Евгений Сухов - Алмазный остров
Денежки текли рекой!
Помимо шикарных нарядов и ужинов в ресторанах, Ольга Григорьевна прикупила себе по случаю карету знаменитого мастера Иоганна Иохима, тройку дорогущих рысаков-парадеров и спортивно-прогулочное авто «Олдсмобиль», отделанное красным деревом и серебром, научившись управлять автомобилем одной из первых женщин в России.
«Недовольные» появились не сразу.
Поначалу управляющие домами и фирмами, «принадлежащими» фон Штайн, терпеливо выжидали. Попробуй, сунься в особняк на Литейном проспекте, куда запросто заходят испить чайку сенаторы и члены Государственного совета, а иной раз заявляется и сам обер-прокурор Синода! Да еще осмелься попросить назад залог. Взашей вытолкают!
Именно так и поступили с «начальником» лазарета для сифилитических больных, стариком Цыбулько, который пришел как-то истребовать с Ольги Григорьевны свою залоговую сумму в пять тысяч рублей, – единственные деньги, что у него были. Возмущению генеральши не было предела, и слуги просто вышвырнули Цыбулько за порог. Опечаленный старик, оставшийся без накоплений, пришел домой, а вечером его хватил апоплексический удар, и вскорости он отдал Богу душу. Еще трое «начальников» сифилитического лазарета, принятых генеральшей на «вакантную» должность, узнав о случившемся с их товарищем по несчастью Цыбулько, смирились с утратой своих денег и дали себе зарок не попадаться более на подобного рода предложения.
Двое из восьми «директоров» картинной галереи, отдавших в залог сей должности по четыре тысячи рублей, ходили на прием к генеральше фон Штайн всем скопом и получили в качестве отступных по пятьсот рублей, чем и удовлетворились, рассуждая, очевидно, по мудрой поговорке: с паршивой овцы хоть шерсти клок. Да еще четырнадцать тысяч неизвестно каким образом выторговал у генеральши «управляющий» сибирскими золотыми приисками Иван Казимирович Штуцер. Собственно, и все. Более никаких претензий ни к Ольге Григорьевне, ни в Окружную прокуратуру не поступало, потому как тягаться с сильными мира сего, тем более в России, дело всегда неблагодарное, а часто и вовсе опасное, и может выйти боком. Кроме того, не хотелось выставлять себя на посмешище перед всем городом, и тем самым загубить репутацию, заработанную долгой безупречной службой.
Кто потом доверится облапошенному дураку?
Ольга же чувствовала себя прекрасно и жила припеваючи, тратя денежки направо и налево. На письма Квасникова, рыскающего по Сибири в поисках мифических приисков генеральши фон Штайн, она не отвечала, полагая, что дело это как-нибудь само рассосется.
Но – увы! – не рассосалось. Купец Квасников, околпаченный, крепко потратившийся и привыкший сам околпачивать своих клиентов, озлился не на шутку, вернулся в Петербург и прямиком отправился к генеральше.
Ольга Григорьевна, как это водилось с ее околпаченными соискателями, его не приняла и велела слугам вышвырнуть его вон, что и было ими проделано с большой охотой.
Тогда купец проник в дом с черного хода. Он почти дошел до кабинета Ольги фон Штайн, когда два лакея взяли его под руки.
– Что такое! – взревел Квасников, но тут из кабинета генеральши вышел сам петербургский градоначальник их высокопревосходительство генерал от кавалерии Николай Васильевич Клейгельс.
– Ты что здесь шумишь? – хмуро спросил градоначальник и недобро посмотрел на Квасникова. – По арестантскому дому соскучился?
– Да я… дыкть… веть…
– Пшел вон! – безапелляционно заявил ему Клейгельс. – И чтоб ноги твоей не было больше в этом доме…
Больше в особняк на Литейном купец Квасников на хаживал. От греха подальше… И притих. Однако потеря тридцати тысяч целковых сжигала его нутро и не давала ему покоя. Он по-тихому стал сводить знакомства с прокурорскими и вышел на некоего Илью Ильича Писемского, дворянина из бывших офицеров, вынужденного уйти в отставку из-за дуэли, случившейся в полку. Илья Ильич только что был брошен любимой женщиной, которая променяла его на какого-то богатого старика, и по этой причине он смертно возненавидел поголовно весь женский пол: особенно доставалось от него хорошеньким молодым дамам и ветреным кокоткам.
– Вот такие они, пироги, – закончил купец свое невеселое повествование.
– Не сладкие, надо сказать, получились пироги, батенька.
Квасников вздохнул и посмотрел Писемскому в глаза.
