Андрей Молчанов - Цепная реакция
В этаком представлении перед публикой собственного эго, Витёк пользовался образом неукротимого Чумы, имитируя его развинченную походочку, небрежные интонации и свирепые рыки с одновременным выпячиванием челюсти и налитых злобой глаз.
Пацаны воспринимали этот цирк за чистую монету, что приносило Витьку уверенность и немалое удовлетворение.
Что же касается ненароком попавшего к нему оружия, то связываться с его продажей Витёк едва бы решился, не будь одного обстоятельства: он знал, что Чума, хотя и погорит рано или поздно с этими автоматами и пистолетами, но его не выдаст. О ненависти матерого бандита к милиции и о его каменной замкнутости в общении со следователями и операми, в зоне ходили легенды.
Один из пистолетов — небольшой газовый “Маузер”, переделанный для стрельбы мелкокалиберными патронами, Витёк оставил себе, спрятав под шиферным листом крыши сарая. Пистолетик был ладный, красивый, легко и незаметно умещался в кармане, а потому то и дело извлекался из тайника для праздного любования изяществом его мастерски выверенных форм.
Сидя в трусах на летней веранде и попивая пивко, Витёк в который раз разглядывал лежащий на столе пистолет и раздумывал, где бы опробовать его огнестрельную силу.
Время шло к обеду, на кухне шипела в сковороде картошка, клокотала вода в кастрюльке с молочными сосисками, и погромыхивала крышка на чане с варевом собачьей каши — дом сторожил огромный брехливый сенбернар по кличке Понтяра — наружности устрашающей, но нрава жизнерадостного и кроткого.
После смерти матери и развода с женой, Витёк уже третий год жил один, удовлетворяясь компанией сенбернара и ночными рандеву с соседкой, чей муж трудился на стройках в Москве и приезжал домой лишь на выходные.
Холостая жизнь несла в себе определенные бытовые неудобства, но Витёк, прошедший школу трех зон, успешно неудобства преодолевал, наслаждаясь свободой во всех ее проявлениях.
От созерцания пистолета, в котором присутствовал элемент некоей медитации, Витька оторвал восторженный скулеж сенбернара.
Рассеянно оглянувшись на собаку, Витёк подскочил со стула: из слюнявой бело-рыжей пасти свисал, болтая поникшими ушами, огромный бежевый кролик, изгвазданный в песке и в глине.
Мгновенно вспомнилась прореха в сетке забора, ведущая на соседний участок, которую он собирался заштопать едва ли не месяц, и нездоровый интерес собаки к этой дыре, ведущей в неведомые и заманчивые для кобеля дали…
Отобрав у гордого своими охотничьими достижениями пса дохлого кролика, и, дав сенбернару увесистого пинка, Витёк с опаской посмотрел на соседний дом, приметив с досадой раскрытую кроличью клетку, стоявшую у торца гаража. Пробормотал:
— Понятно…
На входной двери соседского дома красовался навесной замок: сосед, видимо, куда-то отошел по делам.
Сосед — Юра Хвастунов, всегда одалживающий Витьку деньги и импортный инструмент, купил дом в поселке около двух лет назад, поначалу используя его, как дачу, а после, выгодно сдав в аренду квартиру в Москве, окончательно переселился за город. Дохлый кролик, в настоящий момент валявшийся на веранде Витька, был его гордостью: грызун, являвший собой редчайшую породу, был привезен из Австралии, бережно Юрием выращен на специальном корме и витаминах, и, прознай сосед про сенбернарьи козни, добра от него Витьку бы не видать уже никогда!
Метнувшись в дом, Витёк, матерясь, выключил газ под подгоревшей картошкой и собачьей кашей, скинул в раковину лопнувшие, дымящиеся обильным паром сосиски, и принялся обтирать кролика от грязи влажной тряпкой.
Тряпка оказалась средством неважным, и тогда в дело включился пылесос.
Отчистив покойника от мелкого песка, въевшегося в шкурку, Витёк судорожно расчесал ее собственной расческой и вновь выглянул из-за сарая в сторону соседнего дома.
Замок на двери висел…
С трудом втиснувшись в прореху сетки забора, и больно оцарапав шею о рваную проволоку, Витёк, держа мертвого кролика под мышкой, как балерина на пуантах подлетел к клетке и уместил в нее облагороженный трупик.
Закрыв клетку на щеколду, опрометью кинулся домой.
Посадив на цепь нашкодившего пса, прошел в комнату, приступив, наконец, к запоздалой трапезе.
Донесшийся с веранды требовательный стук в дверь заставил его поперхнуться сосиской: на столе веранды лежал пистолет!
И тут скользнула парализующая сознание мысль:
“А если менты?”
