Леонид Влодавец - Московский бенефис
— Мистер Салливэн? — спросил я. — Здравствуйте, я Коротков из «Бреда наяву». Вчера вечером я вам звонил.
— Очень приятно, Николай, — Салливэн улыбнулся, и я опять с удивлением отметил, что уже видел где-то такую улыбку. — Извините, что не мог подобрать иного места для встречи, тем более что организаторы этого шоу не очень ценят чужое время. Вас интересует то, что здесь намечается?
— Честно скажу, я даже не очень в курсе дела. Я послушал, о чем шепчутся коллеги, и понял, что здесь будет идти разговор о создании какой-то новой партии. Лет пять назад это было бы интересно, а сейчас, когда их напеклось уже под сотню… Кроме того, я почти не интересуюсь политикой. Экстрасенсы, аномальные явления, нетрадиционные методы лечения, НЛО — вот это мой хлеб.
Салливэн кивнул и улыбнулся. Нет, граждане, эта улыбка не была тем самым «рабочим», американским оскалом, который еще у ныне покойного президента Никсона был хорошо натренирован. Я мог видеть ее только у одного человека…
Дональд глянул на свой «Роллекс», чуть отодвинув вверх рукав куртки, и тут я увидел татуировку, которая могла, быть опять-таки только у одного человека из тех, кто прописался в моей памяти.
— Утенок Дональд? — именно этот диснеевский герой был вытатуирован на запястье Салливэна. Но я непроизвольно произнес «Donald-Duck», и Салливэн как-то непроизвольно дернулся. Ведь это была его кличка, которую дали ему ребята из роты «Браво» двадцать два года тому назад или даже больше… И когда я произнес слова «Donald-Duck», интонация у меня была такая, будто я не просто узнал утенка-морячка, изображенного на картинке, а назвал Салливэна по этой старой-престарой кличке.
Он посмотрел на меня. Даже с приклеенной Соломоновичем бороденкой я не выглядел старше тридцати. Поэтому мистер Салливэн еще раз улыбнулся, на сей раз, видимо, собственным мыслям. Конечно, русский парень не мог знать о том, как именовали подчиненные командира роты «Браво» в 1971-1972 годах, он просто узнал знакомую фигурку из мультфильма…
Да, Коротков в это время мирно жил под детдомовской крышей, лопал казенную кашу и готовился стать пионером. А вот приват Браун уже несколько месяцев кормил своей кровью москитов то в горных, то в затопленных дельтой Меконга джунглях. И в общем, именно приват Браун нес некоторую ответственность за то, что мистер Салливэн сидел сейчас в жестком кресле в бывшем красном уголке, а не превратился за 22 года в скелет, погребенный где-то в болотной жиже…
— О, в России теперь хорошо знают наши мультики! — заметил Утенок Дональд, подмигнув мне. — Однако они по-прежнему не начинают. Чувствую, что через полчаса мне придется уйти. Давайте побеседуем на вашу тему. Значит, вас интересует Белогорский?
— Да, я хотел бы написать о нем статью или взять у него интервью, но перед этим стоило бы поговорить с людьми, которые были живыми свидетелями того, как проявлялись его суперспособности.
— Сразу скажу, что я был свидетелем только одного случая, о котором уже все написал. У вас эту газету мало кто читал, поэтому вполне сойдет за свежую новость, верно?
Вот именно так он улыбался тогда, когда легким тычком выпихнул меня из вертолета, когда я — Браун, Браун, конечно! — замешкался поперек двери в момент высадки. Легкое презрение к сопляку-неумехе — вот чем была заряжена эта улыбка. Но уже семь часов спустя Утенок Дональд улыбался совсем по-иному. Потому что от меня, привата Брауна, зависело, встретится ли он со своими родичами или останется в болоте до Страшного Суда. Мольба была в ней, мольба: «Я знаю, Дик, что тебе хочется меня бросить. Но не делай этого ради всех святых!»
— Ну, вы меня не так поняли, — произнес я вслух, — мне не хочется пересказывать вашу статью или ее цитировать. Я хотел бы услышать, какое он на вас произвел впечатление, было ли в его облике что-то необыкновенное… Что-то такое, о чем вы в своей статье не написали.
— Нет, ничего необычного в нем не было. Обычный молодой врач-хирург, по-моему, не очень квалифицированный. Я ведь на месте раскопок появился как раз тогда, когда старика вытащили из подвала и на носилках понесли в полевой госпиталь, где мне и удалось поговорить с Белогорским. Он был очень смущен, и похоже, все происшедшее было для него полной неожиданностью.
— То есть вы думаете, что до этого случая он никаких свойств экстрасенса у себя не замечал?
