Илья Рясной - Скованные намертво
Приморский край. 23 января сего года, село Стретенка Дальнереченского района. Несколькими выстрелами убит председатель рыболовецкого совхоза Стретенский, учредитель кооператива «Блок». Установлены трое — два исполнителя и заказчик. Заместителя руководителя кооператива перестала устраивать зарплата. Нашел двух убийц, которые, сделав свое дело, получили одну машину на двоих и по двести тысяч рублей на каждого. Оперсопровождение…
Разделавшись с этими делами, он отпросился у Рагозина. И отправился на встречу с Лехой Ледоколом.
Март девяносто третьего года заканчивался. Потеплело. Светило яркое весеннее солнце. Куртку можно было не надевать. В назначенное время Аверин входил в Александровский сад. Ледокол появился на пять минут позже, одетый в скромный серый костюм. Часть лица закрывали солнцезащитные очки.
— Глаза слезятся от солнца, — сказал он, поздоровавшись. — Не выношу яркий свет.
— Привык жить в полутьме? — усмехнулся Аверин. Ледокол снял очки, протер стекла и кинул какой-то странный взгляд на Аверина.
— Я привык ко тьме, самбист. И еще к какой. Тебе трудно даже представить это.
— Ладно, замяли.
— Знаешь, что в Москве прошел большой сходняк воров?
— Слышал что-то такое. Но о чем совещались — не знаю.
— Две вечные темы — кавказ и беспредел молодежи.
— Неудивительно.
— Такого еще не было никогда. Воров убивают одного за другим. Любой сопляк, набравший бригаду и разжившийся оружием, может ни в грош не ставить авторитетов. Слышал о Гноме?
— Его бригада год назад забила стрелку чуть ли не всем преступным структурам Москвы.
— Правильно. И разговор со всеми начинали с автоматной очереди.
— Их всех в течение года вывели в расход.
— Но дурной пример заразителен. На сходняке воры жаловались, что нет сейчас в Москве по-настоящему сильного воровского лидера. Сетовали на ментов, что не дают вернуться на столицу Япончику.
— А что Иваньков сделал бы?
— Шорох навел бы. Единственный, кто смог бы призвать к ответу отморозков. Вроде бы воры хотят через своих людей протолкнуть прощение грехов Япончику и вернуть в Москву.
— Такое может быть?
— Не знаю. Сегодня все возможно. Заключат с властями договор — прощение грехов Япончику и разрешение действовать в определенных рамках в ответ на обещание борьбы с беспределом и снижения уровня общеуголовной преступности.
— Япончик никогда не согласится работать под контролем.
— Я тоже так считаю. Поэтому, думаю, договориться с ним не удастся. И он в ближайшее время покинет Родину.
— Скатертью дорога.
Многие воры уже на Западе. Россия и Америка — родственные страны. «Холодная война» позади — первым это понял Япончик. Он достиг взаимопонимания с американской мафией, и, по решению главных мафиозных кланов, в знак уважения и сотрудничества ему отстегивается процент с лас-вегасского игорного бизнеса — что-то около тридцати тысяч долларов в день. Мелочь, но душу греет.
— С отморозками надо бороться жестко. Они не только гражданам, но и ворам жить не дают спокойно, — сказал Ледокол. — Могу продать одну группу.
— Какую?
— По квартирам. Серия убийств. Семья в Мытищах. Старик в Медведкове. Полтора десятка трупов за ними.
— Излагай, — внутренне подобрался Аверин в предчувствии добычи.
— Есть такая фирма «Милосердие». Помогает старичкам решать свои проблемы, наследует их квартиры, занимается сделками с недвижимостью. Приватизирует квартиры. Оформляет перепродажу. Хозяева плохо кончают. Их убивают.
— Кто?
— Толик Новицкий. Бывший инструктор райкома комсомола. Фирма «Милосердие» зарегистрирована в Северо-Восточном округе. Только поторопитесь. Он собирается разделаться с исполнителями и отвалить в США.
— Кто исполнители?
— Какие-то недоноски из Железнодорожного. Два восемнадцатилетних дегенерата. Новицкий их на чем-то зацепил на крючок.
Придя на работу, Аверин уселся за телефон. Выявил, что действительно есть фирма «Милосердие», зарегистрированная на Анатолия Викторовича Новицкого. Пробил по центральному адресному бюро самого Новицкого — потратил на это минут сорок: до ЦАБ дозвониться нелегко. Потом набрал номер Савельева.
— Посмотри, у вас зарегистрированы такие убийства, — он перечислил все, о которых ему говорил Ледокол.
— Что-то припоминаю.
— Проверь. Через час позвоню.
Через час Савельев подобрал материалы.
— Да. Все числятся нераскрытыми.
— Считай, зашевелились трупы.
— Излагай.
— Жди, к вечеру буду. И обговорим все.
Аверин отстучал на машинке рапорт по полученной информации, сославшись на анонимный источник, подбил данные и направился к Ремизову.
Начальник отделения прочитал рапорт, внимательно посмотрел на Аверина.
— Откуда информация?
— Мои каналы, — неопределенно ответил Аверин.
