Павел Виноградов - Театр невидимок
Сентябрь сладок. Праздновать ночь без конца...
"Может быть, девчонка от тех, других?.. Кто они? Ищут меня, ищут маму... Свиток... Сейчас главное свиток. Накагава-рю должна жить. Фудо. Фёдор. Накагава-рю это я... Нет, с мамой всё в порядке. Она ушла, конечно, ушла от них... Но свиток... Он в тайнике. В тайге. Надо лететь... Из Москвы нельзя. Они смотрят за аэропортом... И за вокзалами тоже. Хозяин стуканёт... Завтра, сегодня он пьёт. Умертвить. Так, чтобы никто не понял. Наверное, опять запивает колёса вином, никто не удивится... Три точки нажать на шее, держать десять ударов сердца. Ничего не почувствует. Сколько смертей... Какая тоскливая песня..."
Белый стол, чёрный чай, пурпурное вино...
Я знал того, кто знал её,
Но я не помню его лица...
Тихарь полностью отдался сумеречному очарованию мелодии. Мысли его потеряли чёткость и окрасились тёмно-пурпурным.
- Праздновать ночь без конца, - пел ленинградец, повторяя эту строчку много-много раз. Разе на шестом Тихарь заснул. Ему снились страх, боль и бог Фудо в языках пламени.
Он проснулся, как от толчка. Свет июльского утра не полностью ещё расправился с теменью. Одним движением, бесшумно и гибко поднялся с тахты, выскользнул в коридор и осторожно открыл двери спальни. Большую часть её пола занимал огромный пружинный матрац, на котором спали несколько вчерашних гостей. Хозяин дрых на спине и был совершенно гол, как и совсем молоденькая хипушка, обвивавшая его шею тонкими руками в фенечках. Рядом с ними на полу валялись пара пустых бутылок и упаковка из-под люминала. Несколько секунд Тихарь глядел на тощее тело хозяина, покрытые варикозными звёздочками ноги, редкую седую поросль вокруг сморщенного члена, источавшую страшные хрипы и выхлопы перегара язву рта, пульсирующую жилку на шее... Повернулся и пошёл в ванную.
Выйдя оттуда, он столкнулся с выбирающимся из туалета вчерашним певцом. Унитазный бачок шумел, набирая воду после спуска, но в туалете всё ещё стоял тяжёлый дух блевотины.
- Выпить есть? - певец глянул на Тихаря мутными, в кровавых прожилках глазами.
- В холодильнике глянь, - ответил тот.
Они вместе прошли на кухню, представлявшую собой вопиющий хаос. Пока Тихарь ставил на газовую конфорку чайник, рокер намертво присосался к извлечённой из холодильника бутылке "Жигулёвского" и поставил её на стол совершенно пустой. Сам тяжело опустился на шаткий табурет.
- Мне в Питер надо. Сегодня, - пожаловался он тонким голосом. Впрочем, глаза его после пива посоловели и стали чуть менее тоскливыми.
- Билеты уже поздно брать, - пожал плечами Тихарь. - Может, на "собаках" [26]?
- Не успею за день, - с сомнением протянул парень, закуривая "Родопи".
- Да нет, на шесть утра успеешь ещё, если сейчас рванёшь, вечером там будешь, - заверил Тихарь, заваривая себе растворимый кофе.
Кухня наполнялась помятым пиплом. Девица хозяина тоже была тут, но сам он продолжал почивать сном праведника. Хлопала дверца холодильника, гремели чашки. Питерский достал ещё пива и задумчиво прихлёбывал, не обращая внимания на восхищённо разглядывающих его тинейджеров. Наконец, похоже, принял решение.
- Народ, кто со мной в Питер на "собаках"? - возгласил он хриплым голосом, и молодёжь восхищённо заверещала.
Сержант госбезопасности Онищенко, старательно изображающий на Ленинградском вокзале ждущего поезд командировочного, равнодушно скользнул взглядом по группе неформальных юнцов, едва успевших ввалиться в первую электричку до Калинина. Длинные волосы, бисерные украшения, потёртые джинсы... Грязные, выпившие, гомонящие... Система. Буржуазная тля, отщепенцы, пена. Ладно, и до них ещё руки дойдут. Пока же сержант Онищенко охотился за другим типом - куда более опасным.
Электричка дрогнула, трогаясь.
Никто из уставшей полупьяной компании, выгрузившейся на Московском вокзале Ленинграда в двенадцатом часу ночи, не заметил, куда делся Тихушник. Да особо этим вопросом и не задавались - чувак был не самым популярным в их тусовке.
На следующее утро в аэропорту Пулково на рейс до Красноярска села молоденькая девица. Двум пытающимся подклеиться к ней поддатым командировочным она словоохотливо рассказала, что не поступила в ЛГУ, но обязательно поступит в следующем году, а сейчас летит домой, к маме. Девчонка была наивной и очень хорошенькой, хотя и слегка по-мальчишески угловатой.
