Ричард Сэпир - Старомодная война
— Возможно. Но в последнее время у меня не осталось ни одного. Я думаю, что такие бравые парни должны дать мне своё собственное имя. Ваше особое имя.
— Мы спрашиваем ваше имя. Сейчас не время для развлечений, — настаивал Маленький Лось. За последние несколько недель он превратился в резкого, требовательного командира, и его раздражала пустая трата времени. Потерянное время было похоже на потерянную жизнь, особенно перед началом большого сражения.
— Арисон, — сказал незнакомец. — Называйте меня мистер Арисон. И я старый друг ойупа.
— Хорошо, мы, конечно, сейчас нуждаемся в вас, — сказал Маленький Лось, возвращаясь на свой командный пост, возвращаясь к своему взводу, возвращаясь к своим храбрецам, которые смотрели на него как на свою приближающуюся судьбу.
Чиуну было хуже, чем обычно. Это было больше, чем обычные жалобы. Ремо никогда раньше не видел, чтобы он нападал на мебель и машины. Во время сборов он разбил моечно-сушильную машину с виллы Флора дель Мар. Он сказал, что он не посудомойка. Он искромсал кондиционер. Он переключал телевизор с канала на канал до тех пор, пока из него не пошёл дым.
Наконец, взяв пятнадцать клюшек для гольфа, Чиун погрузился в «лимузин», и они направились в аэропорт. Оплатив все свои счета, они были готовы к вылету.
В аэропорту пришлось дожидаться Чиуна, который в задумчивости бродил по залу.
— Что-то не так? — спросил, его Ремо.
— Ты читал истории синанджу? Ты сдавал экзамен на степень? И ты не знаешь, в чём дело?
— Нет, — сказал Ремо.
— Тогда прочти, наши истории. Может быть, тогда ты поймёшь.
И потом, в аэропорту Южной Дакоты, Чиун казался таким отдалившимся, что это было слишком даже для него. Он отказался покидать стоянку, отказался пользоваться любыми машинами, выделенными для них, и смотрел вокруг, обиженный на весь мир.
— И здесь! Даже здесь, в этой отсталой части Америки, они понаставили этих загородок со знаками. Вы позорите культуру. И вы делаете только хуже.
Чиун сидел во вращающемся кресле на стоянке, скрестив свои длинные пальцы. Вздох, посланный в пространство, должен был подчеркнуть его недовольство.
— Что в этом плохого? — спросил Ремо.
Ещё когда они шли на посадку, Ремо разглядел армейские порядки, расположенные на много миль вокруг индейского лагеря. Это была война, которую он должен был предотвратить. И чтобы достигнуть своей цели, он должен терять время в бесплодных спорах на автомобильной стоянке.
— Это необходимо остановить. Они перекрыли всё. Они стянули сюда все резервы. Возможно, даже наёмников.
— Людей, поставленных в безвыходное положение, очень трудно победить, потому что они ставят на карту всё. Мы лучше позаботимся о них. Мы обеспечим быстрый разгром. Мне нравится это. Это одно из наиболее здравых наших дел.
— Разрушение, — пробормотал Чиун. Он по— прежнему не двигался с места.
— В чём дело?
— Ты не видишь этого?
— Нет.
— Ваша страна обречена на гибель.
— Ты всегда говорил, что это не заслуживает внимания. Пойдём.
— Разве это не твои братья? — сказал Чиун, печально улыбаясь и покачивая головой.
— Нет. Я всё сказал. Пойдём.
— Я объясню это, — сказал Чиун. — Многие из тех людей, которые сидят за баранкой, погибают потому, что, возможно, в решительный момент их сознание рассеяно. Может быть, они думали о чём-то ещё, когда вели машину, и у них не было времени сконцентрироваться на происходящем. Твоего превосходства недостаточно. И в этом случае ты помогаешь уменьшению численности своей нации.
— Чиун, — сказал Ремо, — много людей погибает от несчастных случаев, и почти все люди рождаются с проблемами, так что пойдём.
— Это совсем не то, что несчастный случай. Это события, которые могут выйти из-под контроля.
— Чиун, может быть, ты скажешь мне, в чём дело?
— Читай наши истории.
— Я обязательно прочту истории. Пойдём.
— Ты обещаешь мне ещё одну вещь, прежде чем мы выйдем отсюда?
— В чём дело?
— Армейские. Я ненавижу армейских.
— Ты любишь домик во Флора дель Мар.
— Должно же мне нравиться что-то, способное вывести нас из этого подавленного состояния, — сказал Чиун.
— Это замечательный курорт. Пойдём.
