Владимир Гриньков - Ментовские оборотни
– Евгений Иванович! – сказал Никита. – Я вам хотел сказать… Вы помните, я вам говорил, что видел призрак?
– Помню.
– Я не видел.
– А зачем сказал? – сумел я удивиться.
– Чтобы вы поверили.
– В призрак?
– Да.
– Погоди-ка, – пробормотал я.
Я дозревал. Но он меня опередил.
– Я вас пугал, – сказал Никита. – Я приходил к вам в белом платье.
– Ты врешь, – не верил я.
Вы себе представляете милиционера с пистолетом и в белом платье? Тоже мне, Верка Сердючка.
– Не вру, – сказал Никита. – Я попугать хотел.
– Меня? Зачем?
– Не только вас. Вообще. И женщину эту вашу…
– Какую женщину?
– Которая у вас работает.
– Светлану?
– Да. Которая этот дом купила. Я когда узнал, что она из вашей передачи, что она розыгрыши подстраивает – я тоже захотел разыграть. Ну, такая вроде шутка. Чтобы понимала, каково оно – когда тебя разыгрывают.
– Ты мстил нам, что ли?
– Нет! То есть получается, что да. Но на самом деле нет, конечно. Это розыгрыш такой! Вы не обижайтесь только! Мне ваша передача не нравится. Не передача то есть, а то, что вы над людьми смеетесь. Дураками выставляете. Вам, может, и смешно. А им каково? Я хотел вам показать… Ну, чтобы вы тоже прочувствовали… Сейчас я понимаю, что зря я так…
Он словно извинялся.
– И еще я письма вам писал от Вероники, – признался он покаянно.
– Тьфу ты! – сказал я в сердцах. – Совсем, я вижу, ты там заскучал!
– Вы сердитесь? – вроде бы даже расстроился он.
Ребенок ребенком. Он хоть отдает себе отчет в том, что мы с ним влипли?
– Какая тебе теперь разница? – вздохнул я. – Ты зачем мне это рассказал? Исповедоваться решил?
– А я умирать не собираюсь! – тут же сообщил мне Никита. – Вы можете рукой залезть ко мне в карман?
Я развернулся спиной к нему и закованными в наручники руками стал шарить по его одеждам, пока не ощутил в ладони небольшой и, кажется, металлический цилиндр.
– Что это? – спросил я у Никиты негромко.
– Газовый баллончик. Перцовый. Мерзость редкая. Придется потерпеть.
* * *Я слышал, как несколько раз звонил мобильник у Тропинина и как Тропинин отвечал кому-то зло и с матерком. Ехали мы без остановок. Очень долго пробирались по пересеченной местности, и я успел намять себе бока, потом наконец мы выехали на шоссе и поехали быстро и нетряско. Несколько раз над спинкой заднего сиденья возникала голова опера Миши, который хотел удостовериться, наверное, в том, что мы еще здесь и никуда не сбежали. Он нам ничего не говорил, да и нам с ним нечего особенно было обсуждать. Я ему только и сказал, стараясь при этом, чтобы нас не услышал Тропинин:
– Ты запомни! Пока мы живы – ты еще более-менее в безопасности!
Миша изменился в лице, и было видно, как крепко он задумался.
Через какое-то время, когда прошел час или около того, мы вдруг остановились, и я услышал, как Тропинин процедил сквозь зубы:
– Начинается!
Значит, мы приехали. Лежа на полу багажника, я не видел, как все происходит на самом деле, но очень живо представлял. Почти наверняка дорогу перегородили грузовиком и вперед пути нет, а если эти ловцы-охотники расторопные, то и назад сдавать уже нет смысла.
И тут же Миша подтвердил мои предположения, крикнув испуганно:
– Сзади, Борисыч! Перегораживают!!!
– А как же ты хотел, – процедил с ледяным спокойствием Тропинин, старательно гася панику своего подельника. – Они думают, что нас накрыли. Так что теперь на нервах друг у друга будем играть. Они – нас пугать, мы – их. Не дрейфь. У нас Колодин. Вырвемся.
Я воспрял духом, если честно. Приятно, черт возьми, когда твоя жизнь представляет хоть какую-то ценность. Если очень повезет, так, может быть, еще и не убьют.
Тропинин говорил в мобильник:
– Кузубов! Это ты? Ты здесь? Ты нас видишь? Ты, главное, не торопись! Хорошо? Не думай, что полковничьи погоны на нас сможешь заработать! Тут даже все наоборот, смотри, как бы под статью не загреметь! Тут вот Колодин умную вещь сказал – что, если что-то с ним случится, разбор полетов сам министр будет проводить! Так что ты думай своей лысой головой, Кузубов! Я тебе сейчас Колодина на два слова дам, чтобы ты понял, что он у нас, а после мы с тобой поговорим!
И после этого – Мише:
– На! Дай ему мобильник! На два слова!
Было слышно, как Миша пробирается к нам через салон. Когда его голос раздался над нами, я уже лежал лицом вниз – с зажмуренными глазами, не дыша – и жал на кнопку баллончика, выпуская струю перцового газа вверх.
