Сергей Соболев - Танго втроем
Плакала она почти беспрерывно. Пожалуй, с того самого момента, как девушку привез Бочаров, это не прекращалось ни на секунду. От нее невозможно было добиться ни слова, да и плакала она как-то странно, как-то не так, беззвучно, даже губы не шевелились. Она была похожа сейчас на скульптурное изваяние, молодая красивая женщина с беломраморной кожей, из уголков глаз которой непрерывно сочится влага.
Но все же это была не скульптура, а живое существо. Когда Казанцев, а он находился рядом с ней уже более часа, пытался погладить девушку по голове, или взять за руку, или вытереть носовым платком мокрые от слез щеки, Розанова либо отклонялась, либо отводила в сторону руку банкира.
Помещение, в котором разместили дорогую гостью, называлось — «сейф». Название это придумал сам «янтарный барон». Дело в том, что здание, которое занимал под свои офисы АКБ «Балтийский», было отстроено на сохранившемся почти в целости фундаменте Имперского Восточно-Прусского банка. В августе сорок четвертого, во время мощных налетов союзной авиации, сте-ревшей с лица земли исторический центр одного из красивейших городов Европы, несколько тяжелых авиабомб, в том числе и с начинкой из напалма, который был применен здесь едва ли не впервые, превратили здание Имперского банка в дымящиеся руины. Сгорело либо превратилось в обломки все, кроме фундамента и капитального железобетонного перекрытия, под которым находились подземные хранилища банка. После окончания войны, когда на месте канувшего в Лету Кенигсберга был построен новый город, еще долгие годы в глубоких подвалах с мощными перекрытиями стояли массивные многотонные сейфы, намертво вмурованные в толстые, до метра толщиной, железобетонные фундаменты Имперских орлов, красовавшихся на пятнадцатидюймовой толщины сейфах, орлов закрасили, но с самими сейфами долгое время не могли определиться, пока кто-то из тогдашнего начальства не распорядился разрезать их при помощи автогена, а металл вывезти на переплавку.
Подвалы бывшего Имперского банка давно уже были очищены от хлама, скопившегося там за несколько десятилетий, при Казанцеве и под его непосредственным контролем была произведена перепланировка и реконструкция подземных хранилищ. Часть освободившихся площадей, примерно сорок процентов, выделили под строительство подземного гаража, все остальное поступило в безраздельное владение президента банка. Только Казанцев да еще глава СБ Анатолий Бочаров имели свободный доступ в подземную часть здания; не то чтобы посторонние, но даже высшие чины администрации туда не допускались. О том, как устроен сейф и что в нем нынче хранится, знали лишь считанные единицы — Казанцев делал все, чтобы его рискованный и дерзновенный, очень впечатляющий и, уже можно смело сказать, успешный проект оставался для большинства простых смертных тайной.
Мало что указывало на то, что помещение, в котором они расположились, находится глубоко под землей. Кабинет был точной копией президентского офиса, расположенного на административном этаже здания. Помимо кабинета, здесь также были оборудованы апартаменты для отдыха, как минимум не уступающие номерам класса люкс в дорогих европейских гостиницах.
Единственное, чего здесь недоставало, так это окон, но дизайнер, оформлявший интерьер помещений, предусмотрел все, и окна здесь заменили их имитацией — если особо не приглядываться, то легко поверить, что из окна открывается «взаправдашний» вид на городской ландшафт.
Платок, который комкала в нервно подрагивающих пальцах Лена Розанова, был мокрым от слез. Казанцев, присев возле нее на корточки, осторожно разжал женские пальчики, вытащил из них влажную тряпицу и вложил новый платок.
Посмотрел пристально в ее каменное лицо, сказал несколько ободряющих реплик, затем кивнул Ломакину — тот был третьим в их компании и тоже хлопотал над Розановой, — чтобы Вадим отошел чуть в сторонку.
— Может, врача позвать? — сказал он полушепотом. — Посмотри, Вадим, на нее! Мне кажется, что она… не в себе.
— На черта сдался твой врач! — скороговоркой зашептал Лома— , кин. — Я что, не знаю тех врачей? Начнет тут хренотень разводить: «шок», «стресс», «депрессия»…
— Хорошо, а что ты предлагаешь? — спросил Казанцев. — Посмотри сам, этот негодяй запугал ее до полусмерти!
— Все будет нормально, — заверил его художник. — Поверь мне, все утрясется, все будет отлично! Давай не будем торопить события. Надо дать ей отдохнуть, прийти в себя…
— Вадим, можно вас на минуту? — долетел до них женский голос.
Они подошли к ней оба.
— Вадим Петрович, — глядя на художника, медленно произнесла Розанова, — узнайте, я могу быть-свободна? Могу я, к примеру, уйти отсюда?
