Александр Бушков - Капкан для Бешеной
– Где? – шеф с неподдельным интересом повернул голову. – Я ее в натуре и не видел…
– Во-он, белая шапочка иногда промелькивает…
Белая вязаная шапочка то и дело скрывалась за широченными спинами, обтянутыми темными пальто. Дочь Фрола, спешно прилетевшую из доброй старой Англии, где грызла гранит науки в Кембридже, охрана заслоняла плотнее, чем это было с президентом во время его незабвенного визита в Шантарск. Без особого труда, наметанным глазом, можно было определить второе кольцо, замыкавшее в себя с дюжину ближайших могил, а там и третье. А там и многочисленных одиночек, расставленных там и сям в надлежащем отдалении. Даже на вершине ближайшей к Кагалыку пологой сопки виднелось ярко-синее и ярко-красное пятно – парочка иномарок. Что ж, все логично – при минимальных трудах оттуда можно было прицельно засветить реактивным снарядом. В общем, «черной охраны» было чересчур много даже для такого случая.
Ну, и государственная не дремала, конечно. Где-то поблизости расселись в автобусах «терминаторы» полковника Бортко, кроме них, в полной боевой готовности пребывала масса сотрудников самых разнообразных служб. Шутки чёрта общеизвестны, в последнее время перестали соблюдать «понятия» и в том, что касается похорон, – возможны любые сюрпризы…
– Нет, качественно они ее обступили… – не выдержал Воловиков. – Куда там президенту… Кухарука помнишь? Лихого пенсионера?
– Кто ж его когда забывал? – фыркнула Даша.
Кухарук был личностью жуткой. Бывший смершевец, во времена оны лихо командовавший в Белоруссии состоящим якобы из возмущенного зверствами оккупантов населения «партизанским» отрядом, никак не желал спокойно доживать век на пенсии. И примерно раз в неделю обходил массу кабинетов краевого и городского УВД, требуя денег на издание сборника его стишков. Стишки были страшнее атомной войны, но никто не набрался храбрости открыто послать ветерана на три буквы, поскольку он был живой историей, увешан орденами от ушей до пяток, да и ордена, что характерно, были честными, полученными не в тылу, а в жестокой резне с немецкими ягдкомандами, куда набирали не хлюпиков и не трусов…
– Когда уехал президент, заходил ко мне поддавший Кухарук и орал, что такой охраны он и в Минске при немцах не видел, что и у гауляйтера Кубе охрана была в десять раз скромнее, а Кубе уже тогда был приговорен…
– Бог с ним, с президентом, – сказала Даша. – Ему с горы виднее. А вот что касается девочки, ничуть не удивляюсь. Она ж теперь – единственная наследница заводов, газет и пароходов, удивляюсь, что ее вообще в шагающий сейф не засунули. Насколько я знала Фрола, наверняка давно уже готова была надежная команда, неустанно бдящая, чтобы доченьку не обсчитали и не обворовали.
– Плонский?
– Вряд ли, – сказала Даша. – Гниловат. Фрол его использовал от сих до сих, и не более того. Скорее уж Веригин или Данил Черский…
Неподалеку от них со всем подобающим решпектом провели дородного священника в блистающей ризе. У священника уже было профессионально отрешенное лицо. Чуть приподнявшись на сиденье, Даша рассмотрела: там, у разверстой могилы, все готово, толпа сбилась тесным полукругом, только многочисленные охранники, как им и надлежало, стояли кто спиной к гробу, кто вполоборота, медленно вертя головами.
– А стра-ашно им, сучне, – сказала Даша не без мстительного удовольствия. – От судьбы денежками не заслонишься…
– Нам-то от этого не легче, – сухо сказал Воловиков.
– Оно конечно, и все же… – Она помолчала, закурила и наконец решилась: – А вообще – несколько странно…
– Что именно?
– Все последние умертвия. Шаман, Тяпа, Ямщик и, наконец, Фрол.
– Ничего странного, – сказал Воловиков уже не столь сухо. – Обычный, я бы сказал, список. Одни авторитеты.
– Список обычный, а вот методы, которыми их отправили на тот свет… Не наши методы, не шантарские. Колдуну всадили в спину стрелу из арбалета, Тяпу кончили из снайперской винтовочки, Фрола взорвали в машине, Ямщику прыснули в лицо некую гадость, которую ни один химик до сих пор идентифицировать не может…
– Цивилизация и до нас доходит.
