбардировки оказался не слишком впечатляющим. Отряд противника почти не понёс потерь, ибо бомбы разлетелись на большом расстоянии. Правда, внизу началась паника. Нефёдов видел, как разбегаются во все стороны солдаты героинового князька. Впрочем, опустившись пониже, лётчик заметил, что ядро отряда, видимо, состоящее из телохранителей криминального авторитета, не распалось. При приближении самолёта один из автоматчиков вытолкнул вперёд человека в белом одеянии священника и поднёс к его голове ствол автомата. По всей видимости, священник был захвачен бандитами в плен и использовался ими в качестве живого щита.
– Они взяли заложника! – крикнул Борис уже выходящему на боевой курс экипажу В-26. – Постарайтесь не попасть в попа.
На это, видимо, командир «Мародёра» невозмутимо ответил:
– У меня девять стволов, и я не в тире.
Судьба отдельного человека, если он не являлся крупной политической или финансовой фигурой или хотя бы родственником влиятельного лица, здесь никого не волновала. Борис невольно подумал о томящемся в плену сыне. Если здесь так поступают со слугами божьими, то с пленённым вражеским лётчиком уж точно обращаются без всяких церемоний. Нефёдов бросил свой самолёт наперерез «Мародёру», прежде чем его пилот нажал на гашетку….
На следующий день Нефёдова вызвал в свой кабинет командующий воздушным легионом Макс Хан.
– Ты крупно подставился. Мой осведомитель в секретной службе сообщил, что уже выписан ордер на твой арест. Может так случиться, что я не смогу тебя прикрыть. И почему только ты не позволил Хенку-бомбардировщику поджарить гадёныша на медленном огне.
Оказалось, что это Магнус настрочил донос на своего инструктора, обвинив Нефёдова в том, что он специально позволил уйти наркобарону, так как перед этим получил от его человека крупную взятку.
– Зачем ему это понадобилось? – непонимающе взглянул на рыжего немца Нефёдов.
– Ему пообещали за иудство билет домой до истечения контракта и без финансовых вычетов. Вот он тебя и продал Хенку, от которого ты его всего неделю назад спас.
Хан поднялся из-за стола и подошёл к старому знакомому. Скорее с сочувствием, чем с упрёком сказал:
– Разве ты ещё не понял, что в этом диком мире каждый сам за себя. Ископаемые, вроде нас с тобой, таскающиеся с такой старой рухлядью, как долг чести, дружба, моральные принципы, выглядят в глазах наших противников сентиментальными болванами.
Макс выдержал паузу. Борис понял, что сейчас услышит главное, ради чего высокий покровитель вызвал его.
– Однако тебе, можно сказать, повезло. Два часа назад взбунтовался батальон республиканской гвардии, – неторопливо продолжил Хан. – Периодически здесь такое случается. Местные преторианцы уже перерезали своих командиров и в данный момент под командой нескольких сержантов прут через весь город к президентскому дворцу. По дороге пьяная солдатня грабит лавки, насилует и убивает попавшихся на пути горожан. Это немного тормозит их продвижение…
Хан подошёл к карте Морганбурга на стене и ткнул в неё пальцем:
– Вот их казармы, а вот маршрут, по которому движется колонна мятежников. Через какие-нибудь полчаса они возьмут штурмом резиденцию президента. Хотя думаю, что моего приятеля Моргана Арройю его «верные» гвардейцы там вряд ли застанут. За несколько минут до того, как мятежники возьмут «виллу Бабу-Шау», он сядет в танк, стоящий в его гараже среди «ягуаров» и «мерседесов» и всегда заправленный для такого случая, и рванет на авиабазу, где уже готовят его личный самолёт.
Хан решительно повернулся к Нефёдову и с металлом в голосе поставил задачу:
– Вам надлежит остановить распространение чумы по городу. Приказ ясен?
Глава 4
Игорь Нефёдов находился в плену всего несколько месяцев, но ему иногда начинало казаться, что он уже полжизни является узником каземата в старой крепости. Время как будто остановилось за этими толстыми стенами, сложенными из гигантских валунов. Воспоминание же о том, как самолёт, в котором он прилетел, сбили в здешнем небе, казалось словно наполовину стёртым.
Брошенный в каменный мешок без предъявления какого-либо обвинения, не видевший судебного приговора, двадцатиоднолетний мужчина чувствовал себя заживо замурованным. Неопределенность срока освобождения порождала у него ощущение, что его заточение продлиться вечно, пока милосердная смерть не позволит выпорхнуть его душе на свободу.
Но всё изменилось с появлением в жизни Игоря юной туземной принцессы. Вначале Корбо навещала плененного «русского медведя» из любопытства. Затем в её душе, похоже, проснулся личный интерес к чужеземцу, который на её глазах вдруг преобразился из грязного опустившегося доходяги в стройного широкоплечего атлета с удивительными глазами небесного цвета.
После того как Корбо начала регулярно наведываться в тюрьму, условия содержания пленника заметно улучшились: прежде всего Игоря стали каждый день выводить на прогулку в тюремный двор, лучше кормить. Теперь узника регулярно осматривал тюремный врач. К нему, наконец, допустили цирюльника. Но важнее всего, что эта девушка пробудила в отчаявшемся пленнике почти погасший интерес к жизни.
А однажды в голову своенравной принцессе пришла идея забрать заинтересовавшего её мужчину из тюремного форта! И ей удалось быстро подавить сопротивление местной администрации.
В последний момент Корбо также решила прихватить с собой и французского банкира, который несколько лет томился в тюремном подвале.
– За сладкий воздух свободы! – задорным голосом объявила девушка, поднимая бокал с игристым вином, когда компания покинула мрачное заведение. Один из членов её свиты разлил по бокалам шампанское, и все присутствующие осушили фужеры в честь новых членов их молодёжной «крысиной стаи».
На нескольких открытых джипах они приехали на небольшой аэродром. Там весело галдящая молодёжь загрузилась в вертолёт, который отнёс их на океанское побережье, где компанию ожидала великолепная белоснежная яхта. Вечер прошёл превосходно. На закате молодые люди купались, прыгая в море с борта яхты, танцевали и дурачились до рассвета, придумывая разные забавы.
Особенно всех веселил второй новичок. Хотя французу было только 36 лет, выглядел он немощным старцем. За несколько лет заточения в тюремном каземате в его душе произошла важная переоценка ценностей. Впрочем, возможно, речь шла о душевном помешательстве. Бывший крупный финансист от долгого пребывания в полуподвальной камере-одиночке заболел манией величия особого рода. Когда одна из девиц спросила француза, чем он занимался в жизни до того, как оказался за решёткой, тот небрежно ответил, что когда-то занимал пост вице-президента одного из крупнейших банков Европы
