Юлий Дубов - Большая пайка
Сергей подождал еще полчаса. Ничего не происходило. В очередной раз набрал Ленкин номер — по-прежнему никто не снимал трубку. Он набросил на постель покрывало, снял ботинки и лег не раздеваясь. Хотел закурить, но передумал — от подушки пахло Ленкой, и Сергей не стал перебивать этот запах. Подвинул поближе телефон и сам не заметил, как заснул.
Терьян проснулся, когда в комнате было уже светло. Посмотрел на часы — девять утра. Значит, проспал завтрак. А ужина, если не считать шампанского, и вовсе не было. Тут он вспомнил, что около девяти как раз должна заехать первая группа участников и надо заниматься расселением — внизу, наверное, уже стоят столы для регистрации.
Спустившись на первый этаж, Сергей увидел, что все идет своим чередом.
Подъехал первый автобус с Московского вокзала, привез около двадцати человек.
Прибывшие толпились у двух столиков, за которыми сидели горкомовские девочки, рядом стоял Лева Штурмин. За третьим столом — с табличкой «Регистрация лекторов» — сидела Нина. И был еще один стол — с табличкой «Информация», — который предназначался для него, Сергея. Больше никого из оргкомитета в холле не было.
Сергей подошел к Нине.
— Ты что-нибудь знаешь про вчерашнее? — спросил он. — И где все?
— Сережа, понятия не имею. Они всю ночь носились по пансионату как угорелые, а сейчас отсыпаются. Муса ни свет ни заря уехал в город — на такси.
Витя был здесь, вот-вот должен подойти.
— А Ленка где?
— По-моему, она в номере оргкомитета. Кстати, вот и Витя.
Сысоев сразу же оттащил Терьяна в сторону.
— Сергей, вот папка со списками, здесь помечено, кто уже оплатил проживание, а кто нет. Левины девицы будут отсылать приезжающих к тебе. Если оплата прошла — расписываешься около фамилии, и Лева отдает ключ от номера.
Если не прошла — берешь наличными и только после этого расписываешься.
Сообщаешь про банкет. Если клиент согласен, получаешь с него десятку. Давай быстрее за свой стол.
— Хорошо, — сказал Сергей. — Я все сделаю как положено. Только объясни, что здесь было ночью. И где все?
Как рассказал Виктор, произошло следующее. Еропкин пошел клеить себе девицу, но вместо одной снял сразу трех. Было у них две бутылки рома, да еще Еропкин прикупил четыре шампанского. И потащил девиц в оргкомитетский номер, где устроил вакханалию. А у одной из них обнаружился кавалер из вокально-инструментального ансамбля, что играл в пансионате на танцах. Этот кавалер, отыграв свое, пошел искать девушку и стал ломиться в оргкомитетский номер. Еропкин ему сдуру открыл. Кавалер посмотрел, что там творится, и дал Еропкину в ухо. А Еропкин спустил его с лестницы. Тогда кавалер, долетев до самого низу, привел с собой весь вокально-инструментальный ансамбль. И они отметелили Еропкина. И девкам досталось. А дежурный по корпусу вызвал милицию.
Еропкин к этому времени уже успел одеться. Кроме того, он что-то шепнул старшему наряда, и милиция стала заниматься вокально-инструментальными дебоширами. Но тут одна из девок заорала, что у нее пропали золотые сережки, и орала так громко, что приехал второй наряд и начал составлять протокол. Еропкин и им попытался что-то шепнуть, но тут уже ничего не получилось, потому что валить было не на кого. Запахло серьезным скандалом. Две другие девицы быстро сориентировались и тоже стали вопить, что сережки были, а потом пропали. Вот тогда-то струхнувший Еропкин и вызвал подмогу.
— В оргкомитетский номер я пришел намного позже, — говорил Виктор, — поэтому все со слов Тошки. Он прибежал первым, с ним еще Муса был и, кажется, Ларри. В номере все вверх дном, на полу битое стекло — это Еропкин от музыкантов бутылками отбивался. Сашка сидит в углу, держится за голову. Под глазом фонарь, рубашка до пояса разорвана. Три девки — одна в полотенце, вторая в простыне, третья — из-за которой весь сыр-бор — прикрывается подушкой. И два мента — счастливые беспредельно. Девки орать уже перестали. Лыка не вяжут совершенно. В общем, удалось договориться, что пока протокол не пишем, а ищем пропавшие драгоценности. Еропкина под конвоем отвели к Мусе в номер. Стали искать. И представляешь — одну сережку действительно нашли, в углу под торшером валялась. А второй — нету. Может, она была, может — не было, никто не знает.
