Платон Обухов - Спарринг со смертью
— У нее нет ни детей, ни близких родственников. Она не замужем. — Голос медсестры звучал осуждающе, как будто Лена хотела обмануть ее, а она уличила ее в обмане.
— Нет, — делая над собой усилие, проговорила Лена, — я говорю о другом ребенке. Я начала тормозить, чтобы спасти его. Он бежал мне под колеса. Он остался жить или… — Басова заплакала. И тут же поймала себя на мысли, что плакать теперь тоже трудно.
— Я ничего не знаю о ребенке. — Сизин раздраженно пожал плечами. — Я знаю только, что вам необходимо готовиться к сложной операции и не менее сложному курсу реабилитации. Держите себя в руках. Персонал больницы обеспечит вас всем необходимым. — Он кивнул на медсестру и стремительно вышел из палаты.
Мысль о ребенке не оставляла Лену.
— Может, вы знаете, что случилось с тем ребенком? Это очень важно… я должна знать, — она с мольбой посмотрела на медсестру.
— Не волнуйтесь! Вам надо набраться сил перед операцией, постарайтесь уснуть. Что касается ребенка — никаких сведений о пострадавших детях у нас нет! — Медсестра поправила одеяло и вышла из палаты, приветливо улыбнувшись на прощание.
Федор пришел только на третий день. После операции. Вместе с пятью работниками троллейбусного парка. Они произносили сочувственные слова, глядели на Лену с болью и затаенным страхом. Казалось, каждый мысленно примеривал ее судьбу и страдания на себя и приходил от этого в ужас.
Лена не слушала их. Она вообще едва слышала, что они говорили. Она смотрела только на Федю.
Лена с трудом повернула голову, способность смотреть по сторонам — единственное, что у нее осталось.
— Уйдите все. Кроме… Феди.
Посетители застыли. Повисло неловкое молчание.
— Уходите же! — закричала Лена.
— Феденька… — Она попыталась протянуть к нему руку, но ничего не вышло. — Почему ты не приходил, Феденька?
— Я… — Федор сглотнул слюну. — Как ты себя чувствуешь?
— Плохо без тебя, Феденька!
Федор неуверенно наклонился и поцеловал ее в лоб.
— А операция… не помогла?
— Ты же видишь… — Лена безнадежно вздохнула.
— Ты не должна… падать духом. Ты должна верить в себя. И слушаться врача. Он тебе поможет.
— Я не знаю… — Лена кусала губы. — Мне кажется, что мне уже ничто не поможет…
— Не падай духом, — повторил Пронин. — Доктор сказал, что у тебя хорошие перспективы. Надо только слушаться врача. Все будет нормально…
— Федя… — Лена думала о своем. — Тогда, в троллейбусе, ты задал вопрос… и я ответила тебе «да». И я хотела спросить тебя об этом… ты не передумал?
— Я как раз хотел поговорить с тобой… — с усилием произнес Федор. — Нам надо оформить наши отношения официально… заключить брак… в общем, довести это дело до ума!
Лена попробовала пошевелить пальцами, и ей это удалось. Федор не заметил этого движения, но она-то чувствовала!
В ее больших, широко раскрытых глазах светилось счастье.
— Федя, я не хочу, чтобы это была жертва с твоей стороны… я хочу, чтобы ты еще раз все обдумал… первое время тебе придется много заботиться обо мне… не спеши, подумай! — А глаза ее молили: «Не думай ни о чем, не обращай внимания на мои слова, просто скажи, что ты любишь меня и что ты хочешь жениться на мне!»
— Леночка, я люблю тебя… и хочу жениться на тебе… — Пронин сжал ее руку и снова наклонился к ней. — Мы проведем церемонию здесь, в больнице… я не хочу больше ждать! Ты не против?
— Федя… — лицо Лены осветила улыбка, — я очень этого хочу.
— Ты этого хочешь. И я этого хочу. Значит, так и будет. — Федор улыбнулся. — Подожди меня… немного. — Он вышел и вернулся через минуту с букетом алых гвоздик и тортом. Из пакета он достал бутылку шампанского.
— Я не могу есть… — Лена засмущалась. — Я не могу приподняться…
— Я покормлю тебя. Я с удовольствием покормлю тебя с ложечки. Пока выпей шампанского. — Федя приподнял голову Лены и влил ей в рот глоток шампанского. Потом он начал раскладывать гвоздики на подушке. — Не так я представлял себе нашу свадьбу… Но все равно ты выглядишь прекрасно, моя Леночка!
— Сейчас вас проверят на приборах… К телу подключат датчики, они будут снимать показания… расслабьтесь, будьте спокойны… Чем расслабленней вы будете, тем точнее будут замеры. Понятно? — Доктор Сизин одобрительно улыбнулся Лене.
