Данил Корецкий - Пешка в большой игре
Верлинов, изогнувшись, поймал за руку то, что ближе, подтянул к себе, взглянул на манометр. Баллоны почти полны. Сняв с убитого акваланг, Верлинов выплюнул загубник и вставил в рот тот, который еще секунду назад сжимали зубы Тимофеева.
Шутка мичмана сбылась: генерал Верлинов как бы поцеловался со старшим матросом Тимофеевым.
Все произошло очень быстро, мичман не сразу понял, что остался один. Потом мгновенную растерянность сменила дикая ярость. Он дал полный ход и заложил вираж, ложась на боевой курс.
Верлинов менял баллоны, когда СПЛ в который уже раз устремилась на него. Он только успел защелкнуть замки и рванулся в сторону, но какой-то выступ – головка болта, заклепка или леер антенны – задел бок, разорвал гидрокостюм и содрал кусок кожи. Сразу же вокруг расплылось багровое облачко.
Черт! Хотя это и не акульи места, но проклятые хищники вечно оказываются рядом в самый неподходящий момент!
Обладающий нулевой плавучестью, скутер висел на том же месте. Верлинов подплыл к нему, отмечая, что боль в боку мешает движениям и ограничивает свободу маневра.
«Надо кончать», – подумал он, крепко сжимая чужой загубник и ручки управления.
Когда «малютка», развернувшись, снова пошла в атаку, он выполнил уже удавшийся однажды маневр и оказался на палубе, крепко вцепившись в поручень.
Бешено вытаращив глаза мичману, он изобразил два жеста: резким движением пальца вдаль и ребром ладони по горлу. В ответ тот перехватил правой рукой сгиб локтя левой, потом ухватил себя за горло, а пальцем показал на Верлинова и вниз.
Ясно. «Утону вместе с тобой, сука!» или что-то в этом роде.
Верлинов, перебирая поручень, направился к корме. Здесь он вынул нож, отстегнул ножны и продел их специальным выступом в фигурную прорезь клинка. В ножнах было углубление, край которого имел заточку и, сходясь с лезвием ножа, образовывал встречные режущие поверхности.
Просунув импровизированные ножницы в узкую щель корпуса, Верлинов с усилием перерезал трос руля глубины. Выпростав отрезок, он с силой потянул, устанавливая перо руля в нижнее положение.
Мичман дал ход, лодка устремилась в глубину. Двигатели тут же умолкли. Не глядя на прозрачный колпак рубки, Верлинов запустил скутер, подвел его к корме, упер в черное клепаное железо и увеличил обороты.
Потребовалось время, чтобы преодолеть массу покоя СПЛ, но наконец «малютка» сдвинулась и заскользила вниз. Верлинов придал ей достаточное ускорение и отстал. На обзорную полусферу он так и не взглянул.
Глубина Эгейского моря достигает двух с половиной километров, но на шельфе острова Тинос гораздо меньше – около двухсот метров.
Верлинов повел скутер вверх и у самой поверхности лег на прежний курс. Вначале он планировал бросить все снаряжение на подходе к острову и вплавь добираться до берега. Сейчас понял, что на это не хватит сил. Поэтому избавился только от ставшего ненужным и сковывавшего движения акваланга, отфыркиваясь, вынырнул и долго дышал живым, опьяняюще ароматным воздухом. Но окружающий мир почему-то неуловимо изменился и уже не казался столь приветливым и ласковым, как двадцать минут назад.
Скутер медленно тянул обессиленное, кровоточащее тело генерала к берегу, он находился в полузабытьи и совершенно не представлял, как будет искать Христофора. Тот нашел его сам.
Владелец яхты «Мария», повинуясь неосознанному чувству, вглядывался через бинокль в отсверкивающую на солнце морскую гладь. Заметив скутер, он гортанно выкрикнул слова команды, загорелые мускулистые матросы отдали швартовы. Через десять минут Верлинова подняли на борт. Рискованное путешествие генерала завершилось.
– Добро пожаловать, – с сильным акцентом сказал черноусый Христофор. На нем был белый полотняный костюм и соломенная шляпа, он добродушно улыбался.
Русскому его учил Верлинов почти двадцать лет назад, когда Христофор, выполняя задание американской разведки, попал в руки КГБ. Его могли вывести на процесси сгноить в тюрьме, но Верлинов устроил по-другому. Христофор вернулся агентом-двойником. Через некоторое время он порвал с американцами, но добросовестно работал на Верлинова. Взаимные услуги в деликатной сфере секретной службы связывают иногда крепче, чем кровные узы. Так произошло и в этот раз.
– Рад тебя видеть, Христофор, – сказал генерал и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла слабой. Через несколько минут он спал тяжелым сном смертельно уставшего человека.