Милиция уже устала, говорит — разберитесь полюбовно, и разойдемся. Ну, тут и началось. Потерпевшая заявляет, что сережки — бабушкины, большая историческая ценность, стоят тысячу рублей. Договорились на пятистах. Марк принес деньги, отдал. Ларри за это время окрутил ментов — я к тебе еще за деньгами заходил, — взяли две бутылки коньяка, и он повел их к Платону в люкс отмечать конец дежурства. А мы втроем остались с этими шлюхами. Та, которая с сережками, стала требовать, чтобы мы отправили ее домой на такси. Наверное, боялась, что деньги отберем. Взяли у Нины двадцатку, посадили, отправили. А этих двух — просто некуда девать. К тому же я еще ключи от своего номера посеял, вот только сейчас нашел — они в бане на столе были. У Мусы Еропкин лежит, страдает. В общем, одну Марик с собой увел, вторую мы заткнули к Ленке ночевать, а сами, как смогли, разместились в оргкомитетском номере. Только начали засыпать, стук в дверь — Ленка. Оказывается, ее потаскушке не то с сердцем плохо, не то еще что, короче — помирает. Ладно, разбудили врачиху, отправили лечить. Теперь и Ленка без номера. Мы ее в кресло, хоть она и рвалась куда-то. Опять стучат. Открываем — Марк. Его девка сбежала и прихватила с собой бумажник, а там паспорт и двадцать пять рублей. Наливаем Марку стакан, утешаем как можем и все вместе бежим в номер к Ленке — посмотреть, не сперли ли у нее чего-нибудь, пока шли лечебные процедуры. Стучим — ответа нет. Но что-то там происходит. А время — четыре утра. Минут через десять открывают. У Ленки же двухместный номер. Так вот, на одной кровати музыкант с девкой, которая сбежала от Марика, а на второй — Еропкин с этой, что чуть не померла. Оказывается, Еропкин оклемался и полез к Ленке в номер, а там одна из его граций. Только он устроился, прибегает вторая.
Он губы распустил, а тут приходит музыкант. Драться они не стали, выпили мировую и разложили девочек на двух кроватях. Ленка все это увидела, вышибла их из номера в две секунды. Короче, только в пять угомонились.
— А как с паспортом Марка? — спросил Терьян, не ожидавший такого разворота событий.
— С паспортом? Порядок. Он его, оказывается, еще вечером спрятал в стол, а потом из-за этой суеты все забыл и думал, что паспорт — в пиджаке. Тут же и нашли. Впрочем, дело не в этом. Меня уже с утра заловил директор и строго предупредил — вас, говорит, всего пять человек, а шума на тысячу. А когда остальные заедут — так просто разнесут пансионат по кирпичику. У меня, говорит, и студенты отдыхали, и спортсмены, и даже комсомольский актив — ни разу ничего похожего. Я сижу, молчу, думаю как отбиваться. Тут открывается дверь и входит какой-то тип. Директор его увидел, изменился в лице и отправил меня в приемную.
А через пятнадцать минут зовет обратно и говорит — вот товарищ будет присматривать за вашей школой, вы его поселите в одном из люксов и позаботьтесь, чтобы все было в порядке. Мы вышли, я этому товарищу отдал ключ и поинтересовался, не нужно ли чего. Он попросил — вежливо так — найти Еропкина и прислать к нему в номер. Вот теперь хожу, ищу.
— А Ленка где? — осторожно спросил Сергей.
— Мы втроем позавтракали, и она сейчас приводит в порядок оргкомитетский номер. Муса уехал в город — у него какая-то встреча. Где остальные, понятия не имею.
Платон, Ларри и Марк объявились через полчаса. Оказывается, они тоже были у директора, получили свое, потом зашли представиться незнакомцу, искавшему Еропкина. Звали незнакомца, как выяснилось, Федор Федорович, было ему лет тридцать, и появился он вовсе не для расследования ночных событий, а в связи с заездом большого числа иностранцев. Помимо Еропкина, ему был нужен список иностранных участников, схема их расселения, а также все материалы школы, и чтобы о мероприятиях типа круглых столов и дискуссий ему заблаговременно сообщали, дабы мог поприсутствовать. Если же будут какие переговоры с иностранными учеными, то проводить их не в номерах или коридорах, а в специально отведенном для этого помещении на восьмом этаже. Ну и, естественно, список книг, предназначенных для розничной продажи, занесите, пожалуйста.
— Витюша, — сказал Платон. — Хрен с ним, с Еропкиным. Беги в номер, неси список. Идея с книгами — классная. Смотрите, как они все западают.
Когда Виктор, повинуясь любезному «Заходите, не заперто», вошел в номер, он увидел таинственного Федора Федоровича, сидящего за столом в сером костюме, голубой рубашке и тапочках. Галстука на нем не было. На столе красовались бутылка коньяка и два фужера. А еще за столом сидел неуловимый Еропкин. Под левым глазом у него виднелся припудренный синяк, правая бровь и подбородок были заклеены пластырем.