Лена закрыла глаза и полностью отдалась во власть эскулапов.
На обследования ушло около получаса. Когда датчики были сняты с нее, Лена открыла глаза и посмотрела на Сизина.
— Все в порядке, — не слишком охотно пробурчал он. — Процесс развивается нормально, ваше восстановление прогрессирует.
«Ничего не восстановилось и не улучшилось. Ты безнадежна… Когда только ты сама осознаешь это?!» — прочитала Лена в его темных, как сочинские ночи, глазах.
Ее привезли в палату и оставили одну. Лежа в четырех обшарпанных стенах, она думала о своей жизни.
Всего месяц назад она была полна сил и энергии, она любила и была любимой. Она представляла, как Федор будет приходить с работы усталый, как она будет заботиться и ухаживать за ним. Она мечтала о теплом и уютном доме. И счастье казалось таким возможным, таким близким… И вот все рухнуло… Теперь она обуза для любимого человека. Господи! Она не может обречь Федора на такую муку. Нет! Она должна, она обязана отказать ему.
Вечер наступил незаметно. С темнотой ее все больше охватывало отчаяние — никому до нее нет дела.
Дверь отворилась, и молоденький санитар с невыразительным лицом серой мышкой проскользнул в палату.
— Ну, Басова, давай займемся твоим туалетом, — произнес он голосом, удивительно подходящим к его внешности.
Лене отчего-то стало жаль его: вот ведь работа, выносить горшки за такими, как она. «У него, наверное, и девушка есть…» — почему-то подумала она.
— Ты слышишь? — Он приблизился. — Или ты спишь?
В его голосе ей послышалось напряжение.
— Сколько тебе лет? — спросила она только для того, чтобы не молчать.
— Я уже совершеннолетний, — хмыкнул он, приближаясь, — и ты будешь у меня не первой…
«Господи, что он несет», — ужаснулась Лена.
— Ты что? Шутишь? — ей казалось, что это дурной сон. — Я закричу…
— Давай, кричи. Только это самая крайняя палата. Вряд ли тебя услышат.
Он присел на край кровати и провел рукой по ее лицу. Рука была липкой и противной. Лена задохнулась от отвращения.
— Ничего, ничего, — шептал он, сдергивая с нее одеяло и тиская ее груди. — Я буду очень аккуратен, тебе понравится, будешь еще просить меня об этом…
Она почувствовала его слюнявые губы на своих губах.
— Мерзавец, — прошептала она, не в силах ни закричать, ни пошевелиться.
Слезы хлынули у нее из глаз, ей казалось, что она сейчас потеряет сознание.
Санитар, потея и сопя, взобрался на нее, сделал несколько фрикций и с облегчением отвалился в сторону.
— Ну вот, ты молодец, — одобрительно сказал он, убирая в брюки предмет своей мужской гордости. — Будешь себя хорошо вести, я приду к тебе еще раз… Тебе ведь понравилось?
— Дай мне судно, мальчик, — с ненавистью произнесла она и с удовольствием заметила, как скривилась его физиономия.
Она смотрела на него не мигая, пока не почувствовала, что судно полно.
— Теперь можешь забирать! — Она отвернулась к стене.
Басова лежала в темной палате и потерянно смотрела в потолок. Она не видела, что творилось и происходило вокруг нее, она вообще ничего не видела — она была сосредоточена на своей боли и своих переживаниях. Весь мир оказался сужен для нее до размеров собственного тела — несчастного, искалеченного, жалкого.
Перспективы выздороветь у нее были ничтожными. Она поняла это из нескольких фраз, оброненных доктором Сизиным. Сизин не рассчитывал, что она их расслышит, и говорил откровенно — совсем не так, как разговаривал с ней. Все, что ее ожидало, — это жизнь в инвалидной коляске. Но был один крохотный шанс, один. Она могла улучшить свое состояние, только если изо дня в день станет через боль и страдания выполнять физические упражнения.
Сегодня Сизин зашел к ней и напрямую заявил:
— Ты сможешь снова двигаться, если проявишь столько силы воли, сколько вкладывает спортсмен для того, чтобы выиграть олимпийское «золото».
Лена никогда не занималась спортом — она и так росла здоровым ребенком. Природа наградила ее спортивной фигурой, и ей не нужны были никакие дополнительные усилия, чтобы выглядеть привлекательной. И вот теперь ей необходимы физические нагрузки, дисциплина, диета. Справится ли она? Выдержит ли?
— Сколько потребуется времени? — спросила она.
— За чудо надо платить. Вам понадобится от одного года до пяти, а может, и больше. Вам тридцать четыре года. Шансы есть.
— Стану ходить к сорока, — прошептала Лена.
