Александр Бушков - Стервятник
– Брось, – сказал Родион. – Все нормально прошло?
– Ага. Она меня особенно и не теребила. Так, формальности. Я, конечно, держала ушки на макушке. Да, хотим пожениться. Да, расходились вы с женой культурно, без битья тарелок и физиономий. Да, мы с тобой уже познали друг друга, что по нынешним временам позволительно любому, а уж жениху с невестой – тем более.
– Было что-нибудь типа: «А где он был в такие-то дни?»
– Ты знаешь, нет, – сказала Соня. – Я, вообще-то, ждала, чем черт не шутит… Но она этой темы и не затрагивала.
– Значит, все прекрасно, – вздохнул он облегченно. – Мы с тобой вне подозрений…
– Касаемо чего? – быстро спросила она.
Родион посмотрел на нее – она потупилась, зачем-то дернула плечиком, – с расстановкой сказал:
– Касаемо всех наших подвигов на ниве экспроприации экспроприаторов, конечно. Все, что мы наворотили, ведению уголовки как раз и подлежит… – и на всякий случай поторопился перевести разговор. – Звонила?
– Ага. Конспирации ради не ему самому, а одной знакомой, которая точно знает, где он есть… Сидит дома.
– Прекрасно, – сказал он сквозь зубы. – Образец при мне – ну кто бы вздумал на похоронах обыскивать убитого горем мужа? Так что поехали…
…Виталик с глубокомысленно-загадочным видом набрал на кончик ложечки рассыпчатую розовую массу, послюнил палец, попробовал крупинку на язык, возведя глаза к потолку. Пожевал губами. Поджег щепотку на блюдечке, приблизив его к носу…
Родион зорко и недоверчиво наблюдал за ним, сидя на широком поручне дивана. Квартирка была однокомнатная, маленькая, но, в противоположность логову злосчастного Витька, содержавшаяся в идеальной чистоте и порядке. Даже сейчас, восседая за столом в сером спортивном костюме, юный деятель эскорт-бизнеса щеголял безукоризненной, волосок к волоску, прической.
Вел он себя спокойно, без всяких внешних признаков удивления согласившись провести экспертизу, но Родион сторожил каждое его движение, наученный горьким опытом. Паренек это чуял, но виду не показывал, движения остались столь же расслабленными.
Соня беспокойно ерзала в кресле.
– Интересно… – сказал, наконец, Виталик, страдальчески покосился на дымившую, как паровоз, Соню (сам он не курил, сигарет на столе не видно), но смолчал. Поднял глаза на Родиона. – И какие ваши проблемы?
Не моргнув глазом, Родион спокойно сказал:
– Мне предлагают купить.
– Ну и?
– Немного сомневаюсь в качестве. Заверяют, что товар якобы первосортный, но я не специалист. Хотелось бы вас послушать. Процент обговорим…
– И много предлагают?
– Поллитровую банку, – сказал Родион, осторожности ради занизив количество непонятной субстанции ровно наполовину. – Я видел товар, весь он выглядит точно также…
– И вы совершенно не разбираетесь? Родион молча развел руками, усмехнулся:
– Бич нашего века – узкая специализация…
– Ну не тяни ты кота за хвост, Виталька… – нетерпеливо вмешалась Соня.
– Хорошие вы мои… – протянул парень с отрешенным видом. – Значит, целую поллитру? А вы сомневаетесь?
В комнате почувствовалась нехорошая напряженность. С каменным лицом Родион легонько прижал левый локоть к боку, почувствовав под тонкой курткой рукоятку гнуснопрославленного «ТТ». Под костюмчиком у сопляка нигде не выпирает, да и расстегивать «молнию» придется долго, стол без ящиков, и на столе ничего похожего на прикрытое газетой оружие… Нет, рано пока дергаться.
– А давайте в открытую? Ради экономии времени? – спросил вдруг Виталик. – Сколько вы этого добра сперли?
Родион сделал оскорбленное лицо:
– Лексикончику вас…
– Простите, достопочтенный Робин Гуд, – поклонился Виталик. – Сформулирую иначе: сколько вы этого добра обрели? И, что гораздо существеннее, не сопровождалось ли это обретение некими действиями, после которых кто-нибудь расстался с бессмертной душой?
– Ладно, – сказал Родион. – Не понимаю подвоха, но просекаю где-то подвох… Сперли. Каемся. Насколько я понимаю, вы вовсе не горите желанием поделиться этими откровениями с гражданами в мышастых кительках? Вот и прекрасно. Предложение насчет процента остается в силе. Можем даже взять в долю – на разумных условиях…
– Чтобы я продал? – усмехнулся Виталик.
– Почему бы и нет? Трупов не осталось. Ни единого. Даже раненых нет. Вас это вдохновляет?
– Ничуть.
– Почему? – серьезно спросил Родион. – В самом деле, не тяните кота за хвост…
– Хорошо… – Виталик играл ложечкой.
