Петр Катериничев - Время барса
На жест откликнулся хлыщеватый халдей. Он принес два запотевших бокала, в которых уютно позванивали кубики льда. Минуту спустя полная официантка принесла заказанный кофе и десерт.
— За знакомство, — поднял свой бокал Иван. Произнес он это столь самодовольно, что Аля уже не смогла сдержать улыбки: альфонс был просто карикатурен.. У девушки же. стойко завертелась в голове фраза из какого-то водевиля:
«Меня мама в детстве назвала Альфре-е-едом». Она еще раз глянула на молодого человека: ну надо же! Сидит этакий нарцисс-подснежник, Ваня. Пупкин, покуривает и балдеет от самого себя… А люди где-то сражаются, погибают, срываются с вершин, умирают под лавинами, под шквальным огнем, несутся степной ночью невесть куда, одержимые кто — жаждой золота, кто — стремлением к власти, кто — долгом, самоотверженностью или отрешенным отчаянием… А в этом затерянном на просторах материка Русь премилом кабачке цветет отретушированным цветиком-семицветиком шмаро-воз Ваня, баловник, душка, котик-затейник, завлекалочка вылупившихся из недальних селений и. весей давалок и отрада зажиточных дам-с. Чудно.
Але захотелось сказать ему что-то резкое и обидное, но она так и не придумала что.
— Из Москвы? — продолжая пребывать в уединенном величии, непринужденно поинтересовался Иван.
— Нет. Из Игогоевска-на-Усяве.
Налет досады искривил чувственные губы парня: разве кролики шутят? Но досада быстро уступила место интересу. Иван развел губы в вежливой улыбке:
— У тебя здесь встреча?
Вместо ответа, Аля скучающе уставилась в окно. За время уединения она подрастеряла искусство быстрого отшивания прилипчивых смазливых дураков, да и — сама виновата: пусть ненадолго, но интерес она к нему проявила, мужчинка это уловил, и тщеславие не позволяет ему отвалить. Люди вообще не прощают невнимания к себе, а уж такие лощеные самчики — и подавно.
— Слушай, девчоночка… — начал Иван, и теперь в его голосе явственно слышались нетерпеливо-агрессивные нотки уязвленного самолюбия. — Если ты думаешь, что…
Аля даже вздохнула от облегчения: как должна отреагировать на такой хамский тон уверенная девушка? Просто.
— Ко-о-отик, — резко перебила его девушка, — шел бы ты допивать свое пойло в одиночестве, а?
Подействовало. Ванюша стушевался. По-видимому, в славном Чудовске с ним так разговаривали только подружки хозяев.
— Если ты кого-то ждешь… — скроил он понимающую мину.
— Жду, — резко перебила его Аля. — Хрустящее счастье. Свеженькой такой зеленью.
— В смысле?.. — опешил Иван.
— Ты не в моем вкусе. Мне нравятся толстощекие мужчины. Бенджамина Франклина видел?
— Кого? — не сразу нашелся Иван.
— Сотню баксов. Иван прищурился:
— В час? Или — за ночь?
— Хамишь? Иногда лучше жевать, чем говорить.
— А то — что?
— Работу потеряешь. Вместе с красой лица.
— Ты что, бикса, угрожаешь?
— Не-а. Предупреждаю.
— Даже так?
— Ага.
Иван откинулся на стуле, пыхнул сигаретой, закутался в сизое никотиновое облако, как в одеяло:
— Крутая, да? Может, раз такие разговорчики пошли, хоть обзовешься? Кто, чья будешь?
— Обойдешься.
Иван посмурнел и стал похож на разозленного пуделя, зачем-то причесанного с гелем:
— Вот что, девка. Я человек с понятием…
— С понятием — это когда пальцы веером и зубы в наколках. А ты «кот», причем не Чеширский, а самый что ни на есть грязный подвальный котяра… Вот и знай свое место.
— Не беспокойся, знаю. — Иван даже осип от сдерживаемой злости, но на рожон лезть поостерегся: порода такая. — Может, ты и впрямь крутоватая шмара и лежишь под кем-то из поименных братков, тогда извиняйте, обознатушки-перепрятушки… Но если ты, сучонка, мне сейчас вкручиваешь и чернуху лепишь, то лучше тебе линять скорехонько и прямо сейчас и никогда нигде в этом городе не маячить! Уразумела?
Лощеный самчик встал, отвалил восвояси и затаился где-то в полутьме зала.
Настроение у Али испортилось совершенно. Сама виновата. В чем? В том, что дура.
Аля вздохнула, отхлебнула ставшего теплым кофе, он был горьким. Чего она сюда приперлась? Кого-то ведет по жизни интуиция, кого-то фортуна, а ее — хромая судьба. Нашла альпийскую харчевню! Наверное, романтизм в российской провинции неуместен. Хотя… Разве есть большие романтики, чем мы? Нет, нечего гонять мысли по кругу. Аля допила вино: на этот раз мускат показался приторным и отдающим псиной. Она открыла сумочку, решив расплатиться и побыстрее уйти, пока засевшая острой иголочкой тоска не разрослась и не превратила солнечный зимний день в тревожно-метельный морок.
