Андрей Ильин - Законник
— Да, с главным героем у нас напряженка. Добровольно он туда не пойдет. А дублером его не заменить.
— Может, мы его туда силком?
— Скажешь тоже, силком! Наших сил осталось — дай бог отсюда до туалета добрести. Если ветра не будет.
— Тогда хитростью.
— Какой?
— Какой-нибудь, в которую он, безусловно, поверит.
— Ну да, скажем, что его в той камере ждет полномочный посол Республики Бурунди. С верительными грамотами и подарками. Или пошедший по грибы и заблудившийся городской Голова.
Не заманить его туда, куда он сам не пожелает ехать. А туда, куда пожелает, он поедет в сопровождении своей камарильи. С которой нам не совладать.
Замкнутый круг!
Все безнадежно замолчали.
— А если не силой и не хитростью? — вдруг сказал Сан Саныч.
— А как же тогда?
— Обычно.
— Как так обычно?
— Так как положено в правовом государстве.
— ???
— С помощью закона! Против которого не пойдешь!
Все добытые документы разложили на столе. Веером.
— Это образцы удостоверений, это ордеров, это бланков протоколов…
— Красиво бумажки делать стали. Научились. Любо-дорого смотреть. Как на рекламу женских колготок. Или на сами колготки. Которые на ногах.
— Да, эффектно. Мы в свое время тетрадными листами со штампом обходились.
— Те времена кончились. Теперь всякая организация в первую очередь бланки заказывает. С золотым тиснением. А уж потом все прочее.
— Ладно, пустые документы мы добыли, а дальше-то что?
— Дальше впишем в них требуемые фамилии. И вклеим нужные фотографии.
— А печати?
— Перерисуем с помощью подручных средств. У меня в пятьдесят втором один подследственный по делу проходил — народный умелец, так вот он с помощью разрезанного надвое крутого яйца мог в полчаса газетную передовицу вместе с фотографиями перекопировать. От настоящей не отличишь. А уж печати отшлепывал — как печатный станок.
— А ты рецепт списал?
— Списать не списал, но технологию в общих чертах запомнил. Значит так: берется куриное яйцо среднего размера, варится четыре с половиной минуты в подсоленной воде…
— Бросьте заниматься самодеятельностью, — прервал треп Анатолий. — Тоже мне фальшивомонетчики нашлись. Вы на ваших крутых яйцах сгорите в первую минуту.
— Не на наших. На куриных яйцах, — поправил Семен.
— В общем, решим следующим образом: сейчас я заберу все эти ваши бланки, оттиски печатей и требуемые фамилии, а завтра принесу готовые ксивы.
— Сам, что ли, нарисуешь?
— Специалисту отдам. Высококвалифицированному. Который большой мой должник по одному десятилетней давности делу. Раньше, пока я на службе состоял, обращаться к нему было как-то не с руки. А теперь — почему бы и нет. Так сказать, в частном порядке. По-приятельски.
— А он не капнет? Должник тот?
— Ему на нас капать — себе вредить.
— А согласится?
Анатолий только недоуменно плечами пожал. Как, мол, может не согласиться — когда приятель.
— Ой, мужики, сгорим мы на этих фальшивках. Синим пламенем! — вздохнул Федор.
— Не каркай!
— Да пусть хоть закаркается. Кто нам что сделает, даже если за руку поймает? Реального состава преступления здесь — дохлый кот наплакал. От силы — мелкое хулиганство, которое при нашем-то возрасте ненаказуемо. Даже пятнадцатью сутками. Вы что думаете, что найдется дурак-следователь, способный наше дело к производству принять? Чтобы с полоумными стариками общаться? Которых допрашивать надо не иначе как с бригадой приданных медицинских работников. Чтобы они в ходе беседы от волнения концы не отдали. Да он лучше десять «висяков» возьмет.
— А если вдруг?..
— А «если вдруг» — закосим под коллективное помешательство на фоне прогрессирующего старческого маразма. Мол, впали в детство и вообразили себя действующими Пинкертонами. Робин Гудами, борющимися за светлые идеалы социализма.
— А документы?
— А документы купили на Птичьем рынке. У одного дядечки, которого по причине склероза в упор не помним. Но можем попытаться опознать, если они сделают облаву…
— Это верно. С точки зрения отправления правосудия мы бесперспективны, как новорожденные младенцы. Навару никакого — а хлопот полон рот. Любое следствие в самом начале рассыплется. А если не рассыплется — то все равно закончится стопроцентной амнистией и освобождением из-под стражи в зале суда.