Ремизов не стал требовать подробностей. Он понимал, что оперативник может располагать источниками, о которых необязательно знать начальству. Он доверял Аверину как себе и признавал за ним право работать в свободном полете. Кстати, когда выдергивал его из МУРа, это было одно из условий — свободная работа на конечный результат. И пока все получалось. За год в ГУУРе Аверин поднял несколько очень крутых групп.
— Хорошая бригада, — кивнул Ремизов.
— Если получится.
— Что на Петровке творится? Как они упустили из виду? Год люди умирают вокруг одной фирмы.
— Бардак. Координация и обмен информацией между подразделениями на нуле. Вот и просмотрели.
— Если реализация получится, кому-то в ГУВД придется очень плохо, — нахмурился Ремизов. — Совсем от рук отбились.
— Вал замучал. Тысяча убийств в год — такое поднять мало кому под силу.
— Ознакомься с материалами. План мероприятий мне на стол, — приказал Ремизов.
Уже наступил вечер, когда Аверин приехал на Петровку.
— На, подготовил тебе материалы, — сказал Савельев. — Не моя зона.
— Почему?
— Не видно, что заказные убийства. Никто не относил их к этой категории.
— Именно заказные, Гриша… Шеф обещал устроить вам кузькину мать. Все убитые передали квартиры «Милосердию». Неужели неясно? А это что? — он хлопнул по документу.
— Новицкого опускали в изолятор на трое суток за махинацию с квартирами.
— И выпустили?!
— Следователь дурак. И прокурор тоже.
Аверин просмотрел материалы. Обычные справки. Опердела находятся у оперативников в округах. Завтра надо их собрать. Был одиннадцатый час.
— Группу создаем по этим делам, — сказал Аверин. — С прокуратурой договоримся — из отдела по особо опасным выделят следака. Четырнадцать убийств, дорогой мой. Четырнадцать!
— Да, многовато.
— Завтра к двум часам всех оперативников с ОД на разбор. Будем шею мылить.
— Будет сделано. На Пасху в церковь не собираешься? Чай крещеный?
— Крещеный-то крещеный. Но сил нет.
Когда Аверин возвращался домой, совсем сгустилась тьма, но народу на улицах было полно. Люди шли в церковь. Крестный ход, служба, одним словом — Пасха. На Русь возвращались христианские традиции, но приобретали, как и все вокруг, нездоровый оттенок. Бывшие атеисты, распекавшие на бюро райкомов и обкомов подчиненных за снижение уровня атеистической работы и за рост количества крещений, ныне держали свечки, а иные из них на Рождество радостно лезли к батюшкам с криком: «Христос Воскресе».
Аверин прошел в квартиру, включил свет и покачал головой. Пушинка нагло расположилась на его подушке.
— Совсем от рук отбилась, — сказал Аверин, беря кошку. — Воспитывать тебя пора.
— Мяу, — отозвалась Пушинка.
— Нельзя спать на моей подушке. Это моя подушка. Понятно?
Пушинка чихнула и окинула недоуменным взором Аверина.
— Вот твое место, — он положил Пушинку на подушку на полу.
Пушинка мяукнула. Аверин пошел на кухню. Нарезал бутербродов, заварил чай. Когда вернулся в комнату, Пушинка мирно спала на его подушке.
— Нельзя, — он опять сбросил ее на пол.
Он быстро провалился в тяжелый сон. Его разбудил будильник. Перед лицом маячило что-то мохнатое. Пушинка спала на подушке прямо перед ним.
Утром Аверин просматривал суточные сводки. Взор сразу упал на сообщение из Калужской области. Внутри стало как-то холодно и жутко. На пасхальную ночь в монастыре в Оптиной Пустыни были зарезаны трое монахов. На месте происшествия обнаружен нож с тремя шестерками — число Зверя, самый знаменитый сатанинский символ.
— Читал? — кивнул Ремизов на сводку.
— Теперь начнется, — сказал Аверин. — Шуму будет.
— Уже шум идет.
— Раскроем?
— Шеф туда Малютина и Петрова направляет. Но есть подходы. Дело раскроют.
— Неужели правда сектанты?
— Черт знает. Возможно.
Об убийствах на религиозной почве время от времени заходили разговоры. В России все больше и больше действовало сект, и изможденные, издерганные неурядицами люди стремились найти не правду, но силу и защиту, переходили на сторону зла, отдавались во власть дьявола — некоторые своими мерзкими делами, другие принимали участие в сатанинских обрядах. Были ли человеческие жертвоприношения — вопрос оставался открытым. Год назад в одной из областей раскрутили дело. Мать и дочь — женщины в возрасте, с несложившейся личной судьбой — взяли из приюта на воспитание десятилетнюю девочку. А потом зверски ее убили. Мотив был совершенно непонятен. Дело продвигалось туго. Его неоднократно пытались прикрыть. Но розыскники и следователь прокуратуры пошли на принцип, проявили исключительный профессионализм и раскрутили клубок. Однако мотив так и остался за пределами уголовного дела. А убили ребенка во время проведения ритуала. Две женщины посвящали себя сатане и приносили жертву, чтобы он обеспечил им процветание. Возможно, были и еще случаи. Даже когда преступник установлен, мотивы часто остаются за кадром. А сколько пропадает без вести, сколько мрет бомжей — может, некоторые тоже становятся жертвами черных месс?