– Все верно, – сказала Даша. – Но ведь мы имеем четыре подряд нешантарских метода. Четыре. Подряд. Очень уж массированное перенимание столичного опыта получается, а? Десять лет у нас палили без глушителей в спину да в лоб, ставили на перо или сбрасывали с высокого этажа. Разве что для разнообразия палили из проносящейся машины, а в Поручика нож не всадили – кинули…
– Ты сюда еще Скорпиона впиши.
– Да нет, там все чисто, – сказала Даша. – Пиелонефрит, почки, бронхопневмония, как следствие… Единственный из пятерки сподобился естественной смерти. Но остальные… Ведь серией попахивает?
– Думаешь, сторонние вышибают наших?
– Всего-навсего допускаю, – сказала Даша. – Если счеты меж собой сводят исключительно наши, получается один расклад, а вот ежели наступила «интервенция» – расклад совершенно другой.
– И как я без тебя, такой умной, не додумался…
Сказано это было довольно беззлобно, и Даша тут же ухватилась за подвернувшуюся возможность:
– Значит, разрешаете взять в отработку версию насчет залетных? У меня самой власти нет, чтобы запустить маховик на должные обороты…
– Вот ты куда клонила…
– Ага, – без малейшего смущения призналась Даша. – Так как?
– У тебя конкретный план есть?
– Подробнейший, – сказала Даша. – Сегодня в конторе и обсудим, если не возражаете?
– Не возражаю, – сказал шеф чуть ли не машинально.
Даша облегченно вздохнула про себя. Очень уж легко добилась своего. Но тут же сообразила, что никакой филантропией или мягкосердечием и не пахнет. Шеф быстренько просчитал все не хуже ее самой. Версия насчет «интервентов», положивших глаз на тучные шантарские угодья, потребует от уголовки нешуточной пахоты. Та еще делянка. Но даже если догадки о внешних врагах окажутся ошибкой, ничей скорбный труд не пропадет зря. Потому что в ходе отработки будет получена масса пусть и посторонней, но полезной информации. А информация – вещь ценная. И порой превращается в товар – для обмена, продажи, торговли, угроз, сложных игр… Для примитивного хранения в копилке, наконец, про черный день…
Кстати, точно так же обстоит и с загадочной смертью доморощенной Мерилин. Тенета раскинуты широко, согласно теории вероятности в них попадет масса постороннего, но полезного.
– Что там по Маргарите? – спросил Воловиков. – Из-за Фрола столько времени стояли на ушах, что и обсудить толком было некогда…
Ну вот, накликала…
– Браво топчемся на месте, – честно отрапортовала она. – Эта девчонка, горничная, растворилась в безвестности. Иногда от бессилия начинаю думать, что и она лежит где-нибудь поодаль от Шантарска в стылом виде. Очень уж качественно растворилась, хотя, если учесть безупречную анкету, неоткуда у нее взяться такому мастерству в игре в прятки с органами…
– А может, мастерство тут и ни при чем, – слегка поморщился Воловиков. – Сидит себе на хате вполне законопослушного и благонравного знакомого, который в зону поиска из-за благонравности никак не попадает… ты себя заранее, часом, не настраиваешь на преступление века?
– Избави бог от преступлений века, – искренне сказала она. – Вот чего всю жизнь боялась, хоть и не убереглась однажды. Ну, да снаряд в одну воронку два раза не попадает… И все равно, – решительно добавила она после недолгого молчания. – Может, это и не преступление века, даже наверняка не оно, однако ж клубок закручивается пакостный. Если горничную кто-то хлопнул, были серьезные основания. Если она жива и прячется, опять-таки есть серьезные основания – возможно, знает, что будут искать, а то и знает, кто. Да и саму Маргариту зачем-то же хлопнули весьма профессионально? И зачем-то появился некий неизвестный, прямо-таки жаждавший натолкнуть нас на мысль, что никакое это не самоубийство…
– Уверена?
– Уверена, – сказала Даша. – Другого назначения у этой хохмочки с видеомагнитофоном быть не могло. Ребята старательно высиживали в квартире, пока не сработали все четыре программы.
В течение примерно трех часов. Все четыре записи – никому не нужные обрывки передач. Кусок «Парламентской недели», кусок баскетбольного матча, вовсе уж короткий, пять минут, обрывок «Бизнес-ликбеза», наконец, записанная с середины двести пятая серия которой-то там «Просто Марианны». Полное впечатление, что он не спеша изучал телепрограмму, чтобы ради пущего воздействия выбрать сплошное занудство… Нет, не вижу другого объяснения. Кто-то озаботился подать нам весточку. То, что он предпочел остаться инкогнито, меня как раз не удивляет нисколечко: возможны самые разные коллизии, от вполне обоснованного страха за собственную шкуру до нежелания тратить свое драгоценное время на общение с ментами… Все возможно.
