Олег Приходько - Запретная зона
Скулеж послышался раньше, чем замелькала тень собачьего хвоста под фонарем.
— Привет, коллега, — пожал он протянутую лапу.
Шериф засуетился, лизнул руку, стал обнюхивать карманы.
— Нету, нету, блокадник несчастный! Сейчас в гости поедем, там поужинаешь.
Услыхав слово «поедем», пес заметался, зазвенел цепью.
— Ты чего на ночь-то глядя? — вышел из КПП Серега.
— Серый, я Шурика заберу? Утром вязать будем.
— О! Это дело, щенка — мне, за полцены.
— Считай, договорились, — Женька защелкнул карабин на ошейнике Шерифа.
Пес нетерпеливо потянул к машине.
— Ты же тачку Николаю сегодня обещал? — недоуменно сказал Серега. — Он заявится через час…
Женька замер, приложил ладонь ко лбу:
— Черт… забыл…
— Нехорошо выйдет, — просительно посмотрел на него охранник, — договорились ведь…
С сожалением посмотрев на вымытую Николаем машину, Женька решил, что успеет добраться муниципальным транспортом, а Николай в Ясенево к своей подружке не попадет, так как через час он работать уже не будет.
— Ладно, — махнул Женька рукой. Из глубины выворачивала «шкода».
— О! С Метелкиным поговори, — обрадовался за друга Серега.
Безработный инженер Метелкин занимался частным извозом. Договориться с ним не составило труда. Правда, за двойной тариф, потому что присутствие в салоне мохнатого пассажира исключало подсадку.
Зина повертел в руках новенькое Женькино удостоверение.
— Одобрям-с, — кивнул он, — хорошее дело!
— Да куда уж лучше, — вздохнула Танька, намазывая маслом бутерброды. — Милиция бессильна, а…
— Ой, не начинай, — поморщился Женька.
Шериф сидел у двери и, провожая жадным взглядом каждый бутерброд, истекал слюной.
— На улицу не выйти, — не могла успокоиться сестра. — Ты про отца Василия нашего читал?
— Читал. Жаль старика.
— Не пугай, Танюшка, — выключил чайник Зина, — раньше мужики на войну как на работу ходили — в порядке вещей.
— При чем тут война, дурень, — Танька не выдержала, скормила-таки Шерифу бутерброд, тот его поймал на лету, зачавкал. — Война — это другое дело, это судьба такая…
— Да хватит скулить, прошу тебя, — взмолился Женька. — Как ты с ней живешь, Зиновий? Сварливой стала — жуть! Стареешь, что ли?..
Пили ароматный «Пиквик», ели бутерброды с красной рыбой из пайка Генерального штаба, болтали о том, о сем.
— Через год у меня будет свое агентство, — шутил Женька, — через полтора — офис на Тверской, через два я переманю к себе всех спецов из МУРа. Судьба, говоришь? Вот и у меня, видать, такая судьба, что именно мне выпало покончить с пре-ступностью в Москве раз и навсегда. Я чувствую.
— А Ерину что останется? — смеялся Зина.
— Ерин будет присматривать за Шерифом, — «серьезно» сообщил Женька, — а Степашин возглавит КФС…
— Это еще что?
— Кафе «Столетник» при агентстве.
— А меня куда?
— Остаешься по снабжению…
Мишка спал. Прохор, укрытый платком, шебуршал в клетке, ругался по-своему от обиды на то, что его лишают общения. Шериф, нажравшийся деликатесов, отдыхал от караульной службы.
— Женя, у тебя ничего не случилось?
Женька знал, что сестру не может не озадачить его поздний визит, да еще с Шерифом, и все ждал, когда же она спросит об этом.
— Успокойся. Толик ко мне заявился из Киева. С женой и ребенком. А у меня одна тахта — куда деваться?
— Я не про то…
— А про что еще?.. И запомни: ничего со мной не может случиться. Мне хиролог по руке предсказал.
— Ну да, ты ж у нас Столетник, — вышла она из-за стола.
— Нет, Танюшка. Я у нас — неуловимый Джо. А знаешь, почему он был неуловимым?
— Да ну тебя!.. Я спать пошла, спокойной ночи.
Зина проводил ее в комнату, запер дверь на кухню, кивнул на холодильник:
— Пять капель примешь?
— Нет. Пять капель ничего не дадут, кроме частичного помутнения рассудка. Давай-ка лучше еще чайку и слушай меня внимательно…
Неожиданно серьезная интонация насторожила Зину. Он налил в чашки кипяток, бросил туда свежие пакетики и уставился на Женьку.
— Завтра ты идешь на службу и под любым предлогом отпрашиваешься на три дня. Сможешь?
По его тону Зина понял, что сделать это придется.