С обреченностью висельника Витёк направился к двери.
На пороге стоял сосед Юра. С отрешенным и, как показалось Витьку, злым лицом.
— Ты чего пушки разбрасываешь? — мрачно кивнул Юра на беспечно оставленный на столе “Маузер”.
— Да какая еще пушка… — промямлил Витёк. — Так, газовик…
— Без перегородки и с обоймой под мелкашку… Повнимательнее надо! — Юрий устало опустился на стул. Затем вытащил из кармана пиджака бутылку водки. Сказал: — Выпить мне надо. Поддержишь?
— Без вопросов… — промолвил Витёк осторожно. — Напряги какие?
— Крыша у меня съехала, по-моему… — мрачно проговорил Юрий. — От всех моих жизненных заморочек…
— Так в чем проблема? — вопросил Витёк, стараясь не глядеть в глаза собеседнику.
— Кролик у меня умер, — молвил Юра отчужденно.
— Как?! От чего?!
— А хрен знает… Подхожу вчера вечером к клетке — готов…
— Э-э… Вчера?
— Ну да… — Юра рассеянно посмотрел по сторонам. — Давай стаканы, что ли…
— Момент…
— Во-от, — продолжил сосед на горьком выдохе. — Утром похоронил его, поехал по делам, а вернулся — он снова в клетке… Ты понял?
Витёк, вытянувшись всем корпусом к потолку, сунул руки в карманы, прошелся по веранде, надувая щеки и раздумывая, чтобы ответить… Наконец сказал:
— Так это… он живой?
— Да мертвый!
— Во, как…
— Ну да…
Булькнула в стаканах водка.
Юра отлучился в комнату, принес недоеденные сосиски и картошку, вспоминая глину и песок и на лапах сенбернара… Мелькнуло:
“Пес-спасатель, гены…”
Выпили, порассуждали о невероятных явлениях мистического толка, сопровождающих всю историю рода человеческого, после чего сосед обратился к неприятной для Витька теме: уже месяц, как тот был должен вернуть Юрию долг — двести долларов.
— Подожди еще недельку, — говорил Витёк, обнадеженный перспективой скорой продажи оружия. — Если хочешь — с процентами…
— А давай я пушку у тебя куплю! — предложил Юрий.
— Ну, она не две сотни стоит…
— Хорошо, триста даю… “Макар” столько тянет! А тут мелкашка левая…
— Но сделана-то как!
— Это еще проверить надо… — Юрий задумался. Затем настороженно оглянувшись через плечо, произнес: — А… чистая волына?
— Хрен знает, — не стал врать Витёк. — По случаю досталась.
— Ну?! Триста! И — прямо сейчас!
— Идет…
Погасив таким образом долг и заработав сотню, Витёк отправился к Лехе, встретившему его довольно враждебно. Поинтересовался, есть ли какие новости из столицы?
Сквозь стиснутые зубы Леха ответил, что со своими московскими знакомыми не связывался, а если новости и поступят, то Витька, следуя логике успешного милицейского расследования, обязательно навестит участковый и обсуждать новости они станут уже в камере следственного изолятора.
Леха выглядел издерганным и больным. Чувствовалось, что его гложут самые неприятные предчувствия.
Шагая от Лехи домой по вечерней улице, Витёк утверждался в мысли, что от опасного огнестрельного железа надо избавляться как можно скорее.
На следующий день, передав сенбернара на попечение любовницы, он наведался в Москву, прямо с вокзала позвонив своему бывшему боссу.
Услышав голос Витька, тот выразил заинтересованную готовность к свиданию с верной тюремной шестеркой.
Отметили встречу в кафе, контролируемом бандой Чумы.
Чума — двухметровый верзила с покатыми плечами, стриженный “бобриком”, не отрывая от гостя змеиного застывшего взора своих желтых, с едва различимыми зрачками глаз, щедро потчевал Витька, накладывая ему в тарелку половники икры и сочащиеся янтарным жиром ломти севрюжьего шашлыка.
К кафе подкатил Чума на новеньком представительском “Мерседесе”. Одежду его отличала изысканная небрежность: легкие белые брюки, ремень с позолоченной пряжкой, гавайская цветная рубаха с просторными рукавами и вырезом, в котором виднелась толстенная, усыпанная бриллиантами цепь.
Скромный Витёк, облаченный в китайские джинсы и аля-шелковую рубашечку с застиранным воротом, смотрел на бандита с уважительным подобострастием.
— Вот так и живем, корешок, — приговаривал Чума. — Работы невпроворот, но и витаминов за труды тяжкие перепадает в полном ассортименте… Чего, заскучал среди коров и овец по делу живому, по людям правильным? Понимаю…