Прежде чем Ломакин сообразил, что ему ответить, вмешался банкир:
— Елена Владимировна, дорогая, поймите меня правильно, прошу вас… Там, снаружи, — Казанцев сделал неопределенный жест, — вам находиться опасно. А здесь вы можете чувствовать себя абсолютно спокойно. Какой-то минимум комфорта имеется, и будет разумнее всего провести в данном убежище ближайшие несколько суток. Я разберусь с теми, кто посмел преследовать вас, я разберусь с ними быстро и сурово, я вам это гарантирую. А пока… Пока побудете здесь. И я хочу, чтобы вы поняли… Лена. Вы не просто мой гость, вы гораздо больше, неизмеримо больше, чем гость…
— Так я, значит, несвободна? — переспросила Розанова, глядя только на Ломакина. — Меня н е выпускают?
Ее лицо вновь закаменело. Она вспомнила слова Андрея: «Лена, вы свободны. Вы вольны в любой момент встать и уйти, никто не посмеет вас задерживать. Все зависит только от вашего желания…»
Двое мужчин опять отошли в сторонку.
— Не дави на нее, Алексей, — негромко сказал Ломакин. — Очень прошу тебя — не торопись! Нужно какое-то время, чтобы она могла прийти в себя. У тебя есть дела «наверху»? Ну вот и ладно, займись ими, а я пока побуду здесь, попытаюсь ее успокоить.
Казанцев в знак согласия кивнул головой:
— Пожалуй, Вадим, ты прав… Но этой сволочи, Бушмину, теперь точно конец… Меня только одно радует: негодяю сейчас так тошно, так тошно, что ему впору позавидовать даже грешникам в аду!
* * *Бушмин включил связь с внешним миром и после небольшой паузы сказал:
— Я не знаю, кто вы такие и что вам от меня нужно, но вы напрасно теряете время… Как насчет пожрать? Когда обед по расписанию? Да и на горшок пора бы уже сходить… Эй, Джи-ай! Глухой? Ай вонт… черт, забыл слова… Как хочешь, тебе же потом убирать…
Смуглолицый визитер ушел примерно час назад, оставив Кондора на попечение Джи-ай. Интересные он, конечно, вещи тут рассказывал, и откуда он только все это вызнал? Очень настаивал, чтобы Бушмин дополнил недостающие детали и подробности. Видите ли, ему хочется знать всю историю от начала до конца. Повторял все время: «Бушмин, ключ — у вас!» Ага, счас… Ключ им по-. дай. Да еще на блюдечке с золотой каемкой.
Ушел. Может, обиделся, что Андрюша не соглашается этот самый ключ ему передать. Или пошел в словарях рыться, искать там значение слов и выражений, которые время от времени употреблял Бушмин. В академиях своих, видать, толком не учились, вот и приходится Кондору восполнять их словарный запас.
Да и откуда у него ключ? Все отобрали, висит на цепях в чем мать родила. Даже «Командирских» на руке нет, часы тоже приты-рили, сволочи, а они дороги Бушмину как память.
Там, во внешнем мире, показывали «кино». У Бушмина даже не поинтересовались, нравится ли ему такое «кино» или он предпочел бы смотреть что-то другое. Поставили, и все.
Демонстрационным экраном служило зеркало, поделенное на четверти. После ухода смуглолицего с этим зеркалом произошла некая метаморфоза — оно перестало отзеркаливать, а его «четвертушки», оказывается, это не что иное, как плоские экраны мониторов, каждый размером метр на метр.
Изображения на экранах были разными. На том, что находился в левом верхнем углу, крутили ролик, занимающий по времени примерно двадцать секунд. Из голубой «Сиерры» выбрался Саша Прохоров, хлопнул дверцей, вот он идет, огибая столики летнего кафе, мельком, три-четыре секунды, Алтуфьев в плаще и шляпе, опять Санька, приветствующий того взмахом руки, сближаются, Прохоров уже протягивает ладонь для рукопожатия, но, делая явно лишний шаг, заваливается на Алтуфьева. Причем видно, как в этот момент из затылочной части головы Прохорова вырывается наружу красное облачко… И тут же пошло по новой: «Сиерра», столики кафе, Алтуфьев, лишний шаг, «облачко»…
На левом нижнем мониторе другая картинка. Оператор, наверное, это был сотрудник УВД, заснял на пленку распростертое на плиточном покрытии двора тело. Жертва падения с большой высоты лежит, можно сказать, на спине. Конечности неестественно изогнуты, вернее, изломаны, подошва правой ноги, например, едва не достает до плеча. Лица попросту нет, как будто с человека кожу содрали. Вот подошли двое с носилками, им помогает третий. Кое-как распределили останки на носилках и поволокли их к труповозке.