Тем же утром, чуть позже, в московском аэропорту "Домодедово" на рейс "Москва - Красноярск" садился средних лет мужчина в сером костюмчике и со стандартным лицом. В кассе он предъявил некую красную книжечку, после чего билет ему оформили без всяких проблем. Регистрацию прошёл так же быстро, никого из строгих проверяющих не заинтересовала даже наплечная кобура с заряженным ПМ.
На тот же борт поднялась хрупкая азиатка. "Чебодаева Алтыной Сатыровна, 1942 года рождения, прописана в городе Абакан", - прочитала в её паспорте контролёрша на регистрации. В самолёте дама из Абакана тихо сидела, рассматривая облачный ковёр за иллюминатором. Дождавшись скудного аэрофлотовского обеда, аккуратно съела всё, откинулась на кресло и вроде бы задремала. Никто не замечал острого блеска прикрытых узких глаз, неотрывно глядящих в затылок обладателю красных корочек и пистолета, сидевшему впереди через проход.
В Емельяново от кучки встречающих к нему подошёл ничем не примечательный парень в парусиновых "бананах" и ковбойке.
- Логинов, Илья Данилович? - негромко спросил он, внимательным взглядом окидывая прилетевшего.
Тот кивнул.
- У меня машина, поедем в город, - сказал парень.
Вместе с Логиновым они пошли к стоянке. Дама по имени Алтыной не спеша направилась к автобусной остановке.
С приземлившегося три часа спустя борта из Ленинграда сошли двое подвыпивших командировочных вместе с юной девушкой. Впрочем, она очень быстро пропала с их глаз. Мужики, все пять часов полёта безуспешно пытавшиеся подпоить девицу, сначала пытались найти её в аэропорту, потом махнули рукой и направили стопы к ближайшему магазину за пивом.
Илья Данилович не совсем оправился от отравления, а тут ещё четырёхчасовой перелёт... От усталости и недомогания всё казалось нереальным. Но время не ждало. Потеряв все ниточки, Логинов мог только отправиться туда, где всё началось.
В красноярской управе, расположенной в небольшом по столичным меркам сером здании в центре города, его принял майор из контрразведки. Немолодой еврей типичной внешности и акцента, с мушкетёрскими усами и бородкой, непрерывно курил "Беломор", причудливо сминая мундштук папиросы, и травил еврейские анекдоты. Казалось, дело, по которому прибыл Логинов, нисколько его не интересовало, но Илья Данилович заметил цепкий взгляд, а когда беседа добралась до сути, понял, что собеседник не упускает из его слов ни грана информации.
Впрочем, ничем особенным тот Логинова не порадовал.
- Я к делу Призрака отношения не имел, - говорил он, прикуривая очередную папиросу от догорающей, - его вела Москва, а здесь курировал Андрюха Чижик. Земля ему пухом...
- Что, один? - спросил разочарованный Логинов.
- Да нет, были у него два поца на побегушках, контачили с группой Призрака, если Андрюхе некогда было.
- И где они?
Собеседник вздохнул и возвёл печальные чёрные очи горе.
- На том свете. Оба. В прошлом месяце один на машине разбился, а второй пошёл на Столбы [27], пьяный полез на Перо и грохнулся - еле кости собрали. Лучше бы на Бабу [28] лез...
Несмотря на ёрнический тон нечто очень похожее на страх промелькнуло в глазах майора.
- Как папашу с сыном ликвиднули, все документы по ним главк затребовал, - продолжал он. - Понятия не имею, что в них было. Знаешь же, как работаем: в чужой кабинет заходишь, а его хозяин документы текстом вниз переворачивает, чтобы ты не дай Бог чего не подсмотрел...
Логинов совсем расстроился - здесь тоже образовался глухой тупик. Его настроение собеседник заметил сразу.
- Да ты не кисни, Илюха, - хохотнул он, - радуйся, что в командировку слетал. Побудь пару дней, я в случае чего подтвержу, что ты по делу бегал. Места у нас чудесные, в Дивногорск [29] на "ракете" сплаваем, порыбачим, на Столбы тебя свожу... Слухай сюда: у меня сегодня на работе ничего срочного, пойдём-ка, тут недалеко забегаловка есть отличная. Выпьем водки, пельмешками закусим - настоящими сибирскими.
Похоже, ничего другого Логинову не оставалось.
В забегаловке, оказавшейся именно забегаловкой, весёлого майора как подменили - он вдруг стал хмур и неразговорчив. Они чокнулись, засадили по полстакана почти не разбавленной "Столичной" и закусили щедро сдобренными сметаной пельменями, которые и правда оказались отличными.
Помолчали, приняли ещё по сто, после чего майор заговорил так тихо, что Логинову пришлось наклоняться, чтобы разбирать слова.