Миша первым и пострадал. Он взвыл и отпрянул, но газ уже заполнял салон и спасения в замкнутом пространстве негде было искать. Поднялся страшный ор и мат, кричали и Миша, и Тропинин, а тут и мы с Никитой тоже наконец прочувствовали качество продукции химической промышленности и забились в своей клетке агонизирующими зверьками, и это только добавило хаоса и кошмара в нашей душегубке – и наши тюремщики не выдержали, выскочили из машины, где их и скрутили, беспомощных, как котят, а мы еще бесновались, потому что никак не могли выбраться, и даже когда подоспевшие милиционеры освободили нас из заполненного газом салона, нас еще долго корежило и выворачивало наизнанку.
* * *Кузубов был мрачнее тучи, и даже его лысина потускнела, так мне казалось, и сейчас не блестела столь ослепительно, как обычно.
– Они – Москва! – цедил он в ярости. – Им там, в Москве, виднее, а кто такие мы? Мы по земле тут ходим, мы пехота, нам что прикажут, то и делаем, на нас ежели цыкнут – мы дрожим. Я же звонил туда, в Москву, я справки наводил. Мне там сказали – защита свидетелей, все правильно, и не твое собачье это дело, ты там не лезь ни во что, не мешай, и не дай бог тебе там напортачить. Ну, раз начальство так распорядилось – я сразу же под козырек. Я верить им должен? – глянул на нас Кузубов, и в его словах я угадал горечь. – Начальство ведь мое!
– Так они предатели! – подсказал Демин. – Оборотни типа!
– Кто? – горько спросил Кузубов.
– Начальники. Те, кому вы звонили. Раз они прикрывали Тропинина, а Тропинин оказался хоть и милиционер, а все-таки бандит…
– На Тропинине все оборвется, – сказал многоопытный Кузубов. – Тех, кто над ним, никто пальцем не тронет.
– Как же так! – изумился я. – Тропинин тут бесчинствовал, наверху его прикрывали…
– А отвечать будет он один, – сказал Кузубов. – Сделают вид, что Тропинину важное дело поручили, а он оказался перевертышем и всех предал. Они же там не дураки, начальники тропининские. Они потому и начальники, что умнее его. Они заблаговременно так со всех сторон прикрылись, что к ним и не подступишься. Конечно же, чепуха это все – защита свидетелей, – Кузубов скривился при этих словах. – Никогда я не слышал, чтобы так у нас людей берегли да прятали. А вот тут попомните мое слово, ежели начнется все-таки расследование, тут же обнаружится, что все бумаги нужные заполнены и подписаны, и сделано все по закону. Вправду было принято решение взять под охрану гражданку Шумакову с дочерью. Поручено обеспечить проведение спецмероприятий майору Тропинину. Тропинин наверняка еще отчеты начальству строчил и за командировочные отчитывался. Так что по бумагам будет все в ажуре.
– А остальное все Тропинин, типа, по своей инициативе, – понимающе произнес Демин.
– Вот! – вздохнул наш собеседник. – И на него теперь всех собак навешают.
– Но вы думаете, что это он не сам? – переспросил я. – Что кто-то все-таки за ним стоит?
– Дорогой мой Евгений Иванович! К примеру, для того, чтобы папашу Лапто в тюрьме закрыть, силенок нужно много больше, чем было у Тропинина. Лапто ведь не вокзальный хулиган, а сильный был чиновник. Раз он сел – немаленькие люди, значит, им занялись.
Кузубов злился, я это видел. Он прямо-таки источал ненависть. Я, кажется, догадывался, в чем было дело.
– Тропинин так запросто не скажет, кто ему поручил разобраться с наследством Ростопчина, – издалека зашел я.
– Да уж, конечно! – едко отозвался собеседник. – Тут он в курсе, какой перед ним расклад. Заговорит, станет фамилии называть – тогда ему или сердечный приступ, или драка, предположим, в камере, где его сокамерники случайно зашибут. А будет молчать – срок дадут, но небольшой, да и того отсидит половину, выйдет досрочно.
– Значит, помимо Тропинина нужно его подельников искать, – подсказал я.
– Пустое дело! – тяжело вздохнул Кузубов.
Это были ожидаемые слова. Что-то подобное я и предвидел.
– Нельзя прощать такое, – сказал я. – Пускай ответят за то, что натворили.
Кузубов маялся и молчал. Тогда я ударил по больному:
– Это из-за них погибли ваши люди.
Он дрогнул, и лицо у него сделалось такое, что казалось – он вот-вот заплачет. Но он быстро совладал с собой.
– Да, вы правы, Евгений Иванович, – произнес глухо. – Ради моих ребятишек, которых так предательски…
Он сжал кулаки.
– Я помогу, чем смогу, – пообещал я. – Вместе с вами пойдем по кабинетам, чтобы зашевелились там, в Москве, чтобы не спустили все на тормозах.
