Джеймс Хедли Чейз - Вечер вне дома: Сборник
— А куда он хотел драпануть? Тебе это известно?
— Знаю, что он раздобыл местечко в транспортном самолете, но куда — не знаю.
— Ага. Вернемся к Риббону. Почему Энрико должен был встретиться с ним?
— Этого хотел Варлей. Он собирался призвать к порядку Риббона, так как тот слишком много знал.
— Знаешь, Марта, ты вроде не врешь. История подходящая. О’кей. Ты как будто не у дел, а?
— Конечно. Ей-богу, я никогда не имела никакого отношения к этим штучкам. Правда, я знала про них, но что я могла поделать?
— Ты знаешь, что будет твоему Энрико?
— Да, знаю.
— И тебе это не важно?
Она покачала головой.
— Ни капельки.
— Ладно, когда твое следующее выступление?
— Меньше чем через двадцать минут.
— Хорошо, оставайся здесь и еще минут пятнадцать не высовывайся из комнаты. Ясно? Я хочу, чтобы полицейские уехали и не увидели тебя. А то вдруг им придет в голову прихватить и тебя, а мне это ни к чему, потому что я хочу еще с тобой потолковать. Если ты будешь сидеть и помалкивать, может, все и обойдется.
— Большое вам спасибо,— поблагодарила она.— Я сделаю, как вы посоветовали.
Я вышел и закрыл за собой дверь. В коридоре ни души. Я отпер ключом дверь кладовки и острожно вошел туда.
Энрико лежал в той же позе, как я его оставил. В углу навалено несколько театральных корзин. Я снял с них веревки и спеленал парня так, что он не мог пошевелиться. Потом заткнул ему рот его собственным шелковым носовы^ платком. Перетащив его в самый угол, я запер дверь и ушел.
По моим расчетам, парня найдут не так скоро. Я проник через запасной выход в зал для танцев, сел за свой столик и тотчас налил себе водки.
Оркестр играл мелодичный вальс. После пары бокалов я почувствовал блаженство. Я стал думать о том, что, если бы мне не приходилось всю жизнь возиться с таким дерьмом, как этот Энрико, и поднимать такой шум, что чертям становилось тошно, в разных притончиках, я бы с удовольствием сидел при лунном свете с какой-нибудь пташечкой и вел с ней поэтический разговор, от которого ей захотелось бы петь и смеяться. Ведь я такой!
Затем я пошел искать свою маленькую приятельницу Марту Фристер. По-моему, эта крошка — величайшая врунья в мире. Все, что она мне говорила,; почти все, гроша ломаного не стоит. Но поскольку она считала, что ее приятеля Энрико зацапали и посадили в каталажку, она готова сказать все что угодно для спасения своей шкуры. И возможно, она права.
Может, ей будет легче, если Энрико уйдет с ее дороги. Может, этого она как раз добивалась. Тянула резину, рассказывая про Варлея.
Я задумался. Она говорила то, что я подсказал ей. Поняла, что у меня есть доказательства, подкреплявшие мое предположение: я забрал карандаш, купленный Риббоном в наборе с авторучкой. Она полагала, что, всякий подумает, будто Энрико забрал карандаш у Риббона, после того как огрел его по шее мешком с песком.
Во всяком случае, она думала, что никто не поверит словам Энрико. И воображала, что если подыграет мне и подтвердит мои предположения, то я прощу ей стрельбу в отеле «Сент-Денис».
Все это доказывает вам, ребята, что Конфуций был прав на сто процентов, когда говорил, что женщина-врунья подобна рому без запаха или сухому «мартини» без льда. Она все время будет пытаться вспомнить, что вам наговорила в прошлый раз, и еще больше запутается. Но с другой стороны, учил Конфуций, если дамочке нечего лгать, она не интересна, как кусок холодной говядины, и скучна, как- проповедь викария. А красивая с страстная бабенка должна иметь воображение и говорить про себя такие вещи, что Казанова, по сравнению с ней, будет казаться примерным мальчиком из воскресной школы. И, добавляет Конфуций, меня можно цитировать где угодно и сколько угодно, не выплачивая ни цента за авторское право.
В половине второго я поднялся из-за стола, спокойно вышел через главный вход, прошел по коридору и распахнул большую дверь в конце его.
Игорная комната казалась очень большой, почти как танцевальный зал. Все стены увешаны разным оружием и доспехами, почему-то сильно пахло резкими духами. Вдоль стен стояли диванчики, козетки, пуфики и еще черт знает что, а посредине четыре больших стола. Это рулетка, фаро и мими. В одном углу хорошенький парнишка, которого можно было принять за переодетую девчонку, организовал игру в кости. В другом пятеро заняты покером. Некоторые игроки походили на картинки из модного журнала, другие же как будто только что были взяты на поруки после десяти лет тюремного заключения.