— Потом договариваешься с каким-нибудь водилой, платишь ему сто баксов, и едешь вместе с Мишкой, Танькой и Шерифом на свою историческую родину в Осташков. Там живешь у мамы, латаешь крышу, обрезаешь деревья в саду, но при этом ни на секунду не выпускаешь из поля зрения Таньку и Мишку, который водит Шерифа на коротком поводке.
Зина был явно озадачен, просчитывал ситуацию, понимая, что события, о которых новоиспеченный детектив не договаривал, исключают возражения.
— Вот тебе сто пятьдесят баксов и сорок тысяч. Скажешь Таньке, что подбил два фашистских танка и за это тебе дали отпуск для поездки к матери. Вот тебе мой револьвер на всякий случай. Убить не убьет, но шуму наделает. И еще. Там, у себя в Генштабе, не говори, куда едешь.
Зина помешал чай, сочувственно посмотрел на Женьку.
— Хреново, — констатировал он лаконично. — Ты своему прокурору-то скажи на всякий случай.
— У моего прокурора свои дела, у меня — свои, — отрезал Женька. — Знаешь, что сказал по такому случаю комсомольский писатель Островский в одноименной пьесе «Гроза»?.. «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее нужно так, чтобы больше не хотелось!..»
— Доведут тебя бабы, Зотов!
— Они еще никого не довели.
— Они-то как раз всех и доводили!..
Коля Зотов отношений с женским полом обсуждать не любил. «Я — человек влюбчивый, у меня реноме такое», — отшучивался он. Однако ребята, которым частенько случалось подменять Зотова на дежурстве, считали его завзятым бабником.
— А Шурик-то где?
— Жениться пошел.
— А-а, дело хорошее.
— Вы с ним два сапога — пара, — хохотнул Серега, хлопнув по протянутой ладони.
Николай сел за руль.
— Что сказать, если твоя позвонит? Николай помолчал, положив руки на баранку.
— Скажи, что ушел в библиотеку, — пошутил он невесело и с неожиданной тоской посмотрел на сменщика: — Знаешь, если бы она мне когда-нибудь позвонила, я бы ни к каким другим бабам не ездил… Иди, отпирай калитку! — и вставил ключ в замок зажигания, чиркнул стартером.
Серега не успел сделать и двух шагов. Адский взрыв разорвал машину в куски. Пламя взметнулось выше КПП, и по плотно прижатым друг к другу кузовам загромыхали обломки.
В эту ночь стоянка осталась без охраны.
46
К десяти утра в маленьком помещении на Лубянке собралось девять свидетелей, приглашенных Нежиным.
Расфуфыренная, исполненная решимости «разоблачить и наказать бандита» соседка Натансона Никонова из пятой квартиры уселась в первом ряду прямо напротив монитора; профессор Розен сел в последнем и, опершись на клюку, о чем-то сосредоточенно думал; врач-психиатр Братеева села с краю и то и дело нетерпеливо поглядывала на часы; копалась в сумочке в поисках губной помады инспектор Управления кадров РАН; почему-то в стороне от своей соседки Никоновой уселся Бахвалов, по случаю важной миссии надевший новое кожаное пальто; чиновник жилквартотдела Жабов и работница жэка Семицветова листали бумаги…
«Какие разные люди, — подумал Нежин. — Жили бы, никогда не встречаясь, не зная о существовании друг друга, а вот поди ж ты, где встретиться довелось!..»
Он посмотрел на часы.
— Граждане свидетели, — обратился он к собравшимся. — Ну, во-первых, я хочу поблагодарить вас за то, что пришли помочь следствию. Хотя, не могу не заметить, что окажись вы бдительнее, мне не пришлось бы отрывать вас от работы. Как можно было предоставлять сведения человеку, которого вы не знаете?..
— Да он такой вежливый был, обходительный, — сказала Тамара Александровна Ухнович.
— Очень интеллигентный молодой человек, — подтвердила Семицветова, — и кто бы мог подумать!
— Да уж, интеллигентный! Бандит! — не согласилась Никонова.
— Никакой он не бандит, — поморщилась Братеева, — я, слава Богу, умею отличать.
— Как же! — хмыкнул Бахвалов и побагровел от негодования. — Самый настоящий, с большой дороги. Угрожает пистолетом, дерется, сукин сын! Арестовать его!..
— Все, все, — замахал руками Нежин, — давайте этот вопрос оставим открытым. Нам с вами предстоит составить словесный портрет этого человека. Сейчас я буду задавать вам наводящие вопросы, по вашим ответам оператор будет показывать на экране отдельные фрагменты, мы их будем сообща уточнять. В общем, все несложно, да вы, наверно, в кино видели, как это делается?..
По рядам пробежал шумок.
— Вот и хорошо. Итак, каков приблизительно возраст этого человека?