— Конечно. И это меня удивило, потому что все иные экстрасенсы — а я ими в начале своей журналистской карьеры увлекался не меньше вашего, — как правило, утверждали, что с детства ощущали в себе что-то необычное. Даже те, что потом оказались шарлатанами.
Я хотел было задать еще один вопрос, но в это время на маленькую сцену красного уголка, где стоял стол, покрытый кумачовой, советских времен скатертью, вышли три человека. Одеты они были в серые партийно-советского образца костюмы, но выглядели довольно молодо. Самому старшему вряд ли сровнялось сорок, а наиболее молодому и тридцати не было.
Само собой, что Салливэн повернул лицо к сцене и включил диктофон. Я тоже достал свой из кармана и приготовился записывать.
— Дамы и господа, товарищи! — обратился к публике тот, что был постарше.
— Позвольте поблагодарить всех присутствующих за то, что не пренебрегли нашим приглашением и посетили пресс-конференцию, которую проводит инициативная группа по созданию Неокоммунистической партии России. Сегодня на ваши вопросы будут отвечать члены инициативной группы: Антон Веселов…
Выступающий указал на самого молодого в своей компании.
— …Георгий Стержнев…
Это был тот, что сидел справа от говорившего.
— …и я, председатель инициативной группы, Сергей Сорокин. Всем вам перед началом были розданы пресс-релизы, где рассказывалось о том, что собой представляет наша группа, которую мы условно называем «Смерть буржуазии!», и какие цели намерена ставить перед собой будущая Неокоммунистическая партия России…
Я, конечно, пресс-релиз не смотрел, потому что меня мало волновало, какой еще бывший комсорг или парторг берется за организацию партии. Мне это понималось так: была себе одна КПСС, был один Генсек и целая иерархия прочих секретарей помельче. Но плох тот секретарь райкома, который не мечтает стать Генсеком. Пока эта должность была всего одна, шансов было мало. А когда КПСС развалилась, возможность стать Генсеком появилась буквально у каждого дурака. И кстати, необязательно в Коммунистической партии. Главное, чтоб были члены, аппарат и партийная касса. Кто на чем бизнес делает; одни липовые акционерные общества клепают, другие — благотворительные фонды, а третьи — партии. Механизм примерно одинаковый и представляет собой один из известных еще Остапу Бендеру «сравнительно честных способов отъема денег». Полагаю, что и мистер Салливэн, который уже не менее шести лет промариновался в «нашей буче, боевой, кипучей», должен был бы соображать, что к чему, и не тратить свое драгоценное время на посещение подобных, заседаловок. Тем не менее он приперся, приперлись япошки с телевидения NHK, фриц и еще какие-то интуземцы. Наших должно было, по идее, быть побольше. Я, правда, не знал, «кто есть who», но заметил маленького бородатенького из «Московского комсомольца», которого когда-то, пару лет назад, видел и хорошо запомнил. По моему наивному разумению, сюда должны были прибежать чистой воды оппозиционеры из «Завтра», «Правды», «Совраски»… Других подобных газет я не знал, но догадывался, что они есть, а следовательно, их корреспонденты могли бы здесь появиться.
Размышляя, я на некоторое время отключил свой слух и прослушал все вступительное слово товарища Сорокина, не запомнив ни шиша, хотя диктофон у меня крутился и все-все записал. Запись я потом прослушал и узнал, что группа «Смерть буржуазии!» была создана меньше года назад, после октябрьских событий в Москве. Группа принципиально отказывается регистрироваться и объявляет себя противником существующего режима. А потому намерена бороться против него всеми легальными или нелегальными способами, вплоть до вооруженного восстания. В общем, примерно то же самое было написано и в пресс-релизе. Если б я был настоящим журналистом, то, наверно, спросил бы у этих ребят, почему их до сих пор не забрали, ибо славная статья 70 УК РСФСР, по второй части которой им светит до семи лет лишения свободы, на данный момент еще действовала. Насчет того, как они получили зал красного уголка, и куда смотрит милиция, я бы вопросов не задавал. Ежели граждане при деньгах, то у них и РЭУ, и милиция будут смотреть в нужные стороны. Но я был журналист липовый, а потому вообще ничего не спрашивал. Мне хотелось, чтобы все мероприятие поскорее закончилось и можно было бы продолжить беседу с Утенком Дональдом. Ведь я о нем кое-что помнил… Однако мистер Салливэн уставился взглядом в сидевшую за столом комми-троицу, и беспокоить его было бы некорректно. Наверно, для «Today review of Europe» материал о коммунистическом нелегалье в демократизируемой России мог показаться очень интересным, ибо какому-то дяде нужно было протолкнуть какой-нибудь новый образец продукции по борьбе с террористами.