Очаровательные крошки, щедро наделенные всем тем, чем особенно славится Франция, слонялись по дому в поисках богатых кавалеров. И — берегись, растяпы! Того, кто попадется на удочку, эти красотки отпустят лишь тогда, когда кошелек бедняги полностью опустеет.
Все это показывает вам, ребята, что бы ни творилось в нашем мире — войны, эпидемии, наводнения,— неважно. Всегда найдутся парни, которые будут играть в азартные игры, и дамочки, которые будут стоять кругом и смотреть, не выпадет ли счастливый выигрыш, который так или иначе попадет в их сумочку.
Я стал искать Джуанеллу, так как решил покончить с делами,— иначе какой-нибудь любопытный заглянет в кладовую и найдет там кубинца раньше, чем я уберусь отсюда. А если это случится и Марта обнаружит, что я ее надул, мне придется туго.
Я стал ходить вокруг столов, наблюдая за игрой. Тут собрались самые разные люди. Большинство из них прекрасно одеты и, казалось, в деньгах не нуждались. Ставки были очень высокие. Джуанеллу я нашел во втором зале.
На ней было шелковое платье цвета морской волны, плотно облегавшее фигуру, с большим декольте и золотыми испанскими эполетами на плечах. Под одним коленом ее юбка была подобрана, обнажая стройную ножку в нарядном золотистом чулке. Черные лаковые туфельки на высоченных каблуках с золотыми пряжками дополняли туалет. Уверяю вас, Джуанелла выглядела как картинка.
Интересно было, черт возьми, узнать, что она тут делает. Джуанелла — любопытная штучка. У нее внешность — дай бог всякой, и голова на плечах, и все остальное на месте. Но она из тех дамочек, которые вечно чего-то ждут, а когда находят, что им это уже не нужно, то подавай нечто новое. Эти мысли привели меня к Ларви. Я понимаю, что, поскольку он сейчас надежно и крепко упрятан за решетку, ей больше всего хочется его оттуда вызволить. А когда она поможет ему оттуда выбраться, он потеряет для нее всякий интерес и она будет не против того, чтобы его туда снова водворили. Тогда все начнется с самого начала. Сказка про белого бычка. Одним словом, крошка была такой же, как все мы грешные: вечно стремимся к чему-то, а получая — теряем всякий интерес.
Она стояла и щебетала с толстым лысым дядей. Я прислонился к стене и стал наблюдать. Через несколько минут толстяк ушел. Джуанелла, повернулась и увидела меня. Ее губы изогнулись в, улыбке, она пошла ко мне, как к давнишнему приятелю, только что вернувшемуся с войны.
— Лемми, рада тебя видеть,— заявила она.— А что ты тут делаешь?
— Тише, милочка! Меня зовут мистером Хиксом. Я американский стальной магнат, приехавший по делам в Париж.
— Вот это да! Мне думается, здесь никому нет до тебя дела. Почему бы тебе не пойти поболтать со мной и немного выпить?
— Мне нравится твоя мысль, Джуанелла. Куда мы пойдем?
— Пошли со мной.
Она взяла меня под руку и провела через какие-то бархатные портьеры в другой конец комнаты. Потом мы пошли по длинному коридору, она открыла дверь, зажгла свет и заперла ее за нами.
Мы вошли в маленькую гостиную с хорошей мебелью. На столе стояла бутылка виски и сифон с содовой.
— Садись, Лемми,— пригласила она'.— Давай выпьем.
— Послушай, Джуанелла, скажи мне, что ты делаешь в этом заведении?
— Ну ведь нужно как-то жить. Я получила здесь работу. Я хозяйка.
— Что это значит? Ты приказываешь выбросить вон продувшихся парней, которые хотят учинить скандал?
— Что-то в этом роде,— улыбнулась она.
Джуанелла налила виски, добавила содовой, перемешала и протянула мне. Потом сделала то же самое и для себя. Подняв бокал, она сказала:
— Ну, это за тебя, Лемми.
— За тебя, Джуанелла,— ответил я.— На тебя приятно смотреть. Я не видел ничего подобного с тех пор, как работал в цирке. С каждой минутой ты все молодеешь,
— Может, оно и так,— согласилась она,— но у меня на душе кошки скребут.
В ее глазах появилось непонятное выражение. Мне казалось, что она вот-вот расплачется.
— Послушай, Джуанелла, ведь ты такой лакомый кусочек. Наверно, парни так и вьются вокруг тебя. Я имею в виду парней с деньгами. Но ты как будто прилипла к одному-единственному — к Ларви Риллуотеру, твоему муженьку. Верно?
Она отрицала это, села в кресло рядом со мной, положила локти на стол и наклонилась вперед. От нее пахло замечательными духами, и у меня начала кружиться голова.
