Владимир Гриньков - Я – телохранитель
– Моя защита не требовалась,
– Как это не требовалась? – возмутилась Рита. – Бедного водителя так запугали…
– Лично вам защита не требовалась.
Повисла пауза. Девчонки переглянулись.
– Ну хорошо, допустим, – недоверчиво протянула Рита. – Ты охранял меня. Да?
– Да.
– А на водителя тебе, получается, было наплевать?
– Я бы вступился за него, если бы началось что-то серьезное. Но только – если серьезное. У меня есть охраняемое лицо, и меня более всего волнует ваша личная безопасность, а не безопасность тех, кто волею случая временно оказался рядом с вами. Пока вы лично не втянуты в конфликт, я тоже в этом не участвую. Моя задача – не пистолетом всех вокруг пугать, а не допустить того, чтобы вы пострадали.
– Циничная философия, – оценила Рита. – Ты не находишь?
Вопрос был обращен к подруге.
– Все логично, – пожала плечами та.
Признавала правоту Китайгородцева, хотя в глубине души, наверное, хотела, чтобы он и ее защищал тоже. Анатолий испытал некоторую неловкость и сказал, будто извиняясь:
– Наверное, да, это – цинично. Но эмоции тут противопоказаны. У нас несколько лет назад был такой случай. Наш охранник сопровождал клиента в его загородный дом. На шоссе они увидели аварию: автомобиль, перевернутая детская коляска, обезумевшая молодая женщина мечется по шоссе. Дорожная авария по пути следования охраняемого лица – это самый расхожий пример из наших учебников. Останавливаться нельзя, даже если тебе показалось, что лежащая на дороге сбитая женщина – твоя родная мать. Типичная ловушка. Но тут – коляска, женщина в шоке, водитель другой машины стоит над сбитой им коляской на коленях… Клиент приказал остановиться. В результате его расстреляли в упор.
* * *
Через некоторое время Аня вызвала охранника, ' и тот принес бутылку вина. Ей тут явно нравилось, и Китайгородцев подозревал, что сегодняшнее чаепитие завершится очень не скоро.
– А пистолет у вас настоящий? – спросила Аня.
– Да.
– Можно посмотреть?
Анатолий никогда никому постороннему не давал в руки свое оружие. Но не хотелось разрушать хрупкую атмосферу беззаботности, витавшую над их столом. Извлек пистолет из кобуры, вытащил обойму с патронами, протянул пистолет Ане – но оружие вдруг перехватила Рита. По-киношному ухватилась за рукоять пистолета обеими руками, прицелилась в угол комнаты, где стояла никогда, похоже, не видевшая цветов ваза, и «выстрелила»:
– Бах!
– У моего папы тоже есть пистолет, – сказала Аня.
– Газовый?
– Почему газовый? Настоящий.
– Зачем ему настоящий? – удивилась Рита.
Китайгородцев тоже хотел бы знать ответ на тот вопрос.
– На всякий случай.
– Боится, да? Богатые тоже плачут? – хихикнула Рита, у которой, похоже, было слишком хорошее настроение для того, чтобы о чем-то говорить серьезно. – Спит небось с ним в обнимку?
– Почти, – не приняла шутки Аня. – Он все время носит его с собой.
– Ему угрожает опасность? – с показным равнодушием в голосе осведомился Анатолий.
– Он не говорит.
– А сами вы как думаете?
– Все возможно.
– У вашего папы есть враги, Аня?
– Мы никогда не говорим с ним на такие темы.
– И вы никогда не слышали про угрозы в его адрес?
– Нет, никогда. Но жизнь сейчас неспокойная. И он тревожится, я чувствую.
– Он прячется ото всех, – произнесла Рита, и в ее голосе Китайгородцев что-то уловил. То ли насмешку, то ли осуждение.
– Он занят работой, – вступилась за отца Аня.
– Да, но за два дня, что я здесь, он ни разу к нам не вышел. Я даже не знаю, как он выглядит.
– Он действительно очень занят, – сказала Аня. Кажется, она испытывала неловкость за своего отца, хотя его и защищала.
Анатолий спрятал пистолет в кобуру.
– Они заняты! – всплеснула руками Рита. – Они все очень заняты!
Похоже, осуждала не только Аниного отца, но и своего собственного… Да, их родители могли обеспечить своим детям все что угодно, за исключением разве что личного общения. Они покупали дочерям билеты на заграничный лыжный курорт, полностью их экипировали, снабжали деньгами и еще совали при прощании в карман пластиковые кредитные карты – так, на всякий случай, чтоб дочурки ни в чем себе не отказывали… И там, на курорте, эти «два одиночества» встречались, и им было, действительно, так одиноко в этой жизни, что даже по возвращении домой они мечтали о скорой встрече – и встречались, хотя для этого надо было долго трястись в поезде.
– Пусть еще принесут вина, – попросила Рита.
Аня не возражала. Через пару минут все тот же охранник принес бутылку, поставил ее на стол – и удалился.
– А помнишь, как мы на курорте пили грог? – спросила у подружки Рита.
– Да. В первый же вечер.
– Я тогда накаталась… «Накаталась», ха-ха… Нападалась! Впервые на лыжи встала. Там инструктор был еще такой… Бестолковый… Вечером пришла в бар. Скучища! Я – одна… Никогда больше не буду ездить за границу одна! Хорошо, что ты в баре оказалась в тот вечер…
– Да, когда ты ко мне подошла…
– А помнишь того очкарика-немца, который к нам подсел?
Обе засмеялись, одновременно вспомнив.
– Он нас грог учил пить, – смеясь, пояснила Китайгородцеву Рита. – А мы его – русскую водку. Ну, и как ты думаешь, кто из нас троих в конце концов якобы по старинному русскому обычаю лезгинку танцевал?
– Немец, – сказал прозорливый Анатолий.
Раздался общий смех.
– Ага, но он лезгинку на столе танцевал, – добавила Рита. – Бармен, видя это, вообще был в предобморочном состоянии.
* * *
Уже за полночь, когда Аня засобиралась к себе, пошел снег. Крупные хлопья сыпались с неба в полной тишине. Единственный фонарь у входа освещал разбитую накануне машину Аниного родственника. Снег уже присыпал место повреждения, и смотрелась машина очень даже ничего.
– Как нелепо все получилось, – вздохнула Аня, печалясь о случившемся происшествии. – Завтра Андрей Ильич обещал все исправить.
– Он разбирается в машинах? – заинтересовался Анатолий.
– В машинах разбирается автомеханик. У нас тут гараж, – махнула рукой куда-то за деревья. – Андрей Ильич сказал, что за день все поправят.
Неширокая дорожка, ведущая к хозяйскому особняку, была очищена от снега, – но завтра тому, кто счищает снег, придется снова тут поработать.
– Где тут у вас охрана? – спросил у Ани Китайгородцев. – Богданов просил меня не под ходить к дому слишком близко.
– Здесь никого нет. Только в доме.
Они действительно дожгли до порога, никого не встретив.
– Спокойной ночи, – сказала Аня.
– Спокойной ночи.
Девочки расцеловались, и Аня ушла.
– Я тоже не люблю своего отца, – сказала неожиданно Рита.
Анатолий промолчал.
– Вот тебе он заплатил деньги. Ну, не тебе лично, ладно, твоей фирме, этому, как его… Как твоя фирма называется?
– «Барбакан».
– Что за слово такое мудреное?
– Мой шеф долго работал в Польше. У поляков барбакан – это такое укрепление, прикрывающее вход в крепостные ворота. Что-то вроде башни.
– Вот, мой отец заплатил деньги и нанял тебя. И точно так же он и меня нанимает. Тебя – как телохранителя, меня – как дочь.
– Я не понял, – признался Китайгородцев.
– Что тут непонятного? Он оплачивает все мои капризы, а я за это должна быть пай-девочкой, хорошей дочерью. Он мою любовь хочет купить за деньги.
– Но не получается?
– А ты мог бы к кому-то хорошо относиться за деньги?
– Я не знаю.
– А я знаю, – отрезала Рита.
«Ночь, тишина, падает призрачный снег… Выпито вино, и так саму себя жалко – прямо до слез», – Китайгородцев уловил состояние души своей спутницы и молчал, зная, что ничем он ей помочь не сможет. Да и не нужна ей ничья помощь. Бывают моменты, когда человек чувствует себя одиноким, даже если вокруг него множество людей, готовых ему помочь.
* * *
Утром, пока Рита спала, телохранитель решил прогуляться. Вышел из дома. Все вокруг было завалено снегом: деревья, дорожки, разбитый накануне автомобиль… Анин родственник как раз освобождал свое авто от снега.
– Полюбуйтесь, – сказал он хмуро, – что эти подонки натворили!
Повреждения были незначительны, но хозяйское сердце явно обливалось кровью.
– Это поправимо, – ободряюще произнес Китайгородцев.
– Я сейчас в гараж. Не хотите со мною прокатиться?
– Это далеко?
– Сразу за главным домом.
– С удовольствием.
Сели, поехали.
– А я думал, что вы – из тапаевской охраны, – вдруг сказал Анин родственник.
И это так прозвучало, будто он раньше об Анатолии плохо думал, а теперь вот глаза у него раскрылись, – и он даже готов извинения принести… Уловив такие интонации, Китайгородцев немало удивился сделанному им открытию.
– И – что? – спросил он осторожно.
– Ну, решил, что вы – его человек.