— Вы что, мужики, с ума посходили? О чем таком вы здесь битый час толкуете? О какой амнистии? О каком следствии? Не будет никакого следствия, потому что не будет искового заявления. Кто его в органы принесет? Кто сообщит о наших проделках и подделках? Подследственный? Так за ним грешков, о которых мы знаем, поболе будет. Да он первый нас из милиции вызволит, если мы вдруг туда, по собственной глупости, попадем. Всё и вся на уши поставит — а вытащит. Мы ему перед глазами сто крат безопасней, чем в камерах.
— А статисты, которых мы на вторые роли привлечем? Они для следствия полакомей будут. Потому что помоложе.
— А статисты ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знают. Их попросили в розыгрыше поучаствовать — они по глупости согласились. В виде бескорыстного одолжения. Как тимуровцы. А о чем тот розыгрыш — ведать не ведают. Нет, мужики. Это дело чистое по всем статьям. Не подкопаться. Можете мне, как следователю с сорокалетним стажем, поверить. Не уцепить нас, как мокрый обмылок мокрыми руками. Если только кто-нибудь из нас вдруг не скурвится и заяву в прокуратуру на остальных не снесет. В себе-то мы уверены?
— В себе уверены.
— Ну и значит все! И не о чем больше говорить. Подразделения выдвигаются на исходные позиции. Начало операции по сигналу красной ракеты. В общем — наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! Другие мнения есть?
Других мнений быть не может!
* * *В приемную Главы администрации вошел человек. Пожилой. Но самый молодой из всех прочих задействованных в операции. Тот, который мог еще сойти за действующего следователя.
В приемную Главы администрации зашел Федор Михайлович. Федор.
— Куда вы? — встрепенулась прикрывающая танкоопасное направление секретарша.
— Туда, — кивнул на дверь Федор Михайлович.
— Туда нельзя. Там совещание! — зашипела секретарша, и из амбразур ее подведенных глаз глянули стволы выдвинутых на прямую наводку зрачков.
— Но мне надо!
— Я же сказала — НЕЛЬЗЯ! — словно загнала снаряд в казенник орудия.
— А записку передать можно? — спросил Федор Михайлович.
— Записку можно.
Федор чиркнул короткую записку и вручил ее секретарше.
— Сейчас?!
— Сейчас. Он очень рассердится, если вы передадите ее после.
Секретарша позвонила по телефону, встала и втекла в щель практически неоткрытой двери. И вытекла обратно. Через несколько секунд.
— Ждите, — сказала она.
Через час совещание закончилось. Федора Михайловича запустили внутрь.
— Только вы недолго, — предупредила секретарша. — Ему скоро обедать.
— Я очень быстро.
Кабинет был точно таким же, как его обитатель. Роскошным по всем статьям. Но посетитель не испугался давящей на глаза и психику показной роскоши. Видно, он знал, что ему надо.
Посетитель прошел через весь кабинет к столу, не задержавшись у двери, как это сделал бы любой другой визитер. Подошел и встал.
Хозяин кабинета удивленно приподнял глаза от разложенных на столе бумаг. Так в его кабинете в его присутствии позволить себя мог вести только мэр города.
— Гражданин Петров Владимир Анатольевич? — спросил Федор Михайлович самым казенным, на какой был способен, тоном.
— Петров Влади… а вы кто собственно такой?
— Следователь по особо важным делам Федор Михайлович Артюхов. Вот мои документы.
— Следователь? По особо… По какому вы вопросу?
— По личному. Вашему. Вот ордер на ваш арест. И обыск.
— Да вы что?! Что вы такое говорите?
Федор Михайлович молчал. Не отрывая глаз от человека, за которым пришел.
— Кто вас направил? Кто позволил…
Федор Михайлович молчал.
Глава администрации потянулся к телефону.
— Вот сейчас мы узнаем, кто вы такой и кто вас уполномочивал…
— Гражданин Мокроусов, вам лучше положить трубку и пройти со мной, — сказал Федор Михайлович. — Для вас же лучше!
Петров-Мокроусов, впервые за много лет услышавший свою настоящую фамилию, вздрогнул и опустил трубку обратно на рычаг.
Лихорадочно перебегая глазами и руками с бумажки на бумажку, он пытался разом ответить на сотню одновременно возникших в его голове вопросов.
Где он прокололся? Где дал промашку? Когда? И почему друзья из верхов заранее не предупредили его о надвигающейся угрозе? Или они списали его, как только узнали о фактах реальной биографии? Или, того хуже, это их заговор, с целью освободить его кресло для другой, более подходящей для них, задницы? Но тогда чьей конкретно? Кто под него копает? И что лучше всего предпринять в эти минуты? Чтобы не промахнуться? Что делать?..
