Сергей Зверев - Не жди, не кайся, не прощай
«Предприниматели всех стран, соединяйтесь! Заодно с политиками и государственными чиновниками! Великая коррупционная революция, о которой так долго мечтали либералы, совершилась!»
Перейдя через улицу, Константин физически ощутил, как в него нацелились зоркие глазки видеокамеры, реагирующие на всех прохожих, оказавшихся возле отеля. Насколько он помнил, по вечерам здесь постоянно прогуливались компании молодых людей спортивного сложения, которые и сами тишину не нарушали, и другим не позволяли. Купят подростки пива, возьмутся песни орать или просто голос повышать от избытка чувств, а их вежливо так под локти – и за угол. Глядишь, через пару минут уже разбегаются кто куда, шмыгая расквашенными носами. Тишь, гладь да божья благодать. Полиция отдыхает.
Толкнув вращающуюся дверь, Константин очутился в прохладном вестибюле, приблизился к портье за стойкой, представился. Ему пришлось делать это еще трижды, пока его передавали из рук в руки, позволяя переходить с этажа на этаж. Наконец Костю пропустили через рамку металлоискателя, тщательно обыскали и оставили в обществе коротышки с бультерьером на поводке. Могучий пес мог бы запросто поволочить его за собой, но по какой-то причине не делал этого. Может быть, надоело ему лютовать и показывать норов, а может, коротышка внушал ему симпатию. Кто их разберет, этих бультерьеров…
Косясь на пса, Константин преодолел последние метры пути и был заведен в приемную, смахивающую на обсерваторию, из которой вынесли оборудование, заменив его экзотической зеленью. На месте телескопа в центре помещения под куполообразным потолком восседала писаная красавица в строгой белой блузке. Для пущей важности на нее нацепили очки, скорее всего, с обычными стеклами. Испуганно взглянув сквозь них на изборожденное шрамами лицо вошедшего, она указала на массивную резную дверь и пискнула:
– Александр Викторович вас ждет. У вас ровно три минуты.
– А это уж как Александр Викторович решит, – обронил Константин, берясь за дверную ручку.
Кабинет занимал два этажа в высоту, будто обитал здесь не заурядный кривоногий толстяк с оплывшей физиономией, а сказочный великан. Однако великаны в этих краях не водились, а восседал за громадным столом не кто иной, как Мотыль-младший. За его спиной стоял телохранитель в просторном костюме с расстегнутым пиджаком, под которым, ясное дело, находилась кобура с пистолетом. Он следил за каждым движением визитера. Как, впрочем, и сам Мотыль.
«Узнает, не узнает? – лихорадочно думал Константин, приближаясь к столу. – Узнает, не узнает?»
– Ну и харя у тебя, – покачал головой Мотыль, не предлагая Константину сесть. – Ты откуда такой, красавчик?
– Жизнь потрепала малость, – сказал Константин. – Но тут ведь у вас не конкурс красоты.
«Узнает? Не узнает?»
Мотыль прищурился, отгоняя ладонью завесу сигаретного дыма.
– Шустрый, – оценил он. – Кого-то ты мне напоминаешь…
– Лохнесское чудовище? – предположил Константин, скрывая за бравадой тревогу, заставляющую сердце колотиться все быстрее и быстрее.
Телохранитель приподнял руку, стряхивая несуществующие соринки с лацканов пиджака. Было ясно, что вызвано это не внезапно проснувшейся чистоплотностью. Телохранителю не понравились интонации, прозвучавшие в голосе визитера, и он решил держать руку поближе к пистолету.
Что касается босса, тот, напротив, демонстрировал абсолютное спокойствие.
– Из блатных? – высказал он предположение. – Под кем ходил?
Константин позволил себе намек на улыбку. Угол его рта слегка приподнялся.
– Под министром МЧС, – сказал он.
– Чего?
– В Министерстве чрезвычайных ситуаций кантовался, – пояснил Константин. – До этого пару горячих точек прошел.
Горячая точка у него была одна – в душегубке на зоне, где Рогач отобрал у него ту драгоценную кружку воды. Но об этом распространяться было глупо и опасно.
– Где именно? – продолжал допрос Александр Викторович.
Он мало чем отличался от того обмочившегося в лифте Мотыля, который отплатил Константину черной неблагодарностью. Разве что разъелся еще сильнее и стал гораздо вальяжнее. Сигарета в его пальцах казалась тоненькой, как зубочистка. Сделав последнюю затяжку, он оставил ее дымиться в пепельнице, а сам откинулся на спинку затрещавшего кресла.
– Где именно, не скажу, – произнес Константин. – Подписку о неразглашении дал. Да это и не важно. Главное, воевать обучен. И прочим житейским премудростям.