Телефонные звонки в квартирах Васильева и Межуева раздались с интервалом в десять минут.
Текст был совершенно одинаковым:
– Вам назначается «разборка», завтра в шестнадцать. На двадцать пятом километре Варшавского шоссе вправо, до мотеля. Потом по бетонке налево – там заброшенная войсковая часть. Не явитесь – перестреляем по одному прямо в Москве!
Измученный боевыми событиями последних дней Васильев и прессингуемый по службе, стоящий на грани увольнения Межуев восприняли эти звонки одинаково. Первая мысль: совсем оборзели, с госбезопасностью тягаться вздумали! Но тут же пришло понимание – не государственной Системе бросают вызов бандиты, а конкретным людям. Вызов носит частный характер и связан с личными действиями офицеров, покусившихся, как они считают, на воровскую казну. Вполне понятно, что ни Межуев, ни Васильев не могут задействовать в столь щекотливой ситуации официальные каналы. Они могут лишь поднять свою группировку, свой кодлан, причастный к пропаже общака.
Таким образом, на «разборку» сойдутся два преступных сообщества, как обычно. И то, что одно состоит из офицеров ГБ, преступников мало интересовало.
Дело усугублялось тем, что никакой группировки, привязанной к пропавшему общаку, ни у Васильева, ни у Межуева не было. Еще неделю назад они могли обратиться к генералу Верлинову, и тот, не терпящий посягательств на авторитет Системы и ненавидящий блатных всех мастей, направил бы к брошенной войсковой части ударную группу.
Дронов, конечно, такого приказа не отдаст. Тем более сейчас, когда отдел шерстят комиссия за комиссией.
Межуев с тоской вспомнил о Семене Григорьеве, Васильев – о Якимове. Надежный напарник в такой ситуации – большое дело.
Потом Межуев припомнил «наезд» бандитов на Васильева и позвонил ему. Через час в квартире Межуева два майора обсуждали сложившуюся ситуацию.
– Не ходить нельзя, – вслух рассуждал Васильев. – По их законам это признание в полной беспомощности. Сразу и шлепнут. Но если мы туда вдвоем заявимся... Их небось не меньше десятка... Хотя почему вдвоем? – внезапно вскинулся он. – Можно ведь боевых товарищей пригласить... Заглянув в записную книжку, Васильев набрал номер.
– Юра? Васильев. Надо срочно встретиться.
Еще через час к ним присоединился командир десятки «альфовцев».
– Где это место? – Он разложил карту.
– Вот здесь, – указал Межуев.
– Подождите, подождите. – Васильев наморщил лоб. – Это же бывшая часть ПВО – второе кольцо противоракетной обороны Москвы... Туда ведет подземный спецтуннель...
Назначал «разборку» контрразведчикам Гена Сысоев. В самом по себе этом факте не было бы ничего удивительного, если бы он не звонил от Клыка.
После того как никто из шестерки, спустившейся в подземный ход, назад не вернулся, Гена быстро произвел кое-какие расчеты и к шефу не пошел. Вместо этого он явился к конкуренту Седого и имел с ним длительную беседу, закончившуюся к обоюдному удовлетворению.
К шефу он пришел под вечер. Тот уже знал о пяти убитых в автобусе и устроил страшный скандал, будто это Гена их и убил, чтобы окончательно ослабить группировку.
– Там Минер вернулся, – улучив момент, сообщил Гена. – Остальные застряли в катакомбах, ждут помощи.
– Где он?
– Недалеко, на квартире. У него пуля в плече, но, кажется, неглубоко...
– Поехали, я сам с ним поговорю! А ты запомни – не умеешь руководить, пойдешь на исполнительскую работу!
Гена всю дорогу молчал.
Когда они спустились в полуподвал, он трижды с определенными интервалами стукнул в железную дверь и первым вошел в квартиру одного из людей Гвоздодера. Седой шагнул следом и остолбенел. Прямо на него немигающим змеиным взглядом смотрел Клык. Сысоев быстро прошел в комнату, оставляя главарей конкурирующих организаций один на один.
– А где же Минер? – по инерции спросил Седой, хотя холодок понимания уже скользнул от загривка к лопаткам.
– Вот он!
Клык сделал шаг вперед, сверкнула хорошо заточенная финка, и холодная сталь пробила сердце Седого.
Сысоев сидел на диване рядом с Гвоздодером и нервно поеживался. Ему не нравилось то, что он делал, но другого выхода не было. Услышав короткий вскрик и шум падающего тела, он понял: власть в группировке перешла к нему. Клык держит слово, и он тоже будет честен с ворами. В конце концов, делить им нечего, всего на всех хватит: и территорий, и денег, и баб.