– И я об том же! – подхватил купец. – Всю Сибирь исколесил. Даже грузчиком пришлось подрабатывать, чтобы набрать денег на обратный путь. Где же это видано!.. Обвели меня вокруг пальца как дитя малое.
– А как зовут сию особу? – раздумчиво спросил прокурорский.
– Ольга Григорьевна фон Штайн, – быстро ответил Квасников.
– Это супруга генерала Федора Карловича фон Штайна? – удивленно поднял брови Писемский.
– Она самая, – подтвердил купец.
– Ну ты, брат, угодил… Доводилось видывать, – как-то непонятно для Квасникова заметил Писемский. – Шикарная особа.
Слово «шикарная» было произнесено с таким оттенком, с каким обычно произносится слово «курва».
«Ну, все, – обреченно подумал купец. – И этот не возьмется тягаться».
Однако купчина ошибся. Писемский не только взялся за это дело, заставив Квасникова написать подробно о случившемся, сняв с него, таким образом, официальные показания, но и занялся сбором материалов на Ольгу Григорьевну. Люди, обобранные ею, отвечали неохотно, а то и вовсе отказывались что-либо говорить, опасаясь связываться с ней и ее всесильными покровителями. Уговаривая, щедро раздавая обещания и даже угрожая потерпевшим привлечением к ответственности за недоносительство, Писемский все же собрал на мошенницу необходимый материал. Потом, несмотря на противодействие генерала Клейгельса, протащил несколько публикаций о делах генеральши фон Штайн в газетах «Новое время» и «Санкт-Петербургский листок», чем подготовил общественное мнение о деяниях генеральши в нужном для него направлении.
Общественность негодовала на нравы правящего класса, разносчики газет выкрикивали на улицах звонкими голосами имя генеральши в соседстве со словами «мошенница» и «аферистка». Теперь можно было открывать против Ольги Григорьевны фон Штайн официальное следствие. Что прокурор Писемский незамедлительно и произвел…
* * *Профукать триста тысяч рублей с лишком весьма не просто. Для этого нужно огромное желание и сноровка.
Всем этим Ольга Григорьевна обладала в достаточной мере, так что к моменту начала следствия от былых капиталов у нее мало что и осталось. Возвращать потерпевшим утраченные сбережения и «гасить» следствие, как советовал обер-прокурор Священного Синода действительный тайный советник Победоносцев, было уже нечем. Тем паче не на что было купить виллу в Ницце, которую присмотрел-таки для нее мещанин Коковцев. Он слал ей подробные письма, фотографические карточки выбранных им вилл, но Ольга Григорьевна не отвечала. Да и что можно было ответить, коли самая дешевая из выбранных Коковцевым вилл стоила шестьдесят тысяч франков? Конечно, ничего.
Посланник тем временем давно истратил двести рублей командировочных и был с позором выставлен из гостиницы за неуплату суточных. Скоро он дошел до того, что начал воровать ресторанные объедки и натуральным образом побираться. Затем, доведенный до отчаяния, Коковцев решил пешком добираться до дома и даже умудрился каким-то образом перейти две границы. В Румынии он был арестован и отсидел два месяца в бухарестской тюрьме за бродяжничество, покудова не был вызволен из нее российским консулом. Консул же отправил его домой, в Санкт-Петербург.
Обиженный мещанин не стал обивать пороги особняка на Литейном, как не стал и вымаливать у Ольги фон Штайн свои залоговые деньги; прямо с поезда он прямиком отправился в прокуратуру и после недолгих разбирательств был направлен к Писемскому.
Как обрадовался Коковцеву прокурорский! Как жал ему руки, поздравляя с возвращением домой! Как радушно угощал его чаем с мягкими бубликами, поил кофеем и анисовой водочкой! Потому как следствие, которое завел на Ольгу фон Штайн Илья Ильич, шло ни шатко ни валко и всячески тормозилось многочисленными друзьями дома фон Штайн. А тут вдруг такой неожиданный свидетель! Подарок судьбы, ни больше ни меньше. К тому же готовый рассказать все, не опасаясь никаких последствий, поскольку после румынской тюрьмы человек вообще мало чего боится.
Писемский вцепился в него, как клещ, и более уже не отпускал. Появление Коковцева дало новый толчок «Делу мошенницы и аферистки генеральши фон Штайн». Машина правосудия закрутилась поэнергичнее, и пришел день, когда в дом на Литейном проспекте пришли полицейские приставы с прокурорским предписанием на арестование гражданки Ольги Григорьевны фон Штайн. Сопротивление и ругательства генеральши ни к чему не привели, и она в арестантской карете была отправлена в дом предварительного заключения.