— Армия, — продолжал Чиун, — отбивает хлеб у наёмников. Армия…
— Я знаю, Маленький Отец. Я читал истории синанджу, — сказал Ремо и повторил, что армии терроризируют население, приводят к нестабильности, уменьшают богатство нации и, самое худшее, подают монархам идею, что можно обходиться без наёмников. Монарх часто думает, что если у него есть сотни тысяч убийц, довольствующихся ничтожными подачками, то зачем ему один наёмник, которому нужно отдать целое состояние? В истории синанджу было много примеров, когда Мастер должен был демонстрировать монарху беспомощность его армии, прежде чем тот решится нанять его.
И когда они во взятой напрокат машине поехали к Национальному парку, Чиун повторял приёмы, которые в точности подтверждали его мысли, а в заключение он попытался высказать своё мнение относительно дани, но Ремо прервал Чиуна, горячо обличающего воровство, и перевёл разговор па другое.
— Мы никогда не найдём наши сокровища, если ты будешь всё время отвлекаться и мы не выполним это задание.
— Я должен обдумать, что я смогу для этого сделать, — сказал Чиун.
— Хорошо. Дай мне знать, чем я могу помочь.
— Ты никогда не помогаешь.
— Что это ты говоришь?
— Я напоминаю тебе, — сказал Чиун, удовлетворённо кивая.
Вход в Национальный парк был перекрыт военной полицией. Никого не пропускали. Гражданские должны были останавливаться на дороге.
— Все гражданские лица должны быть эвакуированы на безопасное расстояние, сэр, — сказал полицейский. Его белый шлем сверкал на солнце, его сабля блестела в ножнах, его ботинки были безупречны.
— Благодарю вас, — сказал Ремо, проскальзывая мимо полицейского. Он был одет в обычную тёмную рубашку и серые слаксы. Чиун был в своём дорожном сером кимоно, отказавшись сменить его на чёрное кимоно с красным поясом — символом Мастера синанджу. В нём можно было только выполнять работу. Он не думал, что армейских можно было рассматривать в качестве объекта работы.
Полицейский снова заговорил:
— Гражданские не должны находиться в опасной зоне.
Ремо ухватился за его медную форменную пуговицу двумя пальцами и потащил к стоящему рядом «джипу». Другой полицейский бросился к нему на помощь, на ходу вытаскивая саблю. Чиун встал у него на дороге и, протянув руку, нажал на нервные окончания на шее, убеждая при этом, что пропустить их обоих в зону боевых действий будет в его же интересах.
Так они прошли мили и мили пушек, танков, самоходок, причём Чиун постоянно ворчал.
— Когда я думаю о биллионах, которые твоя страна потратила на армию (ведь каждый танк стоит много миллионов, каждое орудие стоит не менее пяти тысяч долларов), я ужасаюсь при мысли, что у синанджу было взято четыре сотни биллионов долларов.
— И куда они делись? Лежат здесь?
— Сокровища — живая вещь. Они могут перемещаться в пространстве.
— Они здесь? — спросил Ремо, но Чиун проигнорировал ответ как глупый и оскорбительный. Конечно, он мог сказать, что планировал направить сокровища на строительство большого здания, символизирующего величие синанджу как освободителей мира. Но Ремо знал, что каждый Мастер за последние двадцать пять столетий планировал сделать это и ни одному это не удалось. Так что Чиун не желал спорить с Ремо на эту тему, он выбрал молчание.
Когда они пересекали периметр армейского лагеря, он продолжал тяжело вздыхать.
Утренняя атака была отменена, и некоторые из молодых добровольцев сокрушались, что у них, возможно, никогда больше не будет шанса доказать свою доблесть в сражении.
— Армейские, — фыркнул Чиун. — Солдаты.
— Я был моряком, — заметил Ремо.
— И именно поэтому мне пришлось потратить так много времени, чтобы избавить тебя от дурных привычек. Ты считаешь, что стойко переносить страдания — это добродетель, но при этом ты глупо игнорируешь мудрость, которую сообщает тебе твоё тело.
Несколько солдат, вооружённых автоматами М-16, в покрытой пылью форме цвета хаки, в чёрных очках, защищавших их глаза от слепящего солнца, заслонили им дорогу.
— Дальше — вражеские войска, — сказал веснушчатый парень со штык-ножом, заткнутым за пояс.
— Я с ним, — сказал Ремо.
— Он индеец? — поинтересовался молодой солдат.
Ремо видел, что Чиун собирается разъяснить молодому человеку разницу между одними людьми и другими, между африканцами, индейцами и белыми. Чиун мог бесконечно долго распространяться по этому поводу.
— У нас нет времени, Маленький Отец, — сказал он.