На лице у него Родион увидел не алчность, не желание обставить недотеп – страх… Что-то тут было не так.
– Сколько у вас всего?
– Примерно литр, – сказал Родион. – Если считать банками.
И увидел, что щекастенькая физиономия Виталика еще более вытянулось.
– Артисты… – сказал парень тихо. – Предложили им… Мистер Робин Гуд, тут могут быть только два объяснения, напросившиеся практически мгновенно: неспециалисту такой товар никто не предложит на толкучке и не поднесет на блюдечке. Либо продавец был еще большим растяпой, либо… Ну, вы сами признались.
– Короче, – бросил Родион грубо.
– Это кокаин.
– Но кокаин же белый? – в голос воскликнули Родион с Соней.
– Ох вы, спецы… Белый кокаин – конечный продукт. После всех разбавлений безобидными, а порой и не особенно, присадочками – детской присыпкой, тальком, мелом… Выгоды ради. А это, – он усиленно старался не смотреть в сторону спичечного коробочка с наркотиком, – это чистейший кокаин. Неразбавленный. Стопроцентной чистоты.
– И сколько стоит литр?
– Кому как, – сказал Виталик. – Нам с вами, если сунемся продавать, заплатят свинцом в медной оболочке. Как только о нас прослышат те, у кого вы его сперли. В России это стоит несколько сот тысяч долларов. Литр. Неразбавленный. Разбавленный должным образом – за миллион зелеными. Понятно? Да не щупайте вы свой пистоль! Я вас закладывать не пойду – скальп снимут моментально не те, так эти…
– Кто?
– А я откуда знаю?! – огрызнулся парень с детской беспомощностью. – Это ж надо было додуматься… Надо ж было так… Вернуть незаметно нельзя?
– Увы… – сказал Родион.
Почему-то он поверил сразу – с таким лицом не врут…
– Виталик, а что ж делать? – спросила Соня тихо.
– Жопу заголять и бегать! – рявкнул он, впервые потеряв вальяжность и безукоризненные манеры. – Ты ему наводку дала?
– Ну, я… – Она прищурилась. – Виталик, ты уж извини, но как в песне поется – связал нас черт с тобой веревочкой одной… Уйдем не раньше, чем растолкуешь, как из этой истории выскочить.
– Кристально излагает девочка, – сказал Родион, вспомнив о своем положении атамана.
– Свалились на мою голову…
– Быстрей просветишь – быстрее уйдем, – безжалостно сказал Родион.
– Вас видели? Или все чисто?
– Ручаюсь, чисто, – сказал Родион.
– Трупов, точно, нет?
– Говорю же – даже побитых нет… Связали и оставили грустить. Следов к нам ни малейших.
– Вашим бы хлебалом, дяденька, да медок наворачивать… Сонька, а тебя кто навел?
– Людка.
– На нее могут выйти?
– Вряд ли. Там, на Киржаче…
– Эй, я знать ничего не хочу! – Он прямо-таки подскочил за столом. – Значит, Людка… Надо подумать. Она сегодня с десяти работает, успею поговорить. Деньги в зубы – и пусть исчезнет недель на пару. Давно собиралась мамашу навестить, только рада будет… Софи, ты меня не благодари. Я не заботливый, я жить хочу, и, что характерно, с целым, не разукомплектованным организмом… Вы тоже, а? Итак… Прощенья просить бесполезно – и потому, что могут прирезать сгоряча, и оттого, что хата наверняка уже пустая. Серьезный человек после такого налета слиняет моментально. На всякий случай. Вас, ребятки, да и меня заодно, спасти может одно: будем богу молиться, чтобы это был гастролер, бегун на длинные дистанции. А может, ему не поверят и самого возьмут в ножи. Был бы идеальный вариант… – Он запустил все десять пальцев в волосы, безжалостно разрушив ровнехонький пробор. – Если вы сделали все чисто, а люди там горячие, может и так кончиться…
– Короче, – поторопила Соня.
– Что – короче? Ладно, я чересчур уж пессимистически был настроен… Если все и всамделе чисто – ложитесь на дно и не светитесь. Не было ничего. Только весь порошочек нынче же выкиньте в Шантару пусть рыбки покумарят вдоволь… Ясно? Жизнь дороже денег… И не было вас тут. И никакого кокаина не было… – Он нетерпеливо вскочил. – Ребятки, идите себе, и не забудьте эту дрянь, чтобы у меня ни крупинки не осталось…
Соня вскочила первой. Родион неторопливо поднялся следом.
Один непостижимо долгий миг он решал, оставить в живых этого сопляка или ради вящей своей безопасности отправить в края Вечной Охоты.
Выпала жизнь – во-первых, парнишка играл честно, во-вторых, у Родиона оставалось лишь четыре патрона к бесшумке, их следовало поберечь на черный день. Прикупать на рынке было бы чересчур рискованно, учитывая топотавшего по пятам ангела-хранителя.
