Владимир Угрюмов - Его звали Герасим
— Нас не тревожить, — говорю ей вдогонку.
Она одной рукой пытается застегнуть блузку, а другой, вытирая рот, летит на выход не оглядываясь. Закрываю за ней дверь. Ключа в дверях нет. Может быть, абрек думал, что без стука войти сюда никто не осмелится? Так это он зря. Ей-богу, зря. Зверек застегивает брюки, не поднимаясь с дивана.
— Э-э! Что за спэшка, дарагой? — спрашивает он раздраженно.
Молча показываю ему пистолет. Немая сцена. Гыр-гыр, уже приподнявший задницу, медленно падает обратно на диван.
— Нэ… Ты это… Нэт, брось… — бормочет он, глядя, как загипнотизированный, на срез ствола.
— Отвечаешь мне быстро и четко! — приказываю ему. — Где и как я могу достать Бенгала? Отвечаешь правильно — живешь. Ну!
Нервно сглотнув, кавказец начинает выдавать информацию. Вот это уже лучше. Он не сводит глаз со ствола пистолета. С пушкой всегда проще вызвать человека на откровенный разговор.
Я внимательно слушаю, запоминаю, стараясь не прервать поток его слов, даже когда гыр-гыр несет уже полную тарабарщину. С русским языком у него проблемы, но в итоге я узнаю больше, чем рассчитывал. Пора заканчивать. Зверек продолжает говорить, но мне уже некогда его слушать. Гляжу на диван. На диване есть то, что мне нужно. Джигит испуганно замолкает и таращит на меня округлившиеся от ужаса глаза.
— Ты уверен, что сказал мне правду? — спрашиваю спокойно. Он быстро кивает.
— Всо как эст! Мамой клянус! — заверяет он.
Думаю, врать ему не было смысла — как-никак спасал свою шкуру. Поэтому и заложил своих друзей. Ударом ноги в горло вырубаю рассказчика. Поднимаю с дивана небольшую подушку-думку и, прижав ее к стволу пистолета, нажимаю на курок. Хлопок, клацает затвор, на пол летит горячая гильза. На лбу у зверька, чуть выше его правой брови, появляется темная кровавая дырочка. Пуля ушла в толстую спинку дивана, забрызгав обивку кровью и мозгами на выходе из черепа. Вот и не стало еще одного хозяина… А может, и не он хозяин этого гадюшника? Впрочем, какая мне разница. Главное, он рассказал все, что от него требовалось.
Иду к выходу. Гильзу не подбираю — в данном случае это ни к чему. Топот ног по коридору заставляет меня остановиться. Черт! Прячусь за угол офисного стеклянного шкафа. Дверь открывается, и в кабинет вваливаются трое. Эти джигиты удивительно быстро оценивают ситуацию. Увидев убитого, они выдергивают пистолеты из-под темных, мешками на них висящих пиджаков. И все-таки мальчики опоздали — удары «макаровских» пуль уже отбрасывают их на стены кабинета.
Разряжаю всю обойму. Бросаю «ижак» и подбираю с пола выпавший из руки одного из бойцов «стечкин» с глушителем. Шмонаю карманы хозяина АПСБ — отлично, еще две полные обоймы к пистолету.
Нашумел я тут изрядно, и скоро, по всей видимости, начнется концерт… В помещении густо воняет сгоревшим порохом и свежей кровью. Стволом «стечкина» подцепив с одного из трупов чудом не свалившуюся кепку, выхожу в коридор. Нахлобучиваю кепарь козырьком на глаза.
В коридоре толпятся какие-то мужики и тетки из обслуги. Вскидываю в их сторону пистолет, внушительно удлиненный бочонком глушителя:
— Всем лечь!
Раздается женский визг, и народ понятливо валится на пол, закрывая головы руками.
Выскакиваю с черного хода на улицу. Отмахав с квартал быстрым шагом, останавливаюсь, чтобы проверить, как у меня сидит «стечкин» под одеждой. Вроде не выпирает. Машинка в качестве трофея досталась серьезная, и я этому рад. Да и вообще настроение отличное. Адреналин играет в крови, как шампанское. Я снова вышел на тропу войны.
Избавляюсь от перчаток и ловлю частника. Поменяв две машины, добираюсь до дома Ольги в Озерках. Спрятав оружие и деньги, заваливаюсь спать. Норму на сегодня я выполнил, а вот недоспал за вчерашнее, это точно. И не думаю, что канитель с Бенгалом затянется. Помешать исполнению моих замыслов могут разве что объединенные силы НАТО. Да и в этом случае что-нибудь придумаем.. .
Просыпаюсь от зазвонившего телефона. Смотрю на часы. Уже вечер. Придавил я подушку не слабо. Чувствую себя бодрым и готов к дальнейшим мероприятиям. Поднимаю трубку.
— Герасим?! — звонкий голос Ольги. Настроение у нее, похоже, улучшилось
— Да, малыш. Привет!
— Привет! Я была у папы! Мы ездили к нему с Галей. У него все в порядке. Он уже начал ходить по палате. — Ольга весело выкладывает мне все свои радостные новости.
Слушаю ее, не перебивая, только поддакиваю в нужных местах. Делегация отставников уже была у полковника, но Оля лишь мельком упомянула об их визите, значит, при ней никто не трепался о происшедшем в гараже.
— Ты спал?
— Да, Оль. Отлично выспался, и я рад, что твой папа приходит в норму.
— Я тоже очень рада! Ты будешь сегодня занят?
Улыбаюсь. Оля уже готова снова куда-нибудь со мной отправиться.
— У меня намечены кое-какие дела на вечер… — поясняю туманно, — но завтра я обязательно к тебе приеду. Хорошо?
— Конечно! Я буду тебя ждать, Гера! Мне приятно, что у девушки чудесное настроение.
— Тогда пока…
— Целую! — неожиданно говорит она и отключается. Я медленно опускаю трубку. Вот это да! Олька меня целует! Здорово. Тут снова звонит телефон, прерывая приятное течение моих мыслей, не дает мне додумать.
— Герасим? — хрипловатый басок полковника в трубке.
— Да, Владимир Андреевич.
— Спасибо… — говорит он и замолкает в напряженном ожидании.
— Собственно, не за что, — пытаюсь я отшутиться. Не люблю вести серьезные разговоры по телефону.
— Вас понял, — говорит полковник, сразу повеселев. — Но как будем жить дальше?
— А дальше — больше и лучше… — смеюсь я, убедившись, что он меня понимает.
— Будь осторожен, Герасим, я тебя очень прошу. — Он делает паузу, потом, кашлянув, говорит: — Ради Оли, будь осторожен.
— Спасибо, Владимир Андреевич, — благодарю его. — Я постараюсь.
— Надеюсь, скоро увидимся, — говорит полковник твердым голосом.
— Обязательно увидимся. Выздоравливайте!
Кладу трубку. Рывком поднимаюсь и топаю в душ. Через пять минут завариваю кофе и готовлю себе яичницу с колбасой. Я заканчивал ужин, когда от калитки позвонили. В сенях, справа от входных дверей, — небольшое окошечко, смотрю в него и вижу у калитки капитана милиции, с которым познакомился утром. Принесла нелегкая… Чертыхаясь, иду открывать. Кэп, хмурый и сосредоточенный, терпеливо ждет. Он без служебной машины и один.
— В чем дело, капитан? — спрашиваю его, улыбаясь. — Что-нибудь случилось?
Я, конечно, догадываюсь, почему капитан такой грустный. Работы я ему сегодня подбросил достаточно. Полицейский смотрит на меня испытующе. Улыбкой на улыбку отвечать не желает. Ничего, мы не гордые.
— Можно пройти? — спрашивает он.
— Разумеется. Никаких проблем, — говорю, открывая калитку, и пропускаю полицейского во двор.
Проходим в дом. Пригласив его в кухню, ставлю на плиту кофейник. Опер занимает свое утреннее место. Видок у него чахлый.
— Хотите перекусить? — предлагаю ему.
— Нет, что вы, не стоит… — возражает он и, пошарив по карманам, вытаскивает сигареты.
— Опера всегда ходят голодные, — смеюсь я и приготавливаю ему такую же яичницу с колбасой, как и себе недавно.
— Хмурый… — вдруг роняет опер у меня за спиной.
Я не оборачиваюсь, услышав свою кличку, и не напрягаюсь.
— Что вы сказали? — спрашиваю его как ни в чем не бывало, перекладывая яичницу со сковородки в тарелку и одновременно приглядывая за кофейником.
— Нет… Я так… Ничего… — говорит опер. Похоже, пронесло.
Снимаю с плиты кофейник и наливаю капитану кофе.
— Сейчас подзаправитесь, — подмигиваю ему.
Опер кисло улыбается, отложив сигарету в пепельницу и беря чашку двумя руками.
— У вас здесь все в порядке? — спрашивает он, наклонившись к чашке и косясь на меня исподлобья.
— Пока все нормально, — отвечаю. — Навестили Владимира Андреевича, потом я по вашему совету отвез Олю в безопасное место — к сестре жены полковника. Теперь вот сторожу дом…
Капитан рассеянно кивает.
— Я рад, что пока все хорошо, — бубнит он, думая о чем-то своем. Взгляд у него какой-то отсутствующий.
— Сейчас я вам сделаю салат из огурчиков и помидорчиков, — обещаю ему, открывая холодильник.
— Спасибо большое. И так достаточно… — вяло возражает опер.
— Ничего — стерпите. Витамины никому еще не вредили… — говорю, доставая овощи из холодильника. — Жаль, нет укропа…
— Спасибо. — Капитан, вооружившись ножом и вилкой, принимается за еду.
Быстро приготовив салат, заливаю его сметаной.
Пододвигаю открытую хлебницу.
— Очень вкусно. Спасибо, — благодарит полицейский, уплетая за обе щеки. — У вас странные шрамы на груди и спине. Это откуда? — спрашивает он как бы между прочим.
Черт! Я не успел накинуть рубашку и разгуливал перед ним в одних брюках и тапочках.
— А, ерунда, — бросаю небрежно и выхожу в другую комнату — одеться. Шрамов у меня действительно хватает: два — от пуль и четыре резаных — от тесаков. У каждой отметины — своя история, но обо всем этом пока необходимо забыть. Одевшись, возвращаюсь в кухню.