Глава 71
Двое мужчин и девушка вошли стремительно. Тот, что покряжистей, устроился за явно насиженный столик, другой, бритый наголо, массивный, долгорукий, в длинном кожаном реглане, враскачку пошел к стойке; его гладкий затылок только что не пускал зайчиков, а в чуть тронутом алкоголем Алином мозгу сама собою завертелась песенка из любимого старого мультика: «Мы бандитто, гангстеритто, мы кастетто-пистолетто… ага…» Детский сад — трусы на лямках! Аля успела заметить, как в резиновых улыбках растянулись губы бармена и официанта, как почтительно подсеменил к вошедшему Ванюша Казанова и зашептал что-то на ухо прибывшему боссу… Аля подумала, что убираться следует пошустрее, не хватало ей еще больших разборок в Малом Урюпьевске, и тут обратила внимание на девушку, что пришла с парнями… Сердце часто заколотилось.
Сначала Аля даже не поняла почему. Ну да, походка: так двигаются только на подиуме. Что еще? Стильная стрижка, мальчишеская угловатость… Девушка присела к столику, почувствовав на себе Алин взгляд, обернулась… Да! Это была Ирка Бетлицкая. Собственной персоной. Несколько секунд обе девушки застыли, будто сцепившись взглядами, Ирка побледнела, потом залилась краской, потом уставилась в стол, и Аля почти физически ощутила ее смятение! Пришли за ней? Вычислили?
Даже присутствие двух крепких и явно не склонных к излишнему анализированию парней не придавало ей бодрости: страх некрасиво испятнал лицо и шею, Бетлицкая жадно схватила выставленную кряжистым початую фляжку коньяку, отвернула пробку, щедро плеснула в фужер и выпила махом.
Аля не думала ни о чем. Встала, подошла к столику, присела, мельком улыбнулась малому, произнесла, глядя не на него, а на Ирку:
— Познакомишь с мальчиками, Ирунчик? — Помолчала, испытывающе глядя в лицо девушки, добавила, вроде смешливо, но голос ее ощутимо дрожал — от обиды или гнева? — этого она и сама не знала:
— Господин гангстер, угостите даму сигареткой?
Пацан собрал невысокий лоб морщинками, осмысливая непривычную мизансцену.
Аля же, не дожидаясь разрешения, выщелкнула из пачки сигарету, уронив еще несколько на стол, прикурила от чужой зажигалки, затянулась, пропела чуть слышно, выдыхая дым и едва сдерживая себя:
— «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы, пускай поет о нас страна…» Ну что ты так растерялась, Ирунчик? Разве не видишь, я сама как на иголках? Встретить дорогую подругу, да в таких палестинах… — Аля почувствовала, что почти задыхается, что еще немного — и она залепит этой шмаре по голове чем-то тяжелым.
— Ты хоть понимаешь, сука, что ты мне жизнь поломала?
Ирка, видимо, уже разобралась, что их встреча действительно случайна и никого из людей покойного Ландерса здесь нет. Вздернула подбородок, посмотрела на Алю зло:
— А почему я должна тебя жалеть? У тебя и муж крутой, и жилье в столице, и… ничего, не сахарная, выцарапалась. Я так всю жизнь живу.
— Тебя пожалеть?
— Обойдусь. — Ирка тоже взяла сигарету, затянулась, успокаиваясь. — Тебе просто не повезло.
— Тогда? Или — сейчас?
— Слушай, Егорова, ты тут не ерепенься! Ты здесь никто, поняла?
— А ты — крутая бикса, да? А если сообщить пра-а-аль-нм пацанам подробности твоего летнего отдыха на крымском взморье? Поймут, ежели по понятиям?
Глаза Бетлицкой сузились, она прошипела, почти не раскрывая губ:
— До вечера не доживешь.
— Была бы дурой — и до сегодня не дожила бы. Ты ведь меня в покойницах числила, а?
— О, у нас гости, и без охраны! — Бритый вернулся. уронил массивное тело на никелированный стул, и Але даже показалось, что тот ощутимо прогнулся. — Тоже с Дачи?
— С какой дачи? — быстро переспросила Аля.
— Ни с какой. — Бритый глянул на Бетлицкую. — Вопрос снят.
— Ирунчик, ты бы меня представила, а? И не бойсь, я — не ты.
— Разгордилась, да? — зло огрызнулась Ирка. — Да будь у тебя такая жизнь, как моя, тебя бы выучили дерьмо хлебать столовой ложкой! И не сидела бы ты такой гордой! Ведь такая же шлюха, как и все, а выкобениваешься, что целка майская!
Ненавижу таких!
Бритоголовый попытался обратить перепалку в шутку: собрал лоб гармошкой, изображая картинку «задумчивый супермен», растянул губы в «американской» улыбке, спросил глухо, голосом гнусавого переводчика боевиков:
