Андрей Воронин - Панкрат
— Шестое чувство, — Суворин поднялся, убрав руку с ее ладони. — Жду с нетерпением. Перед тем как вызвать такси, сделаешь контрольный звонок.
— Это как контрольный выстрел? — прыснула она. Панкрат сдвинул брови, состроил на прощание жуткую рожу и выбрался из-за столика, оставив Машу допивать свой коктейль в одиночестве. Впрочем, едва он отошел от бара достаточно далеко, девушка, скучавшая за стойкой, встрепенулась и в мгновение ока очутилась за одним столиком с официанткой.
— Что это сегодня с Сувориным? — с любопытством спросила она. — Ни разу не видела, чтобы он хоть с кем-нибудь из нашего заведения первым заговорил. Сколько я ему не подмигивала — все впустую, как горох об стену.
— Уволили его, — улыбнулась Маша. — Пригласил к себе, отметить. Я не отказалась.
— Надо же! — изумилась та. — А Полторацкий?
— Полторацкий — козел. Импотент, — Маша допила наконец коктейль и встала. — Богатый, правда. А Панкрат… — она закатила глаза. — Он просто мачо. Ну ладно, пока, я сегодня пораньше уйду. Надо же в товарный вид себя привести — не каждый день такие мужчины, как Суворин, в гости зовут.
* * *— Пока, Михалыч, — проговорил, остановившись на последней ступени, Панкрат, сощурившийся от бившего в глаза солнца, непривычно яркого для этой поры года. — Прощай, то есть.
Швейцар вопросов не задавал — видно, каким-то образом уже прознал о случившемся. Молча пожал протянутую Сувориным руку, похлопал его по плечу и грустно, устало улыбнулся. Глаза его, казалось, говорили: “Куда ты теперь, сынку?"
Сам Панкрат пока еще не задавался этим вопросом. Просто не успел — слишком все быстро произошло. Теперь, затягиваясь горьким и дешевым дымом, он подумал: а действительно, куда? Полторацкий, без сомнения, создаст ему не лучшую репутацию как охраннику. Хотя, не случись сегодняшний инцидент… А, да чего тут думать!
Ноги сами привели в полуподвальный кабачок с нехитрым названием “У Петровича” — одно из тех заведений с кухней “как у бабушки” — картофельные блины, вареники, кулебяка, свиные ножки, сбитень и пиво в больших глиняных кружках.
В помещении было всего четыре столика, и, сев за тот, что стоял в дальнем от двери углу, Суворин заказал пиво со специями и порцию драников со сметаной. Играла негромкая музыка с какими-то средневековыми интонациями, и через несколько минут он, расслабившись и на время позабыв о случившемся сегодня, уже сожалел о том, что никогда не заходил сюда раньше.
— У вас можно курить? — спросил он у двухметрового бармена, которого из-за комплекции можно было бы спутать с вышибалой, если бы не белая рубашка и бабочка.
Тот молча кивнул головой, не прекращая протирать бокалы. Через несколько секунд миловидная официантка поставила перед Панкратом керамическую пепельницу, сделанную в виде лаптя.
Суворин расправился с драниками, сделал большой глоток терпкого пива с горчинкой и закурил. Почему-то не думалось: из головы словно вышибло разом все мысли, и на освободившееся место лезли воспоминания, до сих пор не поблекшие картинки прошлого, которые не дают спать по ночам…
Задумавшись, он совсем позабыл о папиросе, пока она сама не напомнила о себе, опалив ему пальцы. Потушив окурок в пепельнице, Суворин допил пиво, расплатился и поднялся по крутой, непривычно чистой лестнице на поверхность. Солнце уже успело вновь спрятаться за тучи, и настроение Панкрата омрачилось, словно небо над его головой. Теперь идея с приглашением Маши на “романтический ужин” не казалась ему такой удачной, как поначалу.
По дороге домой он заглянул в магазин — надо было хоть как-то приготовиться к сегодняшнему вечеру. Купил бутылку приличного шампанского, коробку шоколадных конфет и кило винограда с апельсинами.
Придя к себе, Панкрат спохватился — сигареты закончились, а новую пачку он так и не купил. Пришлось одеваться и еще раз спускаться в магазин.
Потом он сидел на кухне, курил и согревался горячим кофе. Внутри становилось теплее, и в конце концов он отошел настолько, что начал уже с нетерпением поглядывать на часы — вот уже и без пятнадцати семь, а телефон все молчит.
Маша позвонила в половине восьмого.
— Панкрат, ты не сердишься? — в ее голосе слышались виноватые нотки. — Представляешь, ввалился только что ко мне Полторацкий, скотина! Еле вытолкала, потом пришлось в порядок себя приводить… Все, жди, я такси уже вызвала.
— Жду, — коротко ответил Суворин. — Надеюсь, шеф не станет за тобой следить.
Он положил трубку и отправился в гостиную. Все уже было готово — фрукты в причудливых вазочках и конфеты разместились на небольшом сервировочном столике, только шампанское еще оставалось в холодильнике.
Панкрат вынул из серванта два пузатых бокала на тонких и коротких ножках, подумал и поставил на столик маленькое металлическое ведерко, на две трети залитое янтарного цвета воском, из которого торчал фитилек. Все-таки романтический ужин без свечи — это просто несерьезно.
На улице тем временем начало темнеть. Маше, которая жила на другом конце города, потребовалось еще полчаса, чтобы добраться до его района. Дверной звонок залился переливчатой трелью, когда было уже десять минут девятого.
Подойдя к двери, Суворин машинально глянул в “глазок” — не трусость, но привычка всегда быть наготове. Он совсем недавно заменил в плафоне лампочку, и на площадке было светло. Увидев там Машу, Панкрат снял цепочку, щелкнул замком и отворил дверь.
После этого он лишь услышал громкий хлопок, вслед за которым получил сильнейший удар прямо в лоб и рухнул на пол в прихожей, в падении зацепив висевший на стене телефон.
Оттолкнув в сторону Машу, прятавшую лицо в ладонях, двое парней нехрупкого телосложения ворвались в квартиру Суворина. Один из них был вооружен карабином нелетального боя, из которого и выстрелил только что в голову Панкрата пластиковой пулей. Парни подхватили упавшего хозяина квартиры под руки и потащили в гостиную, где бросили на диван и начали приводить в чувство пинками.
Почти сразу же за этими двоими в прихожую неторопливо вошел тот самый длинноволосый, ведя перед собой Машу, которую он подталкивал в спину стволом пистолета.
Глава 2
Голова звенела и раскалывалась. Во рту чувствовался металлический привкус, затекшая шея болела немилосердно. Особенно его беспокоил лоб: было похоже на то, что в место над переносицей зарядили чем-то вроде парового молота. Или пластиковой пули.
— Что, фраер, крепко тебя приложило? — с притворным участием поинтересовался кто-то невидимый.
Невидимый потому, что Панкрату никак не удавалось поднять веки, словно налившиеся свинцом. Он попробовал пошевелить руками, и онемевшие мышцы тут же пронзила боль. Руки были связаны за спиной. “Хорошо, что наручники не одели”, — пронеслось в затуманенной голове.
— Ты, фраер, не рыпайся лучше, — произнес тот же голос. — От этого тебе только хуже будет.
В подтверждение сказанного последовал короткий тычок в солнечное сплетение, заставивший Панкрата резко согнуться, с шумом выдохнув воздух.
Незваные гости шутить не собирались.
Стиснув зубы, он сам себе пообещал оторвать голову тому, кто это сделал, и медленно, с превеликим трудом открыл сначала левый, а затем и правый глаз.
Обстановка в комнате за то время, что он провел без сознания, изменилась разительно. Пустая бутыль от шампанского валялась на ковре, усыпанном виноградными косточками и апельсиновыми корками. Рядом с Панкратом сидел на диване здоровый бритоголовый парень и меланхолично работал челюстями, пережевывая жвачку. Второй, чуть поуже в плечах, но в стильном кожаном пиджаке, с ухоженной рыжей эспаньолкой, ухмыляясь, глядел прямо в глаза Суворину и доедал конфеты. В руках парень держал полицейский карабин, предназначенный для отстрела боеприпасов останавливающего, нелетального, действия. Предположение Панкрата насчет пластиковой пули получило реальное подтверждение.
В дверях, держа за волосы безропотную Машу, стоял тот самый патлатый, с которым Суворину довелось столкнуться в ресторане.
— Я предупреждал тебя, что на этом все не закончится… — произнес он.
И Суворин тут же вспомнил два бокала в кабинете у Полторацкого и свою фамилию в списках персонала, обведенную красным маркером. Можно было предвидеть появление этих гостей, но он был слишком невнимателен сегодня. Не успел сопоставить, просчитать. А значит, предотвратить.
— Что ты теперь скажешь, боец? — спросил длинноволосый. — Молчишь? Тогда я скажу. Обрисую, так сказать, краткую программу на сегодняшний вечер.
Суворин внутренне напрягся — уж очень ему не нравилась нехорошая улыбочка, появившаяся на лице того, с эспаньолкой, что без слов демонстративно поигрывал карабином. Похотливая, предвкушающая улыбочка.
Он не ошибся в своих опасениях.