Антон Кротков - Африканский штрафбат
Аллиет спешила поскорей увидеть Хенка, чтобы объяснить ему, что она старалась выполнить его приказ, и даже ликвидировала одного из его врагов. Но второй оказался ловчее, и её женских сил не хватило, чтобы справиться с ним. И всё же она смогла заманить его в западню, отсюда ему не выбраться живым.
Не прерывая мысленного диалога с Глотом, Аллиет приближалась к поваленному дереву, за которым тот должен был прятаться. Но внезапно справа послышался тихий свист. Так хозяева подзывают своих собачонок. Женщина повернула голову на этот звук и увидела своего покровителя. Не выпуская дымящийся сигарный окурок из зубов, Хенк целился в неё из винтовки.
– Нет! – Аллиет в ужасе вскинула руку, пытаясь ладонью прикрыть лицо. Но что такое подобная преграда для пули самого мощного калибра, применяемого обычно при охоте на носорогов, львов и слонов! Через доли секунду череп запутавшейся интриганки разнесло вдребезги.
Сквозь крупные щели в стене сарая Борис видел, что произошло с Аллиет. Правда он не заметил вспышки выстрела или хотя бы малейшего движения веток, чтобы определить местонахождения снайпера. Нефёдов уже жалел, что в гневе вытолкнул бывшую подругу навстречу собственной смерти. Хотя, ввязавшись в столь опасную игру, она сама можно определила собственную судьбу.
Борис ждал появления Хенка, но осторожный бур не спешил показываться. В конце концов, Нефёдов решился покинуть сарай. С ним творилось что-то нехорошее: внутри всё горело, горло пересохло, двоилось в глазах.
Борис перекатился через порог, и где короткими перебежками, а где ползком поспешил к лесу. По дороге он наткнулся на трупы охранников Гермеса. Подгоняемый угрозой разделить судьбу этих несчастных, Нефёдов стремительно пересёк открытое пространство и достиг ближайших густых зарослей. Но когда опасность казалось миновала, Борис почувствовал странное наваждение: его тело вдруг на короткий промежуток времени онемело, стало похожим на студень, по коже градом катился пот, его начинало трясти в лихорадочном ознобе, в животе, как будто кто-то шевелил угли раскалённой кочергой.
Живот вдруг свело ужасной судорогой, так что мужчина буквально рухнул на колени перед кромкой небольшого болотца. Его начало рвать. Внезапно глаза будто застлал туман. Когда же белая пелена рассеялась, Нефёдов увидел нечто такое, отчего волосы зашевелились у него на голове. Прямо на него из зеленоватой глубины злыми глазами зверя взирал чернокожий человек. Точнее это был не совсем человек, а оживший мертвец.
Не в силах тронуться с места, Борис остолбенело наблюдал за монстром. Вот болотная тварь выбралась на поверхность. Облепленное тиной, скользкое порождение самых диких кошмаров издавало странные булькающие утробные звуки. Правая часть лица исчадия ада была сильно изуродована. На этой стороне у него было минимум плоти, и когда оживший мертвец что-то вдруг резко и гортанно выкрикнул на непонятном Борису языке, перед взором лётчика во всех деталях проступил зловещий оскал его черепа. Через мгновение Нефёдов ощутил на своём горле холодные и сильные, как тиски руки…
Борис тоже схватил монстра за горло и тут же получил сокрушительный удар в лицо. Нокаут и чёрная пустота…
Глава 66
В следующий раз Борис обнаружил себя лежащим на спине. Причём ложем ему служила не подстилка из листьев и лесного мха, а упругий матрац. Лицо приятно обдувал лёгкий ветерок от работающего вентилятора, чей монотонный гул звучал для пережившего необъяснимый кошмар мужчины, как гимн его чудесному спасению.
Борис почувствовал чьё-то близкое присутствие и разлепил веки. Постепенно размытое пятно перед глазами стало обретать чёткие контуры. Наконец Нефёдов увидел личико склонившийся над ним юной девушки в белой шапочке медсестры.
Вам уже лучше? – участливо осведомилась она.
Где я? – кривясь от боли в разбитых губах, спросил Борис.
В госпитале. У вас сильное отравление мозга, – авторитетно пояснила медсестра и посмотрел в чью-то сторону. – Скажите спасибо своему другу. Это он вас привёз. Один в лесу, без сознания вы обязательно погибли бы.
Спаситель Бориса находился тут же в госпитальной палате. Он сидел в кресле в накинутом на плечи халате. «Пан Поручик» первым делом извинился:
– Пришлось утихомирить тебя, а то ты так разошёлся, что чуть меня не придушил.
– Так это твоя работа – Борис потрогал ноющую челюсть. – Но как ты узнал?