– Разрешите… – подобострастно изогнувшись, телохранитель убрал пепельницу со стола и стал тушить окурок.
– Каким, например, премудростям? – прищурил глаз Мотыль.
– Если бы я вас охранял, – сказал Константин, – я не стал бы окурки за вами убирать.
Телохранитель с ненавистью уставился на него, играя желваками.
В груди Мотыля засипело. Откашлявшись, он вытер заслезившиеся глаза и уставился на Константина:
– Из обостренного чувства собственного достоинства?
– В целях вашей же безопасности, Александр Викторович. Пока ваш бугай пепельницей занимался, злоумышленник мог вас укокошить.
– Разве тебя не обыскивали? У тебя ведь нет оружия.
– Один мой знакомый запросто убивал людей ударом обычной ручки в глаз. Есть и другие способы. Поэтому, будь я вашим телохранителем, я бы на посторонние дела не отвлекался.
Повернувшись всем корпусом, Мотыль оглянулся на побледневшего телохранителя, лицо которого пошло красными пятнами.
«Если сейчас турнет его, значит, поверил, – подумал Константин. – Ну, давай! Ну, ну!»
Его мысленные мольбы услышаны не были.
– Слыхал? – спросил Мотыль подсевшим от неудобной позы голосом. – Чтоб впредь не отвлекался. – Вернувшись в исходную позицию, он как бы между делом отодвинул подальше письменный прибор с торчащими оттуда карандашами и ручками, а затем заглянул в лежащую на столе анкету. – Как ты… – Он наморщил лоб. – Как ты, Константин Игоревич Зорин, на нашу фирму вышел?
Константин едва заметно дернул плечами.
– Объявление было. Приглашаются на работу молодые люди крепкого телосложения, с опытом работы в охранных структурах.
– И что ты охранял?
– В основном свою жизнь.
– Следовало бы и о личике позаботиться.
«Не узнал, – понял Константин с облегчением. – Сто пудов не узнал. Ну, на девяносто девять по крайней мере».
– Если бы не личико, так разве бы я к вам подался? – Он криво усмехнулся. – Но приметный уж больно. Серьезные люди таких не берут. Чуть высунулся – опознали.
Мотыль возмущенно засопел.
– А мы, по-твоему, несерьезные?
– У вас бизнес, – пожал плечами Константин. – Легальный. Вы с правоохранительными органами не часто пересекаетесь.
– Как сказать, как сказать… – Мотыль еще раз заглянул в анкету и отложил ее в сторону.
Очередная сигарета дымилась в пепельнице, словно миниатюрный вулкан. Покосившись на нее, телохранитель спохватился и перевел взгляд на Константина. Его глаза пылали ненавистью, как у злопамятного кота, которому прищемили хвост.
Мотыль подобрал брюхо, чтобы кое-как забросить ногу за ногу.
– Значит, в охранники ко мне хочешь, Зорин?
Константин коротко кивнул.
– Для начала.
– Ого! Высоко метишь?
– На войне я убивал. В МЧС боролся с последствиями стихийных бедствий и прочими напастями. Я много чего умею и мало чего боюсь. Думаю, вы меня в скором времени оцените.
– Уже оценил, – сказал Мотыль. – Не возьму я тебя в охранники.
Сердце Константина рухнуло куда-то в область желудка. Кажется, перестарался. План не сработал.
– Как знаете. – Он повернулся, чтобы уйти.
– Погоди, – окликнул его Мотыль. – У меня к тебе другое предложение.
Уф-ф! Чувствуя, как из пор выступает холодный пот, Константин обернулся.
– Сядь, – предложил Мотыль. – Разговор серьезный будет. Выпить чего-нибудь желаешь?
«Воды, – пронеслось в мозгу Кости. – Воды желаю. Знаешь ли ты, что такое настоящая жажда, Александр Викторович?»
Глава 5. Один на один
Кружка Рогача стояла под дверью, наполненная до краев драгоценной живительной влагой. Он потянулся за нею, удовлетворенно отдуваясь.
Как это часто бывает, Рогача подвела самоуверенность. Поспешил он наклониться, подставился. Недолго думая, Константин с силой пнул его в отставленный зад. Он здорово ослабел в душегубке, но, по счастью, этого единственного удара хватило. Потеряв равновесие, Рогач врезался головой в стену и сполз на пол без чувств. Падая, он перевернул кружку, но Константин успел подхватить ее, пролив лишь немного жидкости.
Вкус у воды был затхлым, но это не имело значения. Главное, что это была вода. Казалось, ее можно пить целую вечность, лишь изредка отвлекаясь на какие-нибудь другие дела.