«Пан Поручик» пояснил, что после отъезда друга его не оставляло чувство непонятной тревоги. Маршрут он знал, ибо сам помогал Борису его проложить на карте. Замбах видел, как вначале были «завалены» из засады двое охранников коммерсанта, а затем убита проститутка из «Салона Мэри». Хенк стрелял мастерски. Так что поляк сильно рисковал, спасая друга…
– Ты извини, но я сразу обо всём рассказал Хану. Ты всё время находился без сознания, бредил. А я знаю, что вы с Максом приятели. Мы с Ханом наведались в комнату твоей бывшей подружки. И вот, что мы там нашли.
Поляк протянул Борису какой-то блокнот. Почти все его страницы оказались исписаны мелким убористым почерком. Это были доносы на тех, с кем Аллиет общалась в последнее время. Макс и Замбах также обнаружили в её квартире портативный диктофон, который легко помещался в дамской сумочке. Его можно было незаметно положить под кровать или даже сунуть под подушку, предварительно нажав клавишу записи.
– Мы изъяли две дюжины кассет, на которых записаны ваши с ней откровенные беседы, в том числе о Хенке, – рассказывал Замбах. – Ты пригрел в своей постели гадюку, дружище. Не знаю, прижал ли её Хенк, или она сама предложил ему свои услуги, но, похоже, что эта твоя бельгийка играла свою роль очень старательно
В эту секунду перед глазами Бориса всплыла картина: на поляне перед лесной хижиной лежит тело застреленной женщины. Одна нога её неестественно подвёрнута, а вместо головы окровавленный черенок. Борис снова почувствовал жалость к несчастной.
Между тем поляк был уверен, что Глот не откажется от намерения покончить с ним.
– Готовься к продолжению. Ты видел, как он действует? Даже свою девку не пожалел. Он волк-одиночка – матёрый и очень опасный.
Замбах достал термос. Открутил и наполнил крышку-стаканчик дымящимся кофе (хороший кофе – был его слабостью) и протянул Борису. Но Нефёдов отказался. Его всё ещё подташнивало.
Пожав плечами, поляк с наслаждением принялся сам прихлёбывать из чашки. Он предпочитал кофе по-кубински. Сладкий, крепкий, жгучий, из отборных зёрен. В аэродромовском баре такой не подавали. Замбах не раз говорил, что там варят кофе из вчерашних окурков.
– Я давно присматриваюсь к этому Хенку, – покачал головой поляк, задумчиво разглядывая содержимое собственной чашки. – Когда-то он был заядлым альпинистом. Я тоже до войны увлекался горными восхождениями.
Замбах поведал, что однажды в баре у них состоялась любопытная беседа на эту тему. Разговор сразу зашёл о преимуществах разных стилей восхождений. Хенк оказался убеждённым индивидуалистом. Пожав плечами в ответ на доводы, собеседника, он заявил: «Видите ли, когда я иду наверх вместе с другим парнем, то предпочитаю обходиться без связки. Я полагаюсь только на себя, как и все мы в этом мире. Тебя не связывает сила или слабость партнера. Его темп. Его раздражающая склонность то и дело останавливаться и делать снимки. Его техника. Я максимально быстро иду вперед. Если он отстает, это его личное дело. Почему я должен страдать или подвергать себя риску из-за того, что кто-то плохо дышит? Из-за того, что кто-то оступился? Поэтому я всегда предпочитаю, чтобы термос с горячим кофе находился в моем рюкзаке. Термос – это вода, тепло, дополнительная энергия, которая так необходима на ледяной высоте. В конце концов, смерть – явление чисто индивидуальное, не так ли?».
В том разговоре Хенк, естественно, умолчал об экспедиции на гималайскую гору Нанга-Парбат, в которой он когда-то участвовал, ещё, будучи совсем молодым человеком. Но так получилось, что Замбах итак многое знал о Ван Дер Вольфе, потому что одно время служил во время войны с человеком, который летал с южноафриканцем в студенческой эскадрилье в Кембридже.
На пару с одним университетским товарищем этот сын крупного южноафриканского скотопромышленника организовал экспедицию с целью покорить вершину 7850 метров. Однако попытка не удалась. И тогда промёрзшие до костей, страшно вымотанные молодые люди в условиях резко ухудшающейся погоды просто отстегнулись от своих носильщиков-шерпов. Двадцатилетние альпинисты удрали вниз, бросив на произвол судьбы шестерых «человекомулов», затаскивающих на вершину их тяжёлое снаряжение. Юноши здраво рассудили, что верой и правдой служившие им шерпы сильно вымотаны и не смогут быстро идти вниз. В конце концов нельзя было ставить на одну чашу весов бесценную жизнь европейцев и туземцев. Наступали сумерки, повалил сильный снег, порывистый ветер выл так оглушительно, что даже находящимся в шаге друг от друга людям приходилось общаться, крича слова во всю силу своих лёгких. Не удивительно, что местные носильщики не сразу заметили, что белые господа исчезли